Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...
– Послушайте, юноша, – в голосе Крюгера зазвучали менторские нотки, – что вы понимаете в красивой жизни? Вот почему, по-вашему, Лев Толстой всегда ходил в рубахе и лаптях?
– Почему? – спросил Венька.
– А потому что обожал хороший коньяк, дорогие сигары и красивых девочек.
Засмеялись все, даже водитель.
К месту старта таежной гонки мы прибыли минут через десять. Я уже подозревал, что командовать парадом придется мне. Первым выскочил из машины. Часы показывали четыре двадцать восемь, до рассвета еще дожить надо, но тайгу уже опутывала предутренняя хмарь. Пока проведем «перекличку», поставим задачу – пройдет еще минут десять, фонари не понадобятся. Дорогу украшал утрамбованный мордой в кювет фургон, на соседней обочине загорала заглохшая «Нива», а в кустах по левую руку что-то шевелилось – милиционеры, не особо проявляя галантность, выкорчевывали из зарослей обезноженных охранников психушки.
– Туда они пошли, – дружно показали охранники на юг. – Двое их, точно. Вооружены одним карабином.
– Слышь, старшой, – просипел Артюхов, собирая своих подчиненных, – повествуй, чего делать, а то прохладно здесь чего-то.
– Артем, эти уроды в тайге не выживут, – поучал меня очнувшийся Крюгер. – Залягут где-нибудь. В землю зароются.
– Зимовье здесь старое – в четырех верстах, – вспомнил тощенький милиционер. – Когда я маленький был, мы с батькой сюда за лисой ездили. Точно помню – версты четыре.
– Нет там зимовья, – возразил другой милиционер, – на хрена оно тут нужно? Зверья в округе с гулькин хрен осталось. Старик Савельев – он работал у нас в гараже – пасеку себе завел, мед бочками производит, а старуха его на автостанции продает.
– Туда и пойдем, – согласился я. – Артюхов, давай своих головорезов на фланги, а мы с ребятами – по центру. Да не валить толпой – рассредоточиться.
– А как рассредоточиться? – икнул не сведущий в тактических действиях лопоухий патрульный.
– Побатальонно! – зарычал я. – Пошли, пошли... Да осторожнее, мужики, нужно сделать все, чтобы не обнаружить свои трупы в новостях. Об опасности предупреждаем выстрелами в воздух. Можно на поражение...
– Нужно на поражение, – проворчал Лиходеев.
До опушки мы не добежали, в поле зрения появился еще один участник экспедиции. Подержанный «Москвич» ткнулся в хвост заглохшей «Ниве», появилось тело, отделилось от машины и не очень твердо поплыло наперерез. В предрассветной мгле проступали очертания фигуры. Неплохие, надо признаться, очертания.
– Мать честная, – ахнул Крюгер, – в наших краях объявилась медведица-шатун!
– Которой не дает уснуть медведь-храпун, – ворчливо отозвался женский голос. Силуэт «пополнения» стал отчетлив и приятен.
– Яна Владимировна, – ужаснулся я. – Прошу прощения, вы часом не сбрендили? У вас аппендицит, вас вчера из больницы выписали, вас только постельный режим спасет от глупой смерти. Янка, а ну брысь отсюда!
– Вот-вот, – подсюсюкнул Венька, – настоятельно рекомендуем вам, Яна Владимировна, пойти на хрен.
– Да ладно, не парьтесь, ребята, – отмахнулась Янка, худая рыжая девица с курносым носиком, обмазанным веснушками, и короткой прической «под бобра». – Не буду вам сильно мешать.
– С бабой веселее, – рассудительно заметил один из сержантов. – И на подвиги опять же не так тоскливо...
– Откуда вы, Яна Владимировна? У вас открылся дар предвидения по причине неизлечимой болезни? – почтительно справился Лиходеев. Он всегда обращался на «вы» к украшению нашего отдела – поскольку младше Янки на восемь лет.
– Кудыкин позвонил, – с убивающей простотой объяснила девица. – Разбудил среди ночи и поинтересовался, не желаю ли я принять участие в поисках сбежавших преступников.
– Сволочь! – заорал я. – Придушу гада! Сам-то перетрусил, мерзавец, не поехал! Вот бы его мордой в эту гребаную тайгу!!!
Злоба душила и не давала взвешенно оценивать ситуацию. Почему за ляпы бездарей должны отдуваться невиновные? Мы рвались через дремучий лес, буксуя в залежах бурелома, проклиная судьбу и тупое начальство, ожидая выстрела в живот из-под каждой коряги. Выискивали следы бегущих преступников, с чем гораздо увереннее и грамотнее справились бы поисковые собаки, о доставке которых из Абахи, разумеется, никто не подумал.
– Артем, смотри! – По недосмотру вырвавшаяся вперед Янка вдруг присела, стала разгребать свалявшуюся листву. Обнажилась выемка с топкой грязью и отпечатком сапога сорок второго размера.
– Откуда у этих ублюдков сапоги? – пробормотал Венька, расталкивая нас и жадно всматриваясь в находку.
– Сняли с охранника, пораженного поленом, – догадался я. – А второй так и бежит в больничной обуви. В лучшем случае это кроссовки.
– Островская, уйди в тыл! – схватил Крюгер за воротник Янку и чуть не пинком спровадил в куст волчьего лыка. Вместо благодарности. А сам рванулся вперед, сжимая фляжку, как божий стяг...
План действий можно было не озвучивать. Преступники измотаны, у них гудят ноги. Бегут из последних сил, причем оба – один истер ходули до кровавых мозолей (попробуйте побегать по тайге в чужой обуви), другой – отбил и расцарапал. Но оба коварны и изобретательны. Им терять нечего. Будут отбиваться. И бегут они, кстати, на бывшую охотничью заимку...
Лес редел, расступались кудлатые осины с позолотой листвы, еловый молодняк, кусты, усыпанные съедобной и не очень ягодой. Вновь зачавкало под ногами. Образовалась просека, по которой несколько дней назад проехала машина: дожди не размыли радиальный узор протектора. Обрыв в пару метров высотой, его обтекали с двух сторон заваленные каменьями тропы. За стволами проглядывал бревенчатый сруб, крыша, обитая брусом. Навес с дровами, колодец, обмазанная глиной печка, умывальник с отбитой эмалью... Я лежал за лишаистой кочкой, в двух шагах от крошечного водоема, заросшего зеленой тиной (странные метаморфозы русского языка, но такая тина испокон веков называется шмарой). Капля росы каталась в чашке кожистого растения. Птица чирикала над головой в густой листве. Из дома показался мужик преклонного возраста – в ватных штанах, стеганой жилетке, куртка из болоньи поверх жилетки, наполовину лысый. Набрал охапку дров, покосился по сторонам, засеменил обратно. На пороге споткнулся, но удержал свою ношу, поднялся с колена, исчез в недрах избушки. Я завозил локтями, выбираясь на поляну. Напрасно упыри позволили этому персонажу выйти из дома... На флангах шевелились кусты – коллеги выдвигались на исходные позиции. Я скатился в низинку и под изогнутым деревцем, разбитым молнией, нашел еще один отпечаток кирзухи. Носок направлен точно на заимку. А ведь решили замаскироваться, уроды... Я подал знак смышленому Лиходееву. Венька утер рукавом сопли, кивнул – не глупее, мол, других, уполз под куст, шурша листвой. Я снял «макарова» с предохранителя и первым выдвинулся на тропу, практически не сомневаясь в грядущих успехах...
Зимовье перестраивали, утепляли, забивали паклей щели, но контуры избы изменений не претерпели – квадратный сруб, ступенька с дверью, оконце чуть более тюремного. На южной и западной сторонах как будто не было окон, но я очертил стволом квадрат, и Венька понял – кивнул, ныряя в крапиву. Я замер у крыльца, прижавшись к брусу. Пятисекундная медитация, сочетаемая с православной молитвой... бросился в дом, прочертив балетное па и впаявшись в груду составленных друг на друга тазиков.
– Ни с места, милиция!!!
Мужик отпрянул от печки – перепуганный, оглушенный. Перед моим появлением он укладывал в нее дрова. Кочерга вывалилась из рук, он попятился, опрокинув ведро.
– Дяденька, не шевелись, – посоветовал я. Быстро пробежался по заимке – сорвал шторку, за которой был топчан, крытый шерстяным одеялом, глянул за печку, убедился в отсутствии лестницы на чердак. Венька с индейским воплем влетел в заимку – мстить за павшего товарища. Я подал знак – не буянь. Нетерпеливо повел стволом – выметайся. Венька пожал плечами и выгреб на улицу – озираясь, излучая жирный вопрос.
– Савельев? – мрачно спросил я.
Дядечка кивнул, отлипая от стены. Белый, как полотно, губы дрожали. Немного странно. Разве так должен реагировать на слово «милиция» человек, проработавший всю жизнь в системе МВД?
– Ребята, вы что? – сглотнув, поинтересовался хозяин.
– Простите, гражданин, – казенно отозвался я. – Рыдаловский уголовный розыск. Сбежали двое опасных преступников. Вы чужих не видели?
– Не видел, – лихорадочно замотал головой пенсионер. – Нет, товарищ, серьезно, я и своих-то не видел... Я рано встаю, если бы кого увидел...
– Да вы не волнуйтесь, я вам верю, – сказал я преувеличенно громко.
Мотивация старика, похоже, становилась понятной – на вешалке за телогрейкой висел черный плащ, который никак нельзя было назвать мужским. Пасечник жадно поедал меня глазами, причем одна половина мозга умоляла: уйди! Вторая слезно упрашивала: останься!
