Гоп-стоп по-испански - Александр Чернов
Майор недаром был профессионалом в делах, касающихся преступлений, а потому без околичностей задал именно тот вопрос, ответ на который дал бы нам ясно понять, виновен ли в убийстве Яриловой ее, как оказалось, любовник или нет:
— Какие улики указывали на то, что убийство совершил другой человек, на основании которых тебя отпустили?
— Я не знаю английского языка, — задумчиво проговорил Замшелов, оглаживая бородку «а‐ля Владимир Ильич», — а потому не могу точно сказать, о чем переговаривались полицейские, но из фраз переводчицы, консула и его помощницы, которые тоже находились в полиции, я понял, что в комнате, кроме моих следов обуви, были еще чьи‐то, более того, эти же следы обнаружили и на полу в ванной комнате, где преступник в раковине мыл после совершения убийства руки. Моих следов в ванной не было, потому что я туда не заходил. Кроме того, преступник действовал в резиновых перчатках, но их нигде не обнаружили, скорее всего, он забрал их с собой.
Бурмистров пожал плечами.
— Перчатки можно было спустить в унитаз, — скептически заметил он.
— Ну, таких тонкостей я не знаю, — парировал Замшелов и вспомнил: — Да, еще же записка. Я оставил ее в своем номере, и полицейские записку нашли. Написана она не моей рукой, что подтвердила почерковедческая экспертиза, и не рукой Надежды. Образец ее почерка нашли в записной книжке женщины. Значит, написал кто‐то из вас. — Он вдруг осклабился, сообразив: — Слушайте, выходит, если у вас взять образец почерка, можно определить, кто написал записку, и тем самым вычислить убийцу?
— Не думаю, — покачал головой Бурмистров. — Возможно, убийца кто‐то из нас, но записку мог написать и не он.
— То есть? — удивился я. — Кто‐то со стороны?
— А почему бы и нет? Не дурак же преступник, чтобы писать записку своей рукой и подбрасывать ее тому, кого подставляет под убийство. Тогда он совсем какой‐то примитив. А мы имеем дело с хитрым, умным, изворотливым человеком. Так что наверняка он попросил кого‐то написать, может быть, шутки ради, а может быть, заранее заготовив такую записку, узнав о ваших с Надеждой отношениях. Ну, это во‐первых, а во‐вторых, наши почерки наверняка проверили, ведь образцы есть на ресепшен, где мы заполняли гостиничные карточки.
— Так что же, у нас опять нет убийцы? — возмутился «селадон».
— Отчего же, наоборот, — неожиданно хрюкнув, произнес Бурмистров. — У нас подозреваемых целая куча: я, ты, Николай, Игорь и Алина.
— Что, и Алина на подозрении? — возмущенно-изумленно воскликнул я. — Ведь последняя жертва — ее тетя!
— Эх, Игорь! — проговорил Бурмистров с таким видом, будто сожалел, что я родился на свет таким наивным простофилей. — Бывают случаи, когда дети родителей убивают, а уж когда родители детей, и не счесть. Что тут про теть‐то говорить.
— И все же мне не хочется, чтобы ты голословно обвинял девушку в убийстве ее тети, — упрямо и недовольно сказал я. — Это непрофессионально.
— Согласен, — признал свою ошибку Бурмистров. — А чтобы не быть голословным, давайте выясним, кто где находился на момент убийства Яриловой. С тобой все понятно, — махнул он рукой на Замшелова как на безнадежно потерянного для следствия подозреваемого. — Полиция выяснила, где ты был и что делал во время убийства Надежды. А вот где в этот момент находился ты? — повернул он голову к Гуляеву.
Этого стареющего «селадона» трудно было смутить, но на этот раз он, кажется, стушевался.
— Ну‐у, где находился… Известное дело, где… в номере. Мы же с тобой, Миша, после пляжа вместе на обед ходили, а потом поднялись на пятый этаж и сразу разошлись по своим номерам.
— Так, понятно, — проговорил майор так, будто только что застукал Гуляева за нехорошим занятием, например, уничтожением улик на месте преступления. — Значит, алиби на момент убийства у тебя нет, — больше утверждая, чем спрашивая, подытожил он.
— Ну, нет, — неуверенно произнес Николай и тут же заносчиво спросил: — А у тебя самого‐то оно имеется?
— Я, как и ты, — никак не реагируя на выпад Гуляева, ответил Бурмистров, — был у себя до тех пор, пока из номера женщин не раздались крики Валерия Замшелова, и подтвердить, что я находился в своей комнате, никто не может. А где был ты, Игорь? — в упор взглянул на меня майор.
Я выдержал суровый взгляд мента, привыкшего раскалывать преступника, и спокойно признался, не в совершении преступления, конечно, а в своей связи с самой красивой девушкой турецкого побережья.
— После обеда мы с Алиной гуляли по окрестностям отеля, потом по городу, а потом ели в моем номере купленные в супермаркете персики. Затем Алина ушла, а я остался у себя.
Мое заявление о связи с Алиной вызвало у всех присутствующих в номере Бурмистрова удивление, что было написано на их лицах. Бурмистров даже вышел из сонливого состояния и живо спросил:
— С Алиной?! У вас с Алиной завязались отношения?
— А ты что, из полиции нравов, чтобы интересоваться такими вопросами? — парировал я, пресекая какие‐либо дальнейшие расспросы относительно интимной стороны наших отношений с Милушевой.
— Да нет, мое какое дело, — с фальшивым безразличием проговорил майор, хотя по глазам его, в которых светилось любопытство, было понятно, что он был бы не прочь расспросить о наших с Алиной отношениях поподробнее. — Главное, что вы в интересующий меня момент были вместе и можете подтвердить алиби друг друга.
— Хм, — проговорил я и потер ладонью подбородок. — Вот этого‐то как раз мы подтвердить и не можем, потому что незадолго до того, как Валерий стал ломиться в двери номера женщин, мы с Алиной
