Виктор Галданов - Аптечное дело

— Вы не представляете, как именно записка оказалась вас в кармане?

— А разве вы представляете, кто кинул записку вам на колени? Меня, правда, пару раз до того как следует толкнули. Не исключено, что кто-то из этих нахалов и подбросил записку. — Лица Владимира Миркина и того высокого парня из окружения Зиганшина в коктейль-холле промелькнули в моей памяти. — Угрозы не подействовали — и вот по дороге к Зиганшину вас ждет засада. Если бы вы не пошли на электричку, а взяли такси, то оно наверняка увезло бы вас в другую сторону.

Девушка не была испугана, но стала очень серьезной.

— И что же, по-вашему, они собирались сделать?

— Вы прекрасно догадываетесь, что. Может быть, какой-то пылкий кавказский юноша увез бы вас в родные горы. А может быть, они собирались лишь припугнуть вас. Но не исключено, что они на самом деле хотели похитить вас и пошантажировать вашего папулю. Тогда он мог бы сдать им формулу своего инсулина и технологию его производства. А может быть, они рассчитывали узнать и то и другое от вас. Кстати, а вы папины рецепты знаете?

Вероника утвердительно кивнула:

— Это достаточно просто. Последние годы я помогала отцу проводить опыты.

— Ну вот, а еще спрашиваете меня о намерениях этих людей.

Вероника взглянула на свой стакан:

— Я просто дура. Но я не думала обо всем этом так…

— Теперь самое время начинать думать. Люди, которые умеют в собственной ванной из опилок, старых шнурков, томатного кетчупа и бальзама для волос сделать лекарство, в наше время вызывают пристальный интерес. Как еще только ФСБ вами не заинтересовалась?

При этих словах я осекся. Действительно — как? А может быть — уже? Выражения, услышанные мной из уст этих типов («поясняю… девушка задержана…») недвусмысленно говорили о том, что они относились к одному из государственных ведомств.

— Я объясню, — сказала девушка устало. — Вы даже не представляете себе, как много изобретателей осаждают правительственные учреждения в Москве! Десятки и сотни!

— Но у вашего отца репутация хорошего ученого и честного человека…

— Та или иная репутация есть у каждого чокнутого ученого. А для обычного чиновника — каждый ученый немного чокнутый.

— Но ведь они могут провести экспертизу этого вещества?

— Да, конечно. Но это займет слишком много времени и не обязательно что-нибудь докажет.

— Почему?

— Образец сам по себе может принадлежать какому-нибудь уже существующему веществу.

— Но это же можно точно установить.

— Как?

— Провести химический анализ.

Она рассмеялась:

— Сразу видно, что вы не химик. Органический или полуорганический концентрат невозможно подвергнуть детальному химическому анализу. Как вам объяснить? Вы можете, например, подвергнуть анализу пепел сгоревшей человеческой руки. По обнаруженным химическим элементам вы, возможно, выясните, что эта ткань человеческая, но не сумеете сказать, принадлежала ли она мужчине или женщине. Конечно, такая аналогия достаточно неуклюжа, но…

— Я понял вашу мысль.

Я зажег сигарету. До сих пор мне в жизни не приходи-лось иметь дело с химическими формулами, но объяснение девушки я понял. Я вернулся к практической стороне вопроса, которая была мне ближе.

— Ваш отец запатентовал свое изобретение?

— Нет. Ведь для этого пришлось бы обсуждать дело с какими-то мелкими чиновниками, секретарями и прочими. Суть же в том, что производство этого лекарства настолько просто, что достаточно узнать о нем двум-трем людям — и будут знать все кому нужно и не нужно. Нас просто обманут.

— А ваш отец не хотел заручиться коммерческой защи-той?

— Я ведь говорила вам, и повторю снова — отцу не нужны деньги. Он не денег ищет. У нас есть все, что необ-ходимо, и значительно больше. Мой дед в свое время был куратором от ЦК на золотых приисках в Чукотке и ведал продажей золота за границу. Сказать, что я с детских лет ела, пила и писала на золоте — значит, ничего не сказать. Да и папа долго проработал в военном ведомстве и изобрёл чудо-взрывчатку «табастит». За нее мы до сих пор получаем неплохие деньги со всего света. Все, чего добивается мой отец, — передать технологию производства своего лекарства народу. Но его обескуражила неудача в столице. Он не может просто взять и написать письмо или заполнить какую-нибудь анкету. Документы сразу окажутся в руках тех людей, которых он избегает.

— Часть информации уже в их руках, — заметил я.

— Вероятно. И они очень не глупы.

— Вы имеете в виду кого-то конкретного?

Девушка беспомощно развела руками.

— Американцы? — сказала она. — Но я не представляю, как они могли бы об этом узнать… Или японцы… Или…

— Речь может идти о ком угодно. Вы совершенно правы, — согласился я. — Совсем не обязательно даже, чтобы они говорили с акцентом или отличались врожденным косоглазием. Любой обычный человек, не столь патриотично настроенный, как ваш отец, мог бы заинтересоваться изобретением просто для того, чтобы получить за это деньги. Любой человек — даже наш маленький гномик из нешекспировской пьесы.

Я поставил стакан на стол, встал и начал ходить по комнате, посасывая сигарету и задумчиво разглядывая сизый дымок.

Дело начинало приобретать занятный оборот. ФСБ охраной семьи Табаковых, конечно, заниматься не будет… А вдруг… Вдруг она ими итак уже занимается вплотную?

Дядя Миша самоустранился, предоставив выбор мне. Если только какой-нибудь высокопоставленный чиновник не доведет до сведения господина президента, что вопрос о безопасности жизни Табаковых является делом национальной безопасности. Да, пожалуй, Зиганшин мог бы это сделать. К своей просьбе он обязательно добавил бы какое-нибудь мудрое изречение, например: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать позавчера». Вопрос в том, возьмет ли он на себя подобные хлопоты? Станет ли высокопоставленный государственный деятель, бывший некогда главой крупной компании, беспокоиться о каком-то изобретателе, знающем, как из ничего получить лекарство? И разве Зиганшин, как и кое-кто еще в Москве, не думает о том, что будет после внедрения? Вова Миркин говорил что-то о своем производстве инсулина, об инвестициях двух миллионов долларов… Звучит, конечно, хорошо, но после внедрения табаковского лекарства цена их заводику будет рубль в базарный день. Это неизбежно.

Кроме того, не такая уж и большая величина этот Зиганшин. Куда же остается обратиться папе с дочкой? В милицию? Я достаточно ясно представлял себе, что им скажут в райотделе. Им не только не обеспечат круглосуточной охраны, но еще и изрядно попортят нервы. В любом случае сопровождать девушку до дома они не станут.

— Где сейчас ваш отец? — спросил я.

— Дома.

— Где именно?

— В Усмановске.

Столичная милиция, конечно, не распространяла та далеко свои полномочия. Ну а провинциальные жандармы тем более не станут отрывать своих орлов от кормежки на колхозных рынках ради каких-то грядущих достижений науки и техники.

— Может быть, вам стоит нанять телохранителей из частного охранного агентства? — заметил я. — Вы, видимо можете себе это позволить.

Вероника посмотрела мне в глаза:

— Да, мы можем себе это позволить. Так мы и сделаем.

Девушка была разумным человеком и согласилась на разумное предложение. Она не бросилась упрекать меня том, что я, мол, пытаюсь сложить с себя ответственность.

Да она и не имеет права так думать, решил я про себя. Все это — дело моей совести. Ей я, по крайней мере, ничем н обязан, тем более что у меня и своих забот по горло. Про блемой же Табакова должны заняться официальные власти. Но какие именно? С чего ты взял, что изобретение ее отца имеет практический смысл? В конце концов, в госучреждениях полно компетентных чиновников, способных разобраться, что к чему. Получается, что ты все же хочешь снять с себя ответственность? Я злился сам на себя. Очень некстати в голове всплывали симпатичные зелененькие бумажки, которыми меня эта деточка давеча поманила.

Я спросил:

— А, о чем вы собираетесь поговорить с Зиганшиным?

— Я хочу уговорить его приехать в лабораторию отца. Может быть, он пришлет своего человека, но абсолютно надежного. Мы бы продемонстрировали им технологию получения папиного инсулина, сделали бы его столько сколько нужно для экспертизы. Они бы убедились в честности отца. Тогда можно было бы приступить и к эксперименту на производстве.

— Но в опытное производство будет вовлечено много людей!

— У отца все предусмотрено. Двенадцать различных компонентов доставляются в контейнерах на завод. Три являются основополагающими для получения инсулина, остальные девять — для отвода глаз. Но абсолютно все двенадцать частей будут закачаны по специальным трубам в помещение, где находится смеситель. В этом помещении необходимо присутствие лишь одного человека. Ненужные компоненты будут уничтожены с помощью кислоты и спущены в стоки. Никакая экспертиза или проверка ничего не сможет установить. Конечный продукт будет откачан по специальным трубам из смесителя прямо в контейнеры. Один-единственный человек может контролировать весь производственный процесс, работая три-четыре часа в сутки. Я, например, и сама смогла бы работать. Если кто-то узнает, какие именно двенадцать компонентов доставляются на завод, ему придется экспериментировать многие годы, чтобы выяснить, сочетание каких из них дает необходимый результат.