Якудза, или Когда и крабы плачут - Юрий Гайдук
— Операция завершена, товарищ полковник! Что прикажете делать дальше?
— Вези «пальчики» криминалистам, и когда будут готовы результаты, решим, что делать с твоим подопечным.
— Но это же займет бог знает сколько времени! Может, прямо сейчас возьмем Кунку? Тем более что и «Дюжина» уже на подходе. Можно было бы сразу же допросить и ее кэпа.
— Ни в коем случае! Нам нужны неопровержимые доказательства, а посему дождемся результатов экспертизы. Я имею в виду «пальчики» на щечке того «вальтера», что всплыл в Саппоро, и «пальчики» на банке твоего подопечного. Еще вопросы будут?
— Один-разъединственный. Результат дополнительной экспертизы по тем двум «вальтерам», что были сброшены после убийства Мессера?
— Жду. Обещали прозвониться не позже двенадцати.
…Начальник судебно-криминалистической лаборатории «прозвонился» раньше обещанных «двенадцати», и перед тем, как озвучить «приговор», поинтересовался, не скрывая своего восхищения:
— Слушай, Андрей Григорьевич, ты-то откуда мог знать, что киллер оставил свои пальчики на «вальтере»?
— Интуиция, — хмыкнул Агеев и тут же: — Что, щечка пистолета?
— Она, родимая. Причем пальчики оставлены, когда он чистил оружие, и уже этот факт говорит о многом.
— Хорошо, спасибо, жду заключение экспертизы.
Он опустил трубку на рычажки и надолго задумался. Он уже не сомневался в том, что отпечатки принадлежат Владимиру Ли, и сейчас самое бы время провести задержание особо активных членов группировки, но… Он вновь и вновь возвращался к телефонному звонку генерала ФСБ Снегова, который спутал все его планы: не вдаваясь в подробности проводимой чекистами операции, обмолвился о том, что «оба объекта» ночным рейсом вылетели в Пусан, да еще настоятельно рекомендовал воздержаться от арестов до «особого распоряжения Москвы», дабы не спугнуть ими Гамазина и Владимира Ли.
ЮЖНАЯ КОРЕЯ, ПУСАН
Машина остановилась неподалеку от ворот яхт-клуба, и Крымов, с рюкзаком за плечами, спрыгнул на асфальт. Облаченный в темно-серый спортивный костюм, он был практически незаметен на фоне кустов, высаженных по внешнему периметру клуба, и сопровождающий его кореец восхищенно прищелкнул языком, оценив оперативную смекалку русского. Мысленно перекрестившись, Седой прошел на территорию и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, спустился к уходящей в море причальной дамбе, по правую сторону которой была ошвартована двухпалубная яхта. Еще четыре яхты болтались на якорной стоянке неподалеку, и на них царила такая же тишина, как и на «Глории» Чона. Снова оглянувшись и окончательно удостоверившись, что он прошел совершенно незамеченным, спустился по ступенькам на влажную от морской волны дамбу, над которой зависла полупрозрачная дымка, предвещающая теплый, солнечный день.
Это был тот час, когда остатки ночи еще борются с предрассветной истомой, еще не зарозовела полоска сливающегося с морем неба, и если вы стоите на вахте, сами по себе слипаются глаза. Моряки это время — с четырех до восьми утра — величают «собачьей вахтой». Судя по той тишине, что царила над яхтой, ее матрос тоже не очень-то почитал эти часы своего дежурства.
«Спят усталые игрушки, мишки спят и спят ватрушки», — почему-то пронеслось в голове Крымова, и он аккуратно и неслышно перебрался на корму «Глории»; все так же бесшумно поднялся по трапу на верхнюю палубу. Осмотрелся в поисках места, где можно было бы переждать до того времени, когда Чон с гостями спустится в кают-компанию, и был приятно удивлен, заметив сваленный в кучу брезент, которым команда накрывала шезлонги и кресла во время непогоды. Развязал тесемки рюкзака, достал из него сначала два «макарова» с накрученными на стволы глушителями, затем ласты, завершил все это легким снаряжением аквалангиста, после чего умостился и сам, положив по правую от себя сторону оба пистолета. Еще раз прислушался к умиротворенной тишине, вытянул поудобнее ноги и, явно довольный проделанной работой, прикрыл свое «гнездышко» полой просохшего брезента. Теперь оставалось только ждать.
Проснулся он от голосов, доносившихся с берега, и невольно насторожился, узнав Владимира Ли и Гамазина. Кто-то сказал, видимо, что-то очень смешное, потому что вся компания дружно рассмеялась, и они взошли на «Глорию», где их уже поджидал палубный матрос. Седой позволил себе приподнять краешек брезента, чтобы не пропустить момент, когда кто-нибудь вздумает подняться на верхнюю палубу.
Он не знал, что представляют собой принимавшие гостей корейцы, и был готов к любому повороту событий, но единственное, что увидел, так это матроса, который сразу же после рапорта сошел на берег, да еще уловил характерный звук пускача в моторном отсеке. Судя по всему, Чон торопился устаканить с Гамазиным все проблемные вопросы, и это вполне устраивало Крымова. Покинувший яхту матрос сбросил с кнехта канат, помахал рукой, и «Глория» на самых малых оборотах отвалила от причальной стенки. За кормой остался яхт-клуб, и лишь тогда он позволил себе полностью расслабиться: если даже Чон прихватил с собой трех боевиков, включая Пака, то они уже не представляли особой опасности. Один в моторном отсеке, второй на руле, а третий — судя по всему, Пак, который будет сопровождать своего хозяина на переговорах. Итак, простенькая арифметическая задачка: Чон, Гамазин с Владимиром Ли и Пак — итого четыре мишени, которые нужно положить до того, когда они поймут, кто стоит перед ними. Тех двух боевиков, что заменили механика и рулевого матроса на этот рейс, он во внимание не брал.
Дождавшись, когда яхта пройдет горловину бухты, он выбрался из своего укрытия и, уже не опасаясь того, что его может кто-нибудь услышать, переместился на носовую часть палубы, откуда хорошо просматривалась рулевая рубка «Глории». На штурвале стоял тот самый кореец, который вместе с Паком встречал его на пирсе рыбного порта, а затем пытал.
— Ну вот, а ты, дурачок, не верил, что земля круглая, — кисло усмехнувшись, пробормотал Крымов и переместился к трапу, который вел на нижнюю палубу и далее в кают-компанию, где уже совещались Чон и его гости. Впрочем, это было еще не точно, и чтобы убедиться в этом, он прокрался к двери и затаился, вслушиваясь в голоса за переборкой. Особо выделялся крикливо-надрывистый голос Чона, выдающий в нем человека с неустойчивой психикой, после чего шел более уравновешенный перевод Пака и возбужденные голоса Гамазина и Владимира Ли, вслушиваясь в которые можно было безошибочно определить, что вся компания уже приложилась к спиртному, поднимая бокалы за «господина Чона» и «за процветание общего дела».
И это тоже было очень хорошо.
Правда, теперь оставалось решить один-единственный вопрос:
