Александр Войнов - Готовься к войне (Кат)
Он выложил на стол семерку червей, девятку треф, короля червей, опустил правую руку в карман и нащупал свинцовый кастет, а левой пододвинул к себе заветный зеленый таз.
- Пуголовок мухлевал, падла. Он колоду почти не тасовал. А у нас игра воровская, честная. Надо с него спросить по все строгости, – первым начал Цибуля и рванул таз на себя. Настроен он был агрессивно, и от его слов пахнуло водкой.
Рука, державшая кастет, покрылась потом, стала горячей, и Левше стало казаться, что свинец вот-вот начнет плавиться. Он трусил и ненавидел себя за это. Четверка была настроена враждебно и, если дойдет до драки, ему не поздоровится. В животе что-то булькнуло и появилось такое ощущение, как в том прискорбном случае с Никаноровыми калошами. Об этом никто не должен догадаться, иначе ему труба. Порвут на шматки. И деньги отнимут. Не только выигранные, но и свои. Он собрался с духом и спокойно прервал обвинителя:
- По блатному ты, Ванька, неправ. Не пойман, не вор. Ты меня ни за что падлой обозвал. Смотри, как бы я с тебя за это не спросил. – И усмехнувшись, добавил:
- Надо было сказать, как Арбенин князю Звездичу: « Вы шулер и подлец. Вы подменили карту».
- Мы таких блатных не знаем, - заявил Пенс, - но ты, Кобылячья голова, к нам играть не приходи. Кажись, ты не чистый на руку.
- Он был картежник, аферист, вдобавок на руку не чист, - в рифму пропел Святой.
- Карты пересчитай,- приказал Боб Святому. – А ты, Пуголовок, пока стой, где стоишь, и деньги не лапай.
Святой принялся пересчитывать колоду, а неугомонный Цибуля стал рассматривать карты, раскладывая их по мастям четверками. Когда дело дошло до дам, исследователь долго их изучал, положив в одну линию.
- А интересно девки пляшуть. По четыре гузна в ряд, - прокомментировал его работу Пенс.
У Левшу опять начало давить в животе. «Как у плохого солдата перед войной», - подумал он.
- Есть! Нашел!!! торжествующе крикнул Цибуля, поднимая карту на свет. – Конская голова «картинки» наколол и нас коцаными картами «кормил». Сейчас я его самого покоцаю.
Ванька-Цибуля выдернул из сапога тонкий узкий нож с наборной пластмассовой ручкой.
- Как у плохого солдата перед войной, - повторил вслух Левша. Эта фраза каким-то образом перекликалась с Никаноровой присказкой – «готовься к войне». Страх сжался в маленький комок, опустился вниз живота и прошел. Новоиспеченый шулер перегнулся через стол и наотмашь, с протягом, ударил Ваньку по виску кастетом.
- Это тебе за Конскую голову, - выдохнул он. Цибулю спас стол. Нападавший не дотянулся и кастет, проскользнув, рассек Цибуле бровь. Любитель честной воровской игры рефлекторно уклонился от повторного удара и полоснул ножом Левшу по кисти. Тот, перекинул кастет в левую руку, выхватил из таза пучок крупных купюр, опрокинул его к ногам пострадавшего в поисках справедливости Цибули и, оттолкнув Боба, выскочил во двор.
- Подавитесь своими вонючими деньгами, крысы залютовские, - крикнул беглец на прощание.
Погони не было. Все кинулись собирать содержимое банковского таза.
Пришедший в себя Цибуля присоединился к остальным. Нагнувшись, он полез под стол, после чего крутая плешь вождя мирового пролетариата, напечатанная на банкнотах, окрасилась крупными каплями крови, стекающими с Цибулиного подбородка.
Когда, объявленный персоной нон грата, Левша отдышался во дворе Архиреевой дачи, замотал майкой порез на руке и пересчитал деньги, то оказалось, что он отвоевал больше двухсот рублей. Левша бросил двадцатипятирублевую купюру в кувшин, а остальное спрятал к себе в матрас.
- Завтра Никанору выделю половину за науку.
Никанор от доли отказался, но взял полтинник. Ровно столько у Левшу вытащил карманник.
- Это чтобы ты должником себя не считал. Так тебе спокойней будет, - пояснил он Левше. – А вчера ты пожадничал и поэтому «спалил хату». Выиграл много. Их и повело в сторону. Надо было потихонечку щипать. Они бы и не очухались. Ну, а в целом все нормально, поздравляю с первой кровью.
Левша сидел на кровати, смотрел на Джоконду и тасовал колоду, стараясь попасть одна в одну. Карты были не совсем новые, и тасовка давала сбой.
- Все карты мусолишь, - ворчала мать. – Ни учиться, ни работать не хочешь. Шел бы на шофера. У них зарплата большая и вдобавок калым. Завтра вставай пораньше и очередь за мукой займи. В продмаге муку дают по карточкам. Уже месяц без муки сидим.
- Не горюйте мама, у нас все будет.
«Завтра на Благовещенском куплю мешок муки у спекулянтов. Порадую старуху», - подумал Левша.
«Готовься к войне». Теперь этой, знаменательной для Левшу, фразой ежедневно приветствовал его Катсецкий
Никанор стал раньше возвращаться с работы и остаток дня они проводили вместе. С прежней должности он уволился, и последнее время работал разводящим на «малолетнем» корпусе.
- Все, хватит с меня, - жаловался он Левше. Рука уже не та. Я свое отслужил. Пора о вечном подумать. Да и Гермоген по ночам все чаще являться стал. Видимо не долго осталось рабу Божьему Никанору.
- Ты себя рабом Божьим считаешь, а заповеди «не убий» не соблюдал, - заметил Левша.
- Я раб Божий в том понимании, что никто кроме Бога над собой не признаю. Кончилась их власть для меня. Теперь я сам по себе, и никто мне не указ. Жалею только, что поздно понял, что не тому Богу служил и душу свою загубил. А убивал потому, что время было такое. Не я их, так они меня. Тебе пока это не доступно, может, поймешь когда-либо. Помнишь те две могилы на кладбище, что в стороне стоят? Моих рук дело. Не так давно сходка была в городе воровская, на ней урки меня и приговорили, за работу мою бывшую. Много я ихнего брата положил. Так вот, посылают они двух проигранных, чтобы они меня «прибрали». А не тут-то было. Я их враз вычислил, когда они от вахты тюремной за мной увязались. Вечерело. Босяки момент подобрали, когда я напротив Дома офицеров дорогу собирался перейти и внимание на транспорте сосредоточил, да с двух стволов огонь вести стали. А я на чеку был. Упал и сразу же на опережение... Им то невдомек, что меня пуля не берет. Тут я их и положил рядом друг к дружке. Не даром «Ворошиловского стрелка» имею. По моей просьбе их и похоронили недалече, чтобы мог я к ним наведываться. А как Богу душу отдам, то между ними меня положат. Не будет нигде им пощады. Так что, хочешь мира - готовься к войне. Мне в этой присказке вторая половина больше подходит. Она промеж нас паролем будет, и ты этих слов не забывай никогда.
Ближе к вечеру Никанор с Левшой уходили в сосновый бор и за дальней просекой упражнялись в стрельбе из пистолета. Никанор вешал мишень на старую высохшую сосну и с тридцати шагов, от бедра, почти не целясь, разряжал в нее обойму девятимиллиметрового парабеллума. Пули ложились кучно. Это упражнение он повторял из положения «с колена» и «лежа».
- Он у меня с первой Мировой, - любовно поглаживал Никанор вороненую сталь. - И ни разу не дал осечки. Бери, пробуй, - протянул он пистолет Левше. -Пригодится. Патронов не жалей. Трофейные. Пока не дам команду, ствол вверх держи.
Никанор обвел красным карандашом дырки на мишени, оставшиеся после его выстрелов.
- На спусковой крючок резко не дави, он этого не любит. И рукоятку не сжимай до боли. Пускай в твоем мозгу пистолет с рукой сольется в единое целое, и ствол будет продолжением кисти. А теперь совмещай разрез на прицеле с мушкой и выводи на одну линию с мишенью. Бери чуть ниже, учитывай отдачу.
Вернувшись домой Никанор привычными движениями разбирал, чистил и смазывал парабеллум.
- После стрельбы пороховую гарь из ствола убрать необходимо, чтобы нарезку не разъедала. От нарезки точность напрямую зависит.
Никанор собрал парабеллум и спрятал в комод под белье.
- Пистолет - дело надежное, но не всегда он под рукой. Много есть разных предметов, которыми оружие заменить можно. Вот штопор, к примеру. С виду вещь безопасная, а в умелых руках ему цены нет. Или метр складной. Стоит только заточить с двух краев. А также ремень брючный – секунда, и удавка готова. Ты слушай, да на ус мотай. Сгодиться по твоей жизни. По всему видать, не простая у тебя дорога впереди. А вот взять стул обычный или же табурет. Его как щит использовать можно и для нападения сгодиться. Но самое главное - это зверя в душе воспитать надо. И в нужную минуту с цепи спустить. Этот зверь все за тебя и сделает. Он ни страха, ни жалости не знает. Надо только зверя этого контролировать и сразу же после дела на цепь сажать. Иначе он и тебя сожрет. Ну хватит об этом. Бери две колоды карт, будем в «штос» игру вести. Научу тебя и «баламута» метать, и «трещотку» трещать. Сейчас в эту игру только блатные и шулера играют. Нет уже у нас ни дворян, ни аристократов. Всех разогнали. А лучше ли без них, сказать трудно. Цветом нации они были, хоть и с гонором. Патриоты, и честь берегли. Хотя многие в Великую Отечественную на стороне немцев воевали. Повидал я и таких. «Мы со Сталинским режимом воюем, а не с Россией», так мне один казачий офицер говорил. И не удивительно. Сталин казаков, как класс уничтожал. Боялся их, видимо. Казаки еще от Байды Вешневецького да Богуна волю от царей и королей боронили. Им было с кого пример брать. Полковник Богун за всю свою жизнь ни разу назад не оглянулся, только вперед смотрел и врагов своих не жалел. А когда взяла его в полон шляхта, то должны были на кол посадить живьем. Смерть это лютая, мучительная и долгая. Но пришлось по-иному. Поставили Богуна к стенке и из ружей расстреляли. Это он мысленно такой приказ полякам внушил. Характерник он был, колдун по-теперешнему. А шляхтичи его и после смерти страшились. Разрубили паны тело на двенадцать частей и закопали его в разных местах тайком. Боялись, что Богун соединится, из праха восстанет и мстить начнет. А фамилия у него какая! Сама за себя говорит. Да и все фамилии хохлацкие знатно звучат: Наливайко, Дорошенко, Пернач, Мазепа, Шевченко, Сирко. Самостоятельность чувствуется. А у русаков все фамилии прилагательные. И человека они кому-то в приложение отдают.
