Александр Андрюхин - Искушение Кассандры
— Куда вы направились дальше?
— К себе в кабинет.
— Сразу направились в кабинет?
— Нет, не сразу. В коридоре лежал труп, и я боялась пройти мимо него. Поэтому я спустилась в туалет. Это уже потом, когда я поднималась, встретила на лестнице Аллу Григорьевну.
— Откуда же вы узнали, что она пришла раньше вас?
— Мне сказал об этом милиционер.
Следователь помолчал, подумал, собачьим чутьем уловив, что здесь что-то не то. И вдруг неожиданно спросил:
— А что вы можете сказать о Локридском?
Катя пожала плечами.
— Практически ничего. Мы с ним особо не сталкивались. Так, старикашка как старикашка.
— Но ведь вы были свидетелем скандала со Смирновым.
— Это из-за Берии? — улыбнулась Катя. — Было такое, помню. Когда привезли восковые фигуры, сторожа позвали помогать разгружать и распаковывать экспонаты. Локридский был недоволен, что его привлекли к общественным работам. Сначала он ворчал типа того, что такелажником не нанимался и что за разгрузку ему должны платить дополнительно. Затем, видя, что его недовольство не дошло до ушей администрации, сорвал досаду на Берии.
— Как это проявилось?
— Обычно. Сначала ругался, потом стал размахивать кулаками. Мы все смеялись, думали, что Локридский шутит. Оказывается, нет. Чем больше мы смеялись, тем больше он распалялся. Потом вдруг подошел к фигуре и плюнул ей в лицо. Олега, конечно, это возмутило. Он схватил Локридского за грудки и вытащил в коридор. Там они чуть не подрались. Если бы Алла Григорьевна не выбежала за ними и не разняла, то сторож бы точно ушел домой с фингалом.
— Ну и чем все это закончилось?
— Тем, чего Локридский и добивался. Его отстранили от дополнительной работы…
— То есть, по-вашему, Локридский затеял скандал для того, чтобы увильнуть от этого дела? — поднял бровь Карасев.
— Думаю, да. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Лентяй он страшный. Лишний раз пальцем не пошевелит.
— Понятно… — кивнул следователь. — Ну… а что это за история с императрицей Анной?
Катя зябко передернула плечами.
— Это случилось во время дежурства Коробкова. Первой пришла на работу Котельникова, вахтерша. Как сама она рассказывала, до сторожа едва дозвонилась. Коробков, как потом он рассказывал, ничего не слышал, потому что перед этим закапал уши борным спиртом и заткнул их ватой. Спиртом от него действительно несло. Очень много, видимо, закапал. Потом, наконец, он все-таки услышал звонок, впустил Анну Владимировну и снова завалился спать. А тетя Аня стала ждать Аллу Григорьевну. Она хотела сходить в туалет, но боялась идти через зал с восковыми фигурами. После того как пришла Алла Григорьевна, они вооружились шваброй и направились к залу и тут перед самым входом увидели императрицу Анну. Они обе, естественно, завизжали в два голоса, подняли на ноги сторожа, но от него ничего толком добиться не удалось. Коробков говорил, что ничего не слышал и не видел, а эту тетку у зала видит впервые. Только потом, когда явился Олег, мы более-менее успокоились. Смирнов объяснил, что это явление вполне обычное, такое случается во всех восковых салонах мира и чтобы мы не обращали внимание на такие пустяки. В результате императрица совместными усилиями была возвращена на место. Но когда мы ее втаскивали в зал, заметили, что Иван Грозный тоже был не там, где ему положено. Он стоял рядом со Сталиным плечом к плечу. Царя вернули на прежнее место, а Коробкову сделали строгий выговор. Вот, собственно, и все.
— И больше подобное не повторялось? — улыбнулся Карасев. — После выговора Коробкову?
— Точно такого — нет! Но наподобие — каждый день что-то случалось.
Карасев с улыбкой смотрел на Александрову и думал, что если бы такую ахинею нес кто-нибудь другой, то это бы его сильно разозлило. А из уст девушки получалось даже забавно.
— И что же еще случалось?
— Много чего случалось. Вы лучше у Веры Александровны спросите. Она много интересного расскажет про эти фигуры. Вера Александровна несколько раз видела, как они шевелились. А однажды, когда она задремала, по ее волосам рукой провел царевич Алексей.
Карасев больше не мог сдерживаться и рассмеялся.
— Я обязательно ее об этом расспрошу. Но вы сами-то видели что-нибудь эдакое?..
— Видела. И буквально неделю назад. Проходила я как-то во время обеденного перерыва через зал — в нем никого не было — и вдруг совершенно отчетливо увидела боковым зрением, как Берия повернул голову в мою сторону. Я, естественно, сиганула обратно, заперлась в кабинете и весь обеденный перерыв прощелкала зубами. С того дня — как отрезало. Больше через зал я одна не хожу.
Карасев вгляделся в ее красивые глаза и не уловил в них даже намека на иронию. Что она его дурачит, Карасев понял сразу, только не понял зачем. Кокетничает или как следователя не принимает его всерьез? А может, у нее такой завуалированный юмор? «Нет-нет, эта девушка не так проста, как хочет казаться», — подумал следователь и сказал, что вопросов больше нет. Во всяком случае, пока.
И когда она поднималась, Карасеву снова захотелось выскочить из-за стола и услужливо ухватиться за спинку стула, как в лучших домах, а потом забежать вперед и распахнуть перед ней двери. Она красиво поднялась со стула, вежливо улыбнулась и покинула кабинет. Сразу сделалось скучно и грустно.
Следователь поднял трубку и попросил вахтершу, чтобы она отыскала администратора зала фигур. Через три минуты администратор уже угрюмо топтался на пороге кабинета.
— Проходите, Олег Константинович, и садитесь, — вежливо произнес Карасев, указывая на кресло.
Смирнов шумно вздохнул и плюхнулся на стул напротив следователя. Его взгляд был сердитым. Он смотрел исподлобья и недовольно сопел. Администратору было около сорока. Седые виски, лысеющая голова, между бровей глубокомысленная морщина. Он был напряжен и чувствовал себя виноватым. Это не могло ускользнуть от внимания следователя.
— Традиционный вопрос, — начал Карасев. — В котором часу вы вчера ушли с работы?
— Как и все, в шесть, — ответил Смирнов.
— То есть вы выходили с кем-то?
— Почему обязательно с кем-то? Я ушел один, — ощетинился Смирнов. Если ушел, как все, в шесть, это не значит, что непременно с кем-то в обнимку!
— А почему вы так нервничаете, Олег Константинович? — мягко спросил Карасев.
— Как же мне не нервничать, когда я подозреваемый номер один, тряхнул головой администратор.
— Это вам Алла Григорьевна сказала?
— И без Аллы Григорьевны понятно, что это убийство повесят на меня. На кого же еще? Если моя восковая фигура замочила сторожа, то ясное дело сидеть за нее буду я. Восковую же фигуру не посадят.
Карасев незаметно понюхал воздух. Перегаром, кажется, не несет, однако — ахинея.
— Олег Константинович, неужели вы правда думаете, что я подозреваю в убийстве вашу восковую фигуру?
Глаза Смирнова просветлели:
— Ну слава богу, хоть один здравый человек нашелся в этом пришибленном музее. Я за всю жизнь не встречал таких музейных работничков, как в этом чертовом Ульяновске. Одни плюют фигурам в морду, другие отказываются стирать с них пыль, третьи требуют надбавки, так называемые «страховые». Не от слова «страховка», а от слова «страх»! Я об этом впервые услышал здесь! Больше нигде не слышал, ей-богу! Каждый день меня доят и доят, как корову. Это какой-то рэкет, а не персонал музея. Директриса заявила, что за убийство сторожа теперь я должен буду выплатить компенсацию их музею. Угадайте сколько? Двадцать тысяч баксов! Я тащусь…
— Серьезно? — удивился Карасев. — А на вид такая безобидная женщина.
— На вид-то они все безобидные. Только работать ни черта не могут. Все им дай да отстегни! Перевозку организовать не могут, разгрузку организовать не могут, рекламу организовать тоже не могут! Они ничего не могут, кроме как выцыганивать деньги с приезжих. Все оплачивать приходится мне. Рабочим плати, телевизионщикам плати, сторожам плати! А музею только отстегивай проценты.
— А сторожам-то зачем платить? — удивился Карасев.
— Чтобы охраняли от посторонних.
— Посторонние ночью в музее? Разве такое бывает?
Смирнов наклонился к следователю и полушепотом произнес:
— Здесь бывает все! Поэтому сохранность фигур — дело рук самих фигур.
Следователь открыл было рот, но не произнес ни звука, сообразив, что этот тоже его дурачит. Потом раздраженно затряс головой:
— Ничего не понимаю! О чем вообще идет речь?
— А я, думаете, понимаю? — развел руками администратор. — Я тоже ни черта не понимаю. Да, фигуры несколько подвижные, не спорю, но не до такой же степени, чтобы взять и слесарным ключом — бац! — по башке…
— Стоп-стоп! — поднял палец Карасев. — Что значит «несколько подвижные»?
— Ну, подвижные — это подвижные. Есть фигуры — как влитые, а есть вот такие, как эти. Всякие есть. За пятнадцать лет я столько на них насмотрелся, что они мне даже снятся. Да, я каждую фигуру насквозь вижу. Знаете, взгляну в глаза фигуре — и безошибочно определяю характер мастера. Каков мастер, такие и фигуры. Вот Жора, который их ваял, так он по характеру очень шебутной. Фигуры — все в него.
