Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу
Гимназические друзья поговорят и забудут. Они вообще не склонны к сильным чувствам, кроме ревности и зависти. Эмка, Эмили! Знают ли её предки о случившемся тогда на Рублёвке? Отец, если докопается, здорово ей жизнь попортит. А Стефан уже не сможет вступиться за Эмилию, сделать ей предложение… Нет, лучше про неё вообще не вспоминать, а то «оборотни» додумаются в растлении девственницы его обвинить. Тогда действительно в такую камеру запрут, откуда только изнасилованным и выйдешь.
Артур говорил, что в России в изоляторах годами без суда держат; а после оказывается, что человек невиновен. Стефану такое вряд ли грозит, конечно. А вот насилие… Поставят на хор, а там хоть вены режь. Никакие приёмчики не помогут, когда целая толпа здоровых мужиков налетает. Это ведь не пацаны из гимназии, которые только во дворе Чаку Норрису подражали. Будет тяжело, даже невыносимо, и придётся кончать самоубийством. «Опущенным» он жить не сможет…
Тогда лучше закончить всё по-быстрому, приняв раннюю гибель как данность. Возможно, в этом и есть его предназначение — сохранить досье, чтобы Большое Зло было наконец-то наказано?
А потом Стефан вспомнил экономку, которая, конечно, слышала и видела новости. Она достаточно хорошо знала русский язык, чтобы понять суть страшного обвинения, предъявленного её дорогому мальчику. Именно перед Амалией стало стыдно до такой степени, чтобы прямо сейчас захотелось упасть на колени и просить прощения.
Именно так всегда представлял Стефан свою бабушку; вернее, хотел бы её видеть. Голубоглазая, с седыми, уложенными в высокую причёску волосами, всегда скромно и опрятно одетая, Амалия старела красиво, принимая это как данность. Она не кичилась своим возрастом и не стеснялась его. Овдовев уже очень давно, оставшись не по своей вине бездетной, экономка всю свою нерастраченную нежность перенесла сначала на Харальда Юхансона и его дочку Сибиллу-Марию. А потом и на Стефана, для того стала самым близким человеком.
Наверное, одну Амалию совершенно не интересовала, от кого Сибилла родила своего первенца. Ей было достаточно, что этот ребёнок — внук обожаемого Харальда, каждое желание которого Амалия исполняла с радостной готовностью. И когда вдовец пожелал взять её в любовницы, женщина не раздумывала ни секунды. Но для окружающих она оставалась исключительно экономкой и никогда не претендовала на большее.
— Как, надумал? — прервал нежные воспоминания Стефана Кирилл Василенко. — Может, пойдём на компромисс? Ты же видишь, что зла я тебе не желаю, иначе не упрашивал бы так долго. По-моему, неплохая сделка, учитывая то обстоятельство, что тайник ты всё равно покажешь. Может, всё-таки не надо уродоваться понапрасну? Лови удачу за хвост, пока это ещё можно сделать. Никто ведь не узнает, что ты сдал. Всегда можно придумать приемлемое объяснение. Нашли случайно, выследили, вычислили, указал кто-то другой. А с тебя, малыш, спроса совсем никакого…
Кирилл говорил и думал, что для него такой вариант очень даже подходит. Неизвестность вымотала его вконец, а брат Алексей уже крепко подсел на алкоголь. Каждый час он звонил младшенькому, интересовался, обнаружил ли тот досье, а если нет, то нехай поторопится. Требуется срочно выяснить, что именно нарыто на них, потому что иначе не выстроить полноценную линию обороны.
Артур Тураев вчера вечером на заправке не появился. Не возник он ни у матери, ни у любовницы Ирины Валитовой, ни у своих немногочисленных знакомых. Его причастность к делу — факт установленный. Но вот за Тураевым — кто?..
— Не может это быть частным расследованием рабочего бензоколонки! — мучился Алексей, прямо на службе поглощая бутылку коньяка, зажёвывая его лимоном и орехами. — А, впрочем, почему не может? У него соответствующее образование и опыт работы в органах. Райников был другом Тураева. А эти абреки к дружбе относятся трепетно, на многое ради неё готовы. Подтвердил это и Петруничев, как ты знаешь. Тураев в двухтысячном пристрелил на яхте трёх детоторговцев, главным образом, потому, что из-за них покончила с собой его тогдашняя краля. И Артур уже не мог не отомстить. А тут — с первого класса дружили!.. Потом, правда, долго не встречались, но, похоже, тряхнули стариной. Так что, Кирюш, ты особенно долго не тяни. Если пацан не захочет добром тайник сдать, сажай его на «химию». Хрен потом чего докажешь. Время-то, нужное для экспертизы, уйдёт…
— Мне нечего вам сказать, господин генерал, — глядя прямо в глаза Кириллу, ответил Стефан. — Мне Артур об этом ничего не говорил. Я был у него всего лишь курьером, и этого не скрываю.
— Может быть…
Кирилл под столом снял одно обручальное кольцо, а вместо него надел другое, с секретом. Проверил, как действует механизм. Внешне самое обычное, ещё советских времён колечко ничем не отличалось от оригинала, но с помощью вмонтированного в него миниатюрного шприца можно было ввести другому человеку нужную дозу любого препарата.
Пожать руку, похлопать по открытой части тела, сконтактировать иным образом никогда не составляло труда. И люди потом не понимали, почему потеряли сознание. Они не пили и не ели у Василенко; им, вроде бы, не делали никаких уколов. А голова закружиться может у любого, в том числе и у Стефана Силинга, самого бы терминатора он из себя не изображал.
— Ладно, ты тут посиди пока, а я пойду, посоветуюсь…
Генерал дружески похлопал своего пленника по плечу, зацепив кольцом шею. Это было надёжнее, чем рукопожатие, и действие препарата ускорялось. Кирилл положил на это минут пять, от силы десять, а за это время решил в очередной раз поговорить с Алексеем.
Генерал думал, что парень ничего не заметил. Но Стефан ощутил слабый, еле заметный укол рядом с сонной артерией, и понял всё. Этот вылощенный господин в чёрном костюме пошёл на очередную подлость, надеясь на молодость и неопытность противника; на то, что он лишится рассудка быстро, молча, покорно.
Стальные глаза генерала под изогнутыми девичьими ресницами, его старомодные усики и безукоризненная выправка были сейчас ненавистны Стефану, потому что в этом случае и красота становилась злом. От Кирилла пахло туалетной водой с бергамотом и жасмином. Стефан даже узнал запах «Шанели» для мужчин, но для него это был запах тлена.
А уж когда начали слабеть всегда сильные, как сжатые пружины, ноги, и захотелось прилечь на стоящий в углу кабинета кожаный диван, Стефан понял, что времени совсем не остаётся, и нужно действовать быстро. Наверное, что-то подобное сотворили и с Любой Жестеровой, и с Егором Зиминым. Только они либо ничего не поняли, либо не имели возможности действовать…
Разумеется, Кирилл не оставил Стефана одного в кабинете — у двери уже несколько минут топтался охранник. Но это был не свирепый кавказец, так напугавший Любу, а молодой парнишка в камуфляже. Генерал уже не ждал от Стефана никаких особых сюрпризов. Сбежать из дома тот ни при каких условиях не мог; да ещё после того, как начал действовать препарат. Охранник оставался при пленнике чисто на всякий случай, и впоследствии Кирилл много раз похвалил себя за предусмотрительность. Впрочем, охранник помог и Стефану, сам того не желая, и был за это уволен без выходного пособия.
— Можно окно открыть? — слабым голосом спросил Стефан. Охранник, наморщив лоб, уставился на него. — Мне душно… Плохо!
Немного подумав и решив, что никуда с третьего этажа, да ещё с огороженной территории, парень не денется, тем более что ему плохо, охранник не спеша подошёл к окну и отворил одну раму.
В следующий момент еле державшийся на стуле Стефан тигром прыгнул вперёд, отшвырнув охранника с такой силой, что тот ударился затылком о стену. Вскочил на подоконник, перемахнул на крышу пристройки, где размещалась кухня. Пробежав по хрустящему снегу, Стефан оказался у высокого кирпичного забора, над которым тихо гудели затянутые в несколько рядов провода.
Разумеется, Стефан не надеялся сбежать отсюда, потому что нужно было преодолеть слишком много препятствий. Одних шлагбаумов несколько штук, и около каждого охрана — он это знал. К тому же в распоряжении не было ни автомобиля, ни мотоцикла, ни дельтаплана. Кроме того, генерал отрядит в погоню лучшие силы, находящиеся у него в подчинении, и долго пробегать на воле всё равно не получится.
Но не на это рассчитывал Стефан Силинг. Ему нужно было всего лишь добраться до проводов и упасть на них, тем самым навсегда замкнув свои уста. Перед глазами уже всё плыло, ноги и руки немели. Даже при самых благоприятных обстоятельствах совершить побег Стефан не мог.
Пронзительный женский крик раздался за его спиной, и Стефан невольно обернулся. В другом, тоже приоткрытом окне он увидел полную белокурую даму в трауре, с перекошенным от ужаса лицом. Она махала Стефану руками, до половины высунувшись из окна, и по её лицу текли слёзы.
