Ричард Пратер - Странствующие трупы
Я обратил внимание на то, что она вновь заговорила голосом маленькой девочки, стоило мне упомянуть о своем «нападении» на нее. Очевидно, решила продолжать прежнюю игру. Напрасные старания. Даже если бы я продолжал верить, что она приближается к своему восемнадцатилетию, я бы все равно не сомневался, что она развита не по годам и использует приемы самоуверенной, весьма опытной женщины.
— Ну что ж, — произнес я горестно, — похоже нам больше не о чем говорить.
Она скромно опустила глаза, потом снова взглянула на меня.
— Вы всегда купаетесь нагишом, дорогая? — спросил я у нее.
— Да. Кроме меня, этим бассейном никто не пользуется по ут…
Она не договорила, задумавшись. А думать она умела.
— Так плавать куда приятнее. Стану постарше и откажусь от этого удовольствия.
— Я тоже думаю, что такое себе разрешают только молоденькие девушки.
— Говорю вам, что такое купанье доставляет большое удовольствие. Совсем другое ощущение.
— Послушайте, Зазу, мне что-то тоже захотелось прыгнуть в воду. Здесь достаточно места для двоих. Почему бы и мне не познакомиться с… этим ощущением?
— О, Господи, не надо!
Это у нее получилось ненатурально: у нее не было времени на подготовку.
— Я не стану заплывать на вашу половину бассейна… Постараюсь этого не делать.
Она опустила глазки, потом подняла их на меня и кокетливо отвела в сторону.
— Зазу, — попросил я ласково, — поднимитесь наверх.
— Что?
— Поднимитесь по лестнице. Нет, не до самого верха. Чуть-чуть, на пару перекладин.
— Зачем?
— Я вам скажу, когда вы поднимитесь ко мне, я вам прошепчу.
Она сощурила глаза и чуть вытянула вперед губы. Передо мной был капризный ребенок. Что ж, выполнено безукоризненно.
— Вы вовсе не должны мне ничего говорить. Я… ммм… не хочу знать.
По-моему, она уже догадалась.
— Вверх по лесенке. Ну же, раз, два.
— Я не…
— Ну что ж, в таком случае придется нырять мне!
Она начала подниматься.
— Прекрасно, — похвалил я, — достаточно. Ведь мы не хотим переусердствовать, не так ли?
Вода скатывалась с ее бедер, струилась с больших белых грудей. Я наклонил голову в сторону, потом в другую.
— Именно так я и думал. Как мне кажется…
Я понизил голос до шепота:
— Вроде бы 38–21–36–22.
Карие глаза смотрели на мои губы.
Она тоже шепотом повторила:
— 38–21–36…22. Что же такое 22?
— Вы прекрасно знаете, что это означает!
Глава 6
Я возвращался назад в Лос-Анджелес, опустив верх своего «кадиллака», ветер охлаждал мое лицо. Время от времени я улыбался. Зазу вспыхнула, да еще как, даже грудь порозовела. Стала такой же, как дом ее отца. Нет, это заявление я беру назад. Цвет был вовсе не таким вульгарным.
Поел я на Стрипе и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Сэмсону и сообщить о Верме и обо всем остальном. Мне не хотелось ехать в полицейское управление, так как в этом не было особой необходимости.
Сэм поинтересовался, как реагировал Александер. Я ответил:
— Сама любезность и благожелательность. Он не питает зла к человеку, который всадил четыре пули в Гизера. Живи сам и не мешай жить другим. Беспокоиться не надо.
— Скверно.
— Можешь мне не говорить. Если бы он бушевал и ругался, я бы чувствовал себя гораздо спокойнее.
— Мы получили сведения о том, что что-то определенно готовится. Шелл, решительно все, что тебе удастся разнюхать, сообщай сразу же, хорошо? Даже если это не кажется важным.
— Конечно, Сэм. А все, что требуется от тебя, это всунуть кляп в рот Биллу Роулинсу, прежде, чем он его раскроет…
— Слишком поздно.
— Слишком поздно?
— Вот именно.
— Я этого боялся.
— Могу тебе сказать, Шелл, что я очень беспокоился.
— Я тоже. Уж этот Билл. Нельзя ли его упрятать за решетку?
— Ох, заткнись! Мы получили сообщение от пары наших информаторов, что Домейно и его парни что-то собираются организовать сегодня или завтра, одним словом, очень-очень скоро. Александеру это понравится не больше, чем убийство Дайка… Если в знать, что именно, возможно, нам бы удалось остановить. Но пока мы ничего не знаем.
— Вы не задержали никого из молодчиков Домейно?
— Не можем их найти. Это тоже беспокоит меня. Их нет ни в одном из злачных мест, где они обычно слоняются.
— Странно. Я спросил Александера, где смогу их найти, он ответил, что не знает. Более того, я верю ему. Еще кое-что, Сэм. Вчера Александер отдал распоряжения относительно похорон Гизера, и я видел соответствующие объявления в газетах. А когда я упомянул об этом Александеру, тот, как мне показалось, переполошился. Очевидно, он не предполагал, что газеты так быстро поместят это. Возможно, если не вероятно, что банда Никки намерена показаться там.
— Естественно, мы думали об этом… Лично я в этом сомневаюсь, но на всякий случай поблизости будут находиться две радиофицированные машины. Кроме того, я лично сообщил Александеру, что полиция будет присутствовать, если не внутри во время отпевания, то снаружи, и что появление вооруженных людей на похоронах категорически запрещено. Это требование распространяется на всех без исключения.
— Ну что ж, я попробую кое-что выяснить по своим каналам. И если что-то подцеплю, сразу же позвоню тебе.
— Заходи, коли будет время. Кое-кто из твоих друзей хочет с тобой поговорить.
Я повесил трубку.
К десяти часам вечера я совершенно обессилел. Не из-за беготни, но главным образом потому, что ничего не происходило. Это обескураживало и одновременно настораживало. Я проехал на машине не менее пятидесяти миль, разговаривал со своими осведомителями, стараясь выяснить, где находится Никки Домейно и члены его банды, но никто ничего не знал.
Был понедельник, а по понедельникам «Джаз Пэд» бывает закрыт.
В десять вечера я отдыхал у себя дома с бокалом спиртного в руке, ломая голову над тем, что творится, чего следует ожидать. В том, что произойдет что-то весьма неприятное, я не сомневался.
Зазвонил телефон.
Я потянулся к трубке, схватил ее и произнес традиционное «алло?»
— Скотт?
— Да.
— Это Мэт Омар.
Я выпрямился. Впервые кто-то из людей Александера звонил мне.
— Что случилось? — спросил я.
Он начал ходить вокруг да около, говорил о моем визите к Александеру сегодня утром. Наконец я не выдержал:
— Прекратите. Вы позвонили мне из каких-то соображений, Омар. Так объясните, в чем дело.
Он тяжело вздохнул в трубку.
— Да-а. О'кей.
Его голос звучал странно, но это был нормальный, холодный и собранный Мэтью Омар. Говорил он тоном выше, напряженно, как будто нервничал, был взвинчен или чего-то опасался.
— Дело в Алексе, — сказал он. — Я жду его у себя с минуты на минуту. Поднимется черт знает что, как только…
Мне было слышно его тяжелое дыхание.
— Что там с Сирилом?
Снова молчание, но было слышно, как он тихонько ругается, как дышит. Интересно, что он пытался сообщить? А потом я услышал, как нас разъединили.
Я положил трубку и подождал.
Тишина.
Я не знал, откуда звонил Омар, но мне было известно, что он жил вместе с Корком в маленьком домике в Голливуде, в районе Пайнхерст Роуд. У меня в спальне в записной книжке был его адрес и номер телефона. Я поднялся, но тут снова раздался звонок.
Я схватил трубку:
— Омар?
— Кто? Это вы, Шелл?
— Да. Кто это?
— Билл. Билл Роулинс.
— Вы все еще дежурите?
— Они вызвали меня обратно, когда я уже ехал домой. Вернее, Сэм, он еще у себя.
— Что-то случилось?
— Можно сказать, что да. Мы нашли Джея Верма. Его только что застрелили.
— Будь я проклят! Дело плохо?
— Для него да, он убит.
— Где это случилось?
— «Маделяйн». Высоко, в одной из фешенебельных квартир на крыше небоскреба.
Это был шикарный многоквартирный дом в северном Голливуде. Совсем не то место, где, по-моему, должен был жить Верм.
Роулинс продолжал:
— Я отправился туда и звоню уже отсюда. Сэм говорит, что вы захотите приехать и посмотреть, поскольку знаете их обоих, Верма и девицу, которая уверяет, что застрелила его.
— Девица?
— Да. Лилли Лорейн.
— Я выезжаю.
Когда я прибыл туда, эксперты все еще работали. Роулинс и детектив по имени Госс, оба в гражданской одежде, стояли рядом возле бара из темного дерева, отделанного темной кожей, и разговаривали. За ними через стеклянную стену сверкали и переливались миллионы огней Голливуда. Комната была выдержана в светлых тонах: светло-серые стены, серый, но посветлее ковер, тяжелая темная мебель, голубоватый диван справа у стены. На диване сидела Лилли, изредка всхлипывая. Возле нее сидел третий полицейский в гражданской одежде и что-то негромко ей говорил.
