Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ) - Макдональд Росс

— Он ушел летом пятидесятого года. С тех пор я его не видела.

— Не было ли каких-нибудь косвенных доказательств того, что с ним случилось что-то недоброе?

— Совсем наоборот. Он написал мне чудесное письмо. Хотите его увидеть?

— Я уже видел. Значит, вы предполагаете, что он жив?

— Надеюсь, что так. Я молюсь об этом. И верю, что он жив.

— Не пытался ли он с вами связаться с момента своего исчезновения?

— Никогда.

— А вы не ожидаете получить от него какую-нибудь весточку?

— Не знаю. — Она наклонила голову немного набок, напрягая мышцы шеи. — Этот разговор причиняет мне боль.

— Очень сожалею.

— Зачем же вы его продолжаете?

— Пытаюсь выяснить, существует ли какая-то возможность того, что убийцей Пола Граймса был ваш муж.

— Это абсурдная мысль. Абсурдная и отвратительная.

— Кажется, Граймс был иного мнения. Перед смертью он назвал имя вашего мужа.

Она не упала в обморок, но казалось, была близка к этому, побледнев так, что это было видно даже под слоем макияжа. Я поддержал ее за плечи. Ее кожа была холодная и гладкая — как мрамор.

Рико отворил дверь, толкнув ее плечом, и вошел в комнату. Он был очень крепкого телосложения и с трудом помещался в маленькой гостиной.

— Что здесь происходит?

— Ничего, — отозвалась миссис Чентри. — Пожалуйста, Рико, уйди.

— Он на вас напал?

— Нет, нет. Но я хочу, чтобы вы оба ушли. Пожалуйста.

— Вы слышали, что она сказала? — обратился ко мне Рико.

— Вы ведь также слышали. Мне необходимо поговорить с миссис Чентри по одному делу. — Я посмотрел на нее: — Вы не хотите узнать, что сказал Граймс?

— Наверное, я должна это выслушать. Рико, оставь нас одних, ладно? Все в порядке.

Рико явно не был убежден в этом. Он бросил на меня грозный и одновременно обиженный взгляд, как маленький мальчик, которого ставят в угол. Он был очень высокого роста, и на взгляд тех, кому нравятся мужчины с яркой внешностью, мог сойти за красавца. Мне невольно пришла в голову мысль, не принадлежит ли к таковым и миссис Чентри.

— Прошу тебя, Рико. — Это было сказано тоном хозяйки злого сторожевого пса или ревнивого жеребца.

Рико удалился из комнаты, и я закрыл за ним дверь.

— Он давно работает у меня, — пояснила миссис Чентри. — И был сильно привязан к моему мужу. Когда Ричард ушел, он перенес свою привязанность на меня. — Разумеется, — отозвался я.

Она слегка порозовела, но предпочла не развивать эту тему.

— Вы собирались мне сообщить, что сказал перед смертью Пол Граймс.

— Действительно. Он явно принял меня за вашего мужа и сказал: «Чентри, оставь меня в покое». А потом добавил: «Я знаю тебя, сукин сын». Естественно, я сделал из этого вывод, что, может быть, человеком, избившим его до смерти, был ваш муж.

Она опустила ладони, открыв бледное, усталое лицо.

— Это невозможно. У Ричарда не было агрессивных наклонностей. Пол Граймс был его близким другом.

— Я похож на вашего мужа?

— Нет. Ричард был значительно моложе… — Она внезапно замолчала. — Но теперь, конечно же, он значительно старше, ведь так?

— Все мы стареем. Прошло двадцать пять лет.

— Да. — Она склонила голову, словно внезапно почувствовав тяжесть этих лет. — Но Ричард вовсе не был на вас похож. Возможно, только его голос немного напоминал ваш.

— Но Граймс принял меня за Ричарда Чентри прежде, чем я заговорил. Я вообще не сказал ему ни слова.

— И что же это доказывает? Пожалуйста, уходите, прошу вас. Я очень тяжело это пережила. И мне необходимо вернуться к гостям.

Она вышла в столовую. Вскоре я последовал ее примеру. Миссис Чентри и Рико, наклонившись друг к другу, стояли возле уставленного свечами стола и о чем-то вполголоса разговаривали.

Я почувствовал себя незваным пришельцем и подошел к окну. Вдали видна была пристань. Переплетение мачт и канатов напоминало белый зимний лес, полный суровой красоты. Отражавшиеся в стекле огоньки свеч мигали вокруг отдаленных мачт, словно электрические разряды.

X

Я вернулся в большую гостиную. Артур Плэнтер, знаток искусства, стоял возле одной из стен и вглядывался в висевшую на ней картину. Когда я обратился к нему, он не обернулся и не ответил, лишь немного распрямил свою высокую, худощавую фигуру.

Я повторил его фамилию:

— Мистер Плэнтер!

Он неохотно отвернулся от портрета какого-то мужчины:

— Чем могу служить?

— Я частный детектив…

— В самом деле? — Ни на его худощавом лице, ни в выцветших, сузившихся глазах я не заметил ни малейшего интереса.

— Вы знали Пола Граймса?

— Не могу сказать, что я его знал. Мы заключили несколько сделок, очень немного. Мистер Плэнтер скривил губы, словно воспоминание об этом имело горький привкус.

— Больше вы уже не сможете их заключать, — сказал я в надежде, что потрясение сделает его более разговорчивым. — Сегодня вечером он убит.

— Я значусь в списке подозреваемых? — равнодушным, скучающим тоном осведомился он.

— Пожалуй, нет, В его машине найдено несколько картин. Не хотите ли осмотреть одну из них?

— С какой целью?

— Может быть, вам удастся ее опознать.

— Хорошо… — с тем же скучающим видом произнес он. — Хотя я бы предпочел разглядывать вот это. — Он указал на висевший на стене мужской портрет.

— Кто это?

— Как вы не знаете? Это Ричард Чентри… его единственный автопортрет.

Я взглянул на картину внимательнее. Голова мужчины немного напоминала львиную; у него были темные растрепанные волосы, густая борода, частично прикрывавшая мягкий, как у женщины, рот, и глубоко посаженные глаза изумрудного цвета. У меня было такое ощущение, что он излучает силу.

— Вы его знали? — спросил я Плэнтера.

— Как нельзя лучше. В определенном смысле я был одним из тех, кто открыл его.

— Вы полагаете, он жив?

— Не знаю. Искренне надеюсь, что да. Однако, если он жив и продолжает творить, то во всяком случае не показывает свои работы.

— Какие у него могли быть причины, чтобы исчезнуть вдруг таким образом?

— Не знаю, — повторил Плэнтер. — Думаю, он был человеком, переходившим из одной фазы в другую наподобие луны. Возможно, он достиг конечной фазы. — Он окинул взглядом оживленную гостиную, глядя с легким презрением на остальных гостей. — Картина, которую вы мне собираетесь показать, его произведение?

— Понятия не имею. Может быть, вы мне скажете.

Я проводил его к своему автомобилю и при свете фар показал небольшой морской пейзаж, вытащенный мною из кабриолета Пола Граймса. Он осторожным движением взял его из моих рук, будто демонстрируя, как следует обращаться с картинами.

— К сожалению, это очень скверная картина — сказал он, осмотрев ее, — Со всей уверенностью можно заключить, что ее писал не Чентри, если именно это вас интересует.

— А не можете ли вы сказать, кто ее автор?

Он ненадолго задумался.

— Им мог бы быть Джейкоб Уитмор. И если это так, то картина принадлежит к очень раннему периоду его творчества; она исполнена в довольно неуклюжей реалистической манере. Бедный Джейкоб вобрал в свое творчество всю историю современной живописи, только опоздал на целое поколение. Он добрался до сюрреализма и уже перед самой смертью открывал для себя символизм.

— Когда он умер?

— Вчера. — Плэнтера явно позабавил шокирующий характер этого сообщения. — Я слышал, что он заплыл в море где-то в районе Сикамор Пойнт и с ним случился сердечный приступ. — Он устремил задумчивый взгляд на картину, которую держал в руке. — Интересно, что собирался с ней делать Граймс. Цены на картины хорошего мастера часто поднимаются после его смерти. Но Джейкоб Уитмор не был хорошим художником.

— A eгo картины не напоминают произведения Чентри?

— Нет. Нисколько. — Он испытующе посмотрел на меня: — А почему вы об этом спрашиваете?

— Мне говорили, что Граймс относился к категории людей, которые способны продать и поддельную картину.