Александр Андрюхин - Искушение Кассандры

— Можно, — ответил капитан и повел на второй этаж, в тот самый кабинет, где допрашивали Мемнонову.

Они втроем вошли в кабинет, и гостям стало не по себе от тяжелого взгляда задержанной. На табуретке перед старшим лейтенантом восседала женщина лет тридцати пяти, плотная, с крашеными волосами, тонкими губами и бледным бескровным лицом. В ее глазах не было ни страха, ни скорби, ни робости, ни раскаяния.

Капитан что-то шепнул лейтенанту, и тот сказал:

— Вам хотят задать несколько вопросов наши коллеги из Ульяновска.

Она молча кивнула.

— Скажите, Клавдия… — запнулся Карасев.

— Николаевна, — подсказал лейтенант.

— Спасибо! Скажите, Клавдия Николаевна, известно ли вам что-нибудь об убийстве сторожа в ульяновском музее?

— Все известно, — ответила она без единой эмоции.

— Кто его убил?

— Мой муж.

— За что?

— За то, что он пытался изнасиловать его любовницу.

— Вы имеете в виду Катю Александрову?

— Да. Именно эту сучку я и имею в виду.

— Вам рассказывал муж, как он его убил?

— Во всех подробностях. Этого сторожа никто убивать не хотел. Сам нарвался.

— Каким образом он нарвался?

— Они хотели стибрить из подвала троянский экспонат. Прокрались в музей. Эта сучка осталась наверху, а мой муж спустился вниз, в подвал. Ключ у них уже был. В подвале Агафон услышал крик. Выскочил в коридор и видит, как этот сторож лежит на Александровой и рвет ей платье. Муж пытался стащить его за волосы — ни в какую. Тогда он взял валявшийся в коридоре разводной ключ и пару раз ударил сторожа по башке, чтобы образумить. Ну, сторож и скопытился. У Агафона сила-то недюжинная. Пальцем пошевелит — и труп.

— А кому пришло в голову намазать кровью сторожа пальцы восковой фигуры?

— Ей же и пришло, сучке этой. Она сунула свой платок прямо в пробитую башку сторожу… брр!.. и преспокойно отправилась мазать пальцы Берии. А на другой день сунула ему в карман магнит. Хитрая тварь была…

Теперь ответы были получены на все вопросы. Карасев вздохнул, невесело подмигнул Берестову, и они вышли из кабинета.

Друзья молча поплелись к лестнице, но их догнал капитан. Он протянул какой-то мутный, невзрачный, весь в пузырях и порах треугольный осколок, величиной с половину ладони.

— Это ваше, — улыбнулся. — Изъято у Мемноновой при задержании.

Карасев пожал капитану руку и положил троянский хрусталь в карман. Они вышли с Берестовым из УВД, сели в машину и попросили водители довезти до вокзала.

— По Вергилию, Кассандра тоже пала от рук ревнивой жены царя Агамемнона? — спросил Карасев.

— Пала, — ответил Берестов. — Вместе с Агамемноном.

Карасев тяжело вздохнул и опустил руку в карман. К горлу почему-то подкатил горький комок. «Что это со мной, — удивился, — со следователем по особо важным делам?» На заднем сиденье беспокойно заерзал Берестов.

— Не знаю, как тебе, а мне девушку жалко, — произнес он.

Нащупав в кармане осколок троянского хрусталя, Карасев извлек его из кармана. «Вещица не очень изящная и не очень привлекательная, а стоит таких деньжищ», — подумал следователь. Вдруг неожиданно муть в хрустале прояснилась, и Тарас ясно увидел Катю — веселую, смеющуюся, в какой-то божественно легкой тунике, а рядом ясноглазого белокурого красавца, с лицом того самого святого, который был на иконе в руках убитой девушки. Они шли, взявшись за руки, среди облаков по каким-то невообразимо прекрасным высокогорным лугам, и вокруг небо было необычайно глубокой голубизны.

Карасев закрыл глаза и затряс головой. «Переутомился, — подумал он. Еще одно такое дело — и можно отправляться в психушку».

— Ну что, теперь домой? — как можно бодрее произнес Карасев.

— Ты как хочешь, а я возвращаюсь в Москву, — уныло ответил Берестов. Съезжу-ка я к жене в Лондон. Что-то мне, старик, в России тоскливо…