Борис Бабкин - Когда закон бессилен

—    Выйди, тварь! — открывая дверцу, Волошин чувствительно ткнул Федора стволами в задницу.

—    Спасите! — истошно закричал Федор. — Ка­раул! Спасите!

—    Вылазь! — услышали подбегающие люди. — Или убью!

Федор, пятясь задом, выбрался из машины и, не разгибаясь, вскинул руки.

—     Бей его, мужики! — взмахнув ломом, крикнул здоровяк.

—    Стоять! — выстрелом под ноги бросившимся вперед сельчанам остановил их Дмитрий.

—    Вперед! — он толкнул прикладом сгорбивше­гося Федора. Затравленно оглянувшись, тот семеня­щими робкими шагами вышелв свет фар.

—    Повернись! — потребовал Дмитрий. Тот мгно­венно развернулся.

—    Я сдаюсь! — воскликнул он. — Пусть меня судят.,.

Попавший в грудь жакан бросил его тело назад. Быстро перезарядив ружье, Волошин дуплетом ударил по мертвому телу Федора. Не сговариваясь, мужики крепко, но осторожно схватили его и отняли ружье. Дмитрий заплакал.

—    Митрий, — не зная, что сказать, положил ему руку на плечо один из мужиков. — Не надо, слышь? Мы все за тебя горой будем. Скажем...

Договорить ему не дал громкий, похожий на вой лесного зверя крик Волошина.

—    Ну вот и все, — вздохнув, Ирина посмотрела на стоявших рядом с кроватью Валентину Анатольев­ну и ее дочь. — Спасибо вам. Я...

Не договорив, заплакала.

—    Не плачь, милая, — Валентина Анатольевна коснулась губами ее щеки. — Все будет хорошо. Ты верь в это. Вера в добро всегда помогает человеку.

— Ну вот и все, капитан, — вздохнул Басов. — Кончили мы этого гада.

—     Его Граф пристрелил, — поправил его Феок­тистов. — Тот обещал вывести его. А он не пошел. Знаете, — поморщившись, он осторожно дотронулся до перебинтованной груди. — Мне кажется, он и пришел, чтобы умереть. Жил по-звериному, а Погиб все-таки по-людски.

—    Ага, — насмешливо кивнул Басов. — Только чуть тебя с собой не прихватил.

—    Да в порядке я буду, — скривился в улыбке Сергей. — Спасибо Валентине Анатольевне, если бы не она, добил бы он меня.

—    Она уже уехала? — спросил подполковник.

—    Наверное, — вздохнул капитан. — Пошла к Иринке попрощаться. У Ирины что-то с плодом.

—    Ты совсем рехнулся, — рявкнул Басов. — «С плодом», — насмешливо повторил он. — Какой, на хрен, плод? Тебе что, ребенок — это яблоко, что ли? — махнув рукой, уже серьезно продолжил. — Все нормально будет. Родит. Русская баба здоровая. Во время войны уж на что плохо было, и то рожали. А если и нет, то неужели такая красавица мужика не найдет? Если не для жизни, то хотя бы, чтобы ребе­ночка сделал. Слышь, капитан, — вдруг пытливо по­смотрел он на Сергея. — А ты взял бы да и женился на Ирке. Мужик ты тоже вроде ничего.

—    Спасибо, — усмехнулся Феоктистов, — за та­кую оценку. А что? — немного подумав, прошептал он, — это неплохая мысль.

—     Конечно, надо было раньше за Зяблова брать­ся, — вздохнул прокурор. — Но он ведь ни малей­шей зацепки не давал. Сначала я был о нем неплохо­го мнения. Молодых парней для службы в армии готовил. На рынке и дискотеках они за порядком следили. Правда, после того, как его сводная сестра заявила, что он повинен в гибели сына, и стреляла в него, я стал смотреть на Зяблова по-другому. Конеч­но, лучше, если бы всего этого не было, — со вздо­хом добавил он. — Но предпринять против него что- то было бы противозаконно.

—    Мне Басов вот что сказал, — тихо проговорил сидевший перед Ивачевым за столом плотный пол­ковник: — «Когда закон бессилен, чтобы помочь ему наказать виновного, приходится самому нарушать его».

Достав папиросу, размял ее пальцами.

—    Что с Волошиным решили? — спросил пол­ковник.

—    Освободили его, — улыбнулся прокурор, — необходимая самозащита. У всех троих были пистоле­ты. В общем, обвинение с Волошина снято.

—    Почему он раньше молчал? — удивился пол­ковник. — Ведь скажи он номер сразу..:

—     И что? — вопросом перебил его Ивачев. — Деньги папаши Федора Редина могли бы замять дело. Ну и что из того, что его машина там стояла? Что ему предъявить смогли бы? Да ничего. Он имеет право останавливаться на трассе там, где хочет.

—    Вообще-то ты прав, — кивнул полковник.

Швед с замотанной грудью, лежа на кровати, бе­зучастно смотрел в окно. О марлю, которой было затянуто окно, билась муха.

«Вот так и многие живут, — неожиданно подумал Швед. — Бьются обо что-то, не пытаясь искать вы­ход рядом». Он горько улыбнулся. Теперь ему придет­ся жить с сознанием того, что он убил троих, пусть и очень плохих, но все же людей.

—    Да я просто поставил точку на их злодеяни­ях, — по-книжному вслух возразил он себе, — пото­му что сколько жизней и судеб они еще сгубили бы, прежде чем сдохли.

Швед улыбнулся. За трупы беспокоиться не было причин. Утром заходил Мальчик. Он сделал все, как надо. На даче трупы двоих убрали нанятые уголовни­ки. Он забрал тело Стаса с квартиры жившего за границей друга Шведова. Вспомнив, извинения груп­пы захвата, Альберт усмехнулся. Он говорил, что при­нял их за напавших на него людей Соковой. Хотя думал Альберт совсем другое. Он сразу признал в пытавшихся скрутить его людях сотрудников угро и сопротивлялся потому, что подумал — это засада на отца. Но оказалось, что нет. Отец навещал его нынче утром, ему сломали правую руку и снова треснули сломанные ребра. Он лежал в соседнем отделении. Как сообщил отец, с Галей полный порядок. «Она очень благодарна нам, — сказал он. — И обязатель­но придет нас проведать вместе с Павликом».

—    Привет, — услышал он от двери голос отца.

 — Здорово, отец, — улыбнулся Швед. Знамен­ский растерянно замер в дверях.

—     Как ты сказал? — осипшим голосом спро­сил он.

—    Отец, — засмеялся Швед. — Или ты отказы­ваешься от меня?

—    Здравствуй! — оттеснив Знаменского, в палату вошла Галя.

—    Низкий поклон владелице банка «Растогин и К°», шутливо приветствовал ее Альберт.

—    Перестань, — нахмурилась она. — Я не знаю, как мне быть. Наверно, отдам все кому-нибудь, кто в этом понимает. Ведь есть в Москве честные банки­ры? — с надеждой спросила она.

—    Обязательно, — поддержал ее Швед. — Толь­ко надо найти того, — он взилянул на задумавшегося отца, — кого нет в списке Растогина.

—    А списка уже нет, — покачал головой Знамен­ский. — Сжег я его к едрене фене.

—     Павлик! — воскликнул Альберт, увидев выгля­дывающего из-за спины матери мальчика. Здоро­во! Иди сюда.

Павлик взглянул на мать и робко подошел к кро­вати.

—    Ты чего такой насупленный? — спросил Аль­берт.

—    Вовке из соседнего подъезда папа воздушное ружье купил, — вздохнул мальчик.

—    И всего-то? — засмеялся Альберт. — Вот я из больницы выпишусь, мы тебе тоже купим. И вооб­ще, — погладив мальчика по волосам, твердо прого­ворил он, — купим тебе все, что захочешь.

—= Можно я буду звать тебя папой? — с надеж­дой, глядя на него не по-детски серьезными глазами, тихо спросил Павлик. Швед растерянно взглянул на вспыхнувшую от смущения Галину. Услышав горький вздох мальчика, Швед весело улыбнулся.

—    А как же ты еще должен меня называть?

—    Вот это здорово! — притянув к себе вконец смущенную женщину, обрадовался Знаменский. — Я буду самым хорошим дедушкой в мире! Тебе дед нужен? — он присел, отставив в сторону загипсован­ную руку, и посмотрел на Павлика.

—    Конечно! — радостно воскликнул мальчик. — Я и так всем говорю, что меня мой деда спас. Он сильный и дерется, как Брюс Ли.

—     Не надо ничего говорить, — тихо сказала Га­лине Альберт. — Просто ответь, ты согласна стать моей женой?

—    Но, Альберт, — вздохнула она, — все не...

—    Я же просил, — перебил он, — не надо лиш­них слов. Итак?

Бросив на него быстрый взгляд и переведя заго­ревшиеся надеждой глаза на увлеченно беседующих Знаменского и сына, она молча кивнула.

—    Ты куда, Валюта? — спросила Валентина Анатольевна собиравшуюся выходить дочь.

—    Я скоро вернусь, — улыбнулась она. — У меня для тебя есть приятный сюрприз.

—    Значит, Граф не зря поставил крест на подо­шве, — отложив машинописный лист, проговорил поджарый капитан милиции.

—     Но он же не сам застрелился, — возразил худощавый мужчина в штатском, — хотя намутил во­ды, — признал он. — Мы его в Москве ждем, а Граф в Саратове с мафией воюет.

—     Вы понимаете, что делаете? — спросила Ва­лентину пожилая женщина.

—     Становлюсь матерью, — улыбнулась она. — Если вас волнует, смогу ли я обеспечить настоящее и будущее моего ребенка, то, по-моему, это уже обсуж­дали вышестоящие инстанции и пришли к выводу, что могу. Или вы другого мнения?

—    Но, Валентина Ивановна, — вздохнула жен­щина. — Я все понимаю, однако постарайтесь выслу­шать меня спокойно. Вы одна. И поэтому...