Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть
Сципионе насвистывал все бодрее. Это был веселый малый, полный южного жизнелюбия. Он весь так и излучал здоровье, глаза светились радостью жизни.
Открыв ворота, он по тропинке направился к лачуге могильщика, стоявшей за живой изгородью из кипарисов. Крохотный домишко не превышал размеров соседних склепов. Еще на ходу Сципионе обдумал ход допроса. Не стоит старику угрожать. Достаточно жесткого взгляда и ощущения скрытой силы. Остальное можно просто продиктовать. Он постучал и вошел.
Могильщик Карло Фрутелли сидел за кухонным столом, но не один. Напротив него, раскрыв потертый блокнот и довольно улыбаясь, сидел доктор Риккасоли.
11. Разгорается
На следующий день в половине десятого сэр Джеральд Уэйл, войдя в здание консульства, сразу попросил телефонистку соединить его с одним номером в Риме, а сам потом заперся в кабинете.
Когда зазвонил телефон, он долго беседовал с кем-то по имени Колин, но получил только несколько нейтральных ответов. Наконец не выдержал:
— Будь так добр понять меня. Если Комбер не работает на нас, то я хотел бы знать, в чем дело, и как можно быстрее. Сегодня вечером ко мне явится местный полицейский начальник, он будет требовать, чтобы Комбер немедленно покинул Флоренцию.
Повесив трубку, он вытер потный лоб, потому что уже с утра стояла ужасная жара, и приготовился принять первых посетителей. Ими оказались не кто иные, как Фелиция Брук и мисс Плант. Обе были настроены крайне воинственно.
— Если бы со мною посоветовались с самого начала, — заявила мисс Плант, — ничего такого случиться просто бы не могло. Вы допустили, что мистер Брук стал жертвой политических махинаций. Мои итальянские друзья утверждают, что, если он будет осужден, прокурору Риссо обеспечено место в муниципалитете. А этот Риссо — крайне неприятный и надутый выскочка.
— До чего же мы дожили, если наши соотечественники превращаются в агитационный материал? — поддержала ее мисс Брук.
— К сожалению, я не знаю, как…
— И кроме того, в среде нашей британской колонии упорно твердят, что вы сами посоветовали Роберту Бруку сознаться. Этого, конечно, не могло быть, но ведь нет дыма без огня…
«Ах, дьявол…» — сказал сэр Джеральд. Произнес это про себя, когда дамы уже ушли, схватил свою мягкую бурую шляпу, мягко говоря, специфического британского фасона и отправился в тюрьму «Мурата». Домой он вернулся довольно поздно. Элизабет ждала его с обедом.
— Ты его видел? — спросила она. — Как он? Как вообще дела? Что ты думаешь о Риккасоли?
— Прежде чем я отвечу хоть на один вопрос из четырех, хочу коктейль с джином, — сказал консул, падая в кресло и утирая пот со лба.
— Он перед тобой. Так что не тяни.
— Я говорил с Бруком, все в порядке, настроение нормальное. Меня даже это испугало.
— Испугало?
— Да, испугало. Если кому-то угрожает серьезная кара, он должен хоть чего-то опасаться. А Бруку все равно. Можно подумать, что он даже рад стать мучеником.
— Ты его не понимаешь. Только потому, что не подает виду…
— Подает или не подает, но, по-моему, такая апатия — дай Бог, чтобы я ошибался, — напоминает тоску по смерти.
Элизабет, пораженная, уставилась на него:
— Ты это серьезно?
— Конечно. Полагаю, с ним что-то случилось после гибели жены и неродившегося ребенка. Нечто непоправимое. Он как часы, у которых лопнула пружина. Нет, это сравнение не годится. Когда лопнет пружина, часы перестают идти, но с Бруком все иначе. Внешне с ним все нормально, кроме редких приступов амнезии. Но внутри у него что-то умерло.
— Не умерло, — сказала Элизабет. — Только застыло. Со временем оттает.
— Дай Бог, чтобы ты была права. — Сэр Джеральд выпил коктейль и подал стакан дочери, которая налила ему снова. Потом они надолго дружно погрузились в молчание. — У него новый адвокат, но это ты уже знаешь, да? Я встретился с ним в тюрьме, и мы пошли к Бруку вместе.
— Что ты о нем думаешь?
Сэр Джеральд рассмеялся.
— Оригинал. Почти все время, что мы там были, они с Бруком беседовали о музыке.
— О музыке?
— Спорили, звучит один пассаж в какой-то сонате Бетховена «да-ди-ди-да» или «да-да-ди-да».
Элизабет заметила:
— Ну, он хотя бы отвлекся.
— Риккасоли, кажется, неглуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно почему. Он сходил к врачу.
— Какому врачу?
— К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком.
— И он это сделал?
— Не сделал, — сказал сэр Джеральд. — Не сделал, потому что до врача вообще не дошел.
* * *В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь. Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь, и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.
— Что вам?
— Я имею честь беседовать с синьоритой Марией Кальцалетто?
— Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала.
Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на нее с деланным равнодушием:
— Надо же, адвокат. Что вам угодно?
— Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда.
Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир.
— К сожалению, у меня нет сдачи.
— Не беспокойтесь, — шепнул Риккасоли.
— Спа-спасибо. — Она отвела глаза.
Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана еще одну визитку, перевернул ее и тонким золотым пером написал на обороте: «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера».
Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк.
— В чем дело? Кто это был? — спросил он.
— Какой-то адвокат. — Она показала ему первую визитку Риккасоли. Вторая уже исчезла. Банкнота тоже.
— Чего он хотел?
— «Чинзано».
— Зачем такой шишке заходить выпить в такую дыру? И почему он тебе дал визитку?
— Может быть, ищет клиентов.
— Или ты лжешь, — заметил здоровяк.
— А что мне с этого?
Здоровяк задумчиво взглянул на нее. Что-то в ее тоне ему не понравилось.
— Ты что задумала?
— Не делайте из мухи слона, — сказала Мария.
— Ну, смотри. — Здоровяк, опершись поудобнее на стойку, наклонился к ней. — Потому что, если ты вдруг сделаешь какую-то глупость, мне доставит большое удовольствие проучить тебя так, что до самой смерти не забудешь. До самой смерти.
* * *Солнце палило немилосердно, когда доктор Риккасоли направился по Виа дель Мальконтенти к мосту Сан-Никколо, на котором новая элегантная балюстрада уже сменила прежнюю, снесенную наводнением, перешел его и пересек тихую, тенистую Виале Микеланджело, где стоял дом Брука, там он постоял несколько минут, прищурив глаза и покачиваясь на каблуках. Потом вдруг решился и вместо дома Брука вошел к его соседям.
Толстый сенбернар обнюхал его штаны. Риккасоли нервно улыбнулся ему и нажал кнопку звонка.
— Синьора Колли?
— Да. Бенито, лежать! Не беспокойтесь, он не тронет.
— Разумеется, — сказал Риккасоли. — Похоже, он очень дружелюбен. — Достав визитку, подал синьоре Колли. — Позвольте представиться. Друзья синьора Брука поручили мне его защиту.
— Ах, бедный синьор Брук! О нем всё лгут, всё лгут, он такой добрый, хороший, вежливый человек! Как только кто-то мог подумать, что он способен на такое?
— Я очень рад слышать это от вас, синьора Колли. Сам я, разумеется, разделяю ваше мнение, иначе не взял бы на себя это дело. Но есть одна мелочь, в которой вы мне можете помочь.
— Сделаю все, что в моих силах. Абсолютно все.
— Касается это вашего пса.
— Бенито?
— Да, Бенито. Скажите, у него хороший сон?
Синьора Колли удивленно взглянула на адвоката, потом на Бенито, который издал звук, подобный старческому кашлю. Потом сказала:
— Да, он спит крепко. Как видите, стройным его не назовешь. Хорошо ест и крепко спит.
— И ночью не лает?
— Почти никогда… но подождите, теперь я вспоминаю. В ту ночь, когда случилось несчастье, лаял как ненормальный.
— Я бы хотел кое-что уточнить. Лаял всю ночь?
— Нет, конечно, нет. Мы рано ложимся спать, в половине одиннадцатого уже в постели. А он лаял так где-то с час. Потом муж спустился вниз, поговорил с ним, и Бенито перестал.
