Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...
Впрочем, всякое бывает. Мистическим загадкам нет числа. Озеро, например – в Нижегородской области, под названием Безымянное – громко хлопнуло и исчезло. Напрочь. И рыбки дохлой не осталось. Диаметр водоема был метров тридцать, глубина – пятнадцать. Смылось куда-то.
Побродив из угла в угол, я позвонил Крюгеру, не подумав, что совершаю глупость.
– Смешной ты, Артем, – усталым голосом поведала Нинель, вторая жена оперативного работника. – Пробки перегорели у твоего Крюгера. Он с работы пришел уже хорошенький. Спит, даже ужинать не стал...
– Хорошо, хоть дошел, – вздохнул я. – На сердце не жаловался?
– Да на что он только не жаловался! Плакал, ныл, стонал...
– «Стонал» и «ныл» – одно и то же, – машинально буркнул я. – Только стонут по уважительной причине.
– Ты такой грамотный, Артем, – восхитилась Нинель, – сразу видно, образованный городской человек. Слушай... – я насторожился – последнее слово она произнесла с придыханием, – а ты чем сейчас занимаешься? Ну, если не секрет, конечно...
Я представил, как под одеждой у измученной замужеством бабы начинает все вздыматься и бродить. А от мужа толку, как от белой горячки. Проблемы у него с неприличным словом. Чтобы избавить себя от аналогичного брожения, я сделал глубокий вдох и на несколько секунд отодвинул трубку от уха.
– Да так, Нинель, хозяйничаю, спать пойду скоро...
– Завидую твоей будущей жене, – вздохнула Нинель. – Ты же у нас безалкоголик. Хотя знаешь, Артем, не все еще потеряно. Никогда не поздно начать пить... Слушай, я этого хмыря не могу даже до постели доволочь! Уснул под умывалкой – и ни туда, и ни сюда...
– А ты его пни.
– Пинала.
– И какова реакция?
– Положительная. Ругается, в глаз норовит двинуть. Подниматься не хочет. Послушай, Артем, – решилась Нинель и снова в бархатистом голоске зазвучали эротичные нотки, – тебе там не одиноко?
– Одиноко, – признался я. Мне всегда одиноко.
– Приезжай, положишь его на диван. А потом мы с тобой... чай попьем.
– Извини, Нинель, – вздохнул я, – ты же умная женщина. А я не хочу потом доказывать себе, что я не последняя сволочь. Не получится у нас с тобой. Да и знаешь, лечить одиночество подобным способом – то же самое, что водкой – алкоголизм.
– Ладно, не извиняйся. – Нинель не обиделась, хотя и погрустнела. – Не нашел еще никого, Артем?
– Не нашел.
– Ищи.
– Буду.
Я положил трубку и печально подумал: хотите перемен в жизни? Переставьте двадцать семь предметов в доме. Так в Китае советуют. Красивое правило. Если наберется у вас в доме двадцать семь предметов...
Лишь однажды в этом городке мне на голову свалился секс. Яна Владимировна Островская – младший лейтенант милиции – пришла ко мне на второй день знакомства. Мы работали в одном отделе, но это не помешало ей сорвать с себя одежды и повалить меня на диван. После исполнения короткой программы она ушла – пошатываясь, сыто улыбаясь. А потом... кажется, поняла. Четыре года я работал начальником отдела собственной безопасности в РУВД большого сибирского города. Отправил за решетку начальника криминальной милиции, вплотную подбирался к обнаглевшим наркоментам. В один прекрасный день ОМОН ворвался ко мне в квартиру и неоригинально извлек с антресоли мешочек с героином. Подстраховаться я успел, и над начальством ОБН завис дамоклов меч разоблачения. Я вышел на свободу. Но мешочек с антресолей не давал мне покоя ни днем, ни ночью. Не могли вторгшиеся маски его туда засунуть. Все происходило у меня на глазах! К их визиту героин уже лежал на антресолях. Я отказывался верить в очевидное. Но через день Ирина, с которой мы прожили полтора года, сама ушла из дома. А сутки спустя я обнаружил ее в постели плейбоя, назначенного рулить криминальной милицией вместо того, которого я посадил. Эта банда была неистребима, мимикрировала подо что угодно, и моя Ирина оказалась во всем этом замешана – та самая женщина, которую я боготворил и любил больше жизни...
Рана не зарастала. Я пил по-черному. Лишился квартиры, обрел взамен ветхую комнату в сталинском доме. Отдел собственной безопасности расформировали, сотрудников разбросали по райотделам. «Ты знаешь, что такое Саяны?» – спросил однажды начальник управления полковник Стриж. «Вода такая, – буркнул, – и горы, кажется». «Причем недалеко, – согласился полковник. – Выбирай, Артем, – либо едешь начальником уголовного розыска в курортный... хм, городок – там как раз образовалась вакансия, – либо прямым ходом в психушку. Поверь, там тебя встретят с распростертыми объятиями. А Саяны – единственное, что я могу для тебя сделать: тамошний «шериф» Неваляев – мой старый боевой товарищ и неплохой мужик».
В психбольницу мне почему-то не хотелось. Умеют в наших широтах избавляться от неугодных...
Телефонный звонок посреди ночи прозвучал, как взрыв над Хиросимой. Я схватился за будильник, слетел с кровати, потащился к тумбочке, наступая на кота, который тоже хотел знать, что происходит, и вообще, поставил целью своей жизни свернуть мне шею.
Я так и чувствовал, что назревает культмассовое мероприятие.
– Артем! – Неваляев был взволнован, голос вибрировал и царапал ухо. – Живо ноги в брюки! Десять минут назад из закрытого блока психоневрологического диспансера сбежали Сивохин и Хрипач! Ваша клиентура?
– Наша... – растерялся я. Вот так фокус.
– Взломали замок, ушли через заднее крыльцо, охранника приласкали поленом, отобрали карабин... Свистнули фургон на КПП... У этих военизированных придурков хватило ума помчаться за ними на «Жигулях». Докладывают, что те рванули на Аркалы – а там кругом тайга... Охранники пробили им шины, те повытряхивались – и в лес. Одному из парней прострелили ногу, другой – подвернул. Сидят теперь на обочине и ждут помощи. Далеко не уйдут, Артем, непролазно там... В общем, ваших уже собирают, даже Крюгера, жди, сейчас за тобой заедут. Четверо сержантов из постовой, плюс ваш отдел – больше никого. Обуйся соответственно – там не паркет...
– Так пусть милиция и ловит, – возмутился я. – Операм, что ли, по тайге лазить?
– А ну цыц! – заорал Неваляев. – Едрить тебя в качель, Богатов! Кто лучше вас знает их повадки?
Тут наш шеф, к сожалению, прав. Клиенты – не из тех, что маются по психушкам с изысканным фамильным безумием. Обоих взяли в Убей-Поле месяц назад – с пальбой, фейерверком. Оба проходили психиатрическую экспертизу в закрытом блоке. Недавно освободившийся Хрипач прибыл к бывшей сожительнице и сильно осерчал, застав ее с хахалем. Хахаль прыгнул в форточку и кликнул ментов, а пока те чесались, Хрипач в капусту рубил сожительницу. То, что осталось от женщины тридцати восьми лет, наводило на некоторые сомнения в душевной вменяемости преступника. Сивохин «мигрировал» в Рыдалов из Абахи, где его ловили полгода и даже окрестили «абахинским душегубом». Этот вурдалак специализировался на одиноких мамах с малолетними детьми, проживающих в частном секторе. Выслеживал, вкрадывался в дом посреди ночи, мамашам резал горла, а над детьми надругался с нечеловеческой жестокостью. После трех эпизодов стало ясно, что работает один маньяк, определился почерк, случайные очевидцы нарисовали пару примет, и милиция наконец взялась за дело. Понимая, что гулять на воле остается недолго, Сивохин рванул в Рыдалов, где его и повязали на второй день. И Хрипача, и Сивохина раскололи, как тыкву, дело передали в суд, для порядка назначили экспертизу...
Эта ночь навсегда останется в памяти. «Рафик» прыгал по колдобинам. Мы неслись на запад от Рыдалова – в Аркалы, до которых было верст сорок с гаком. Водитель берег генератор – свет в салоне не включал. Но уже наступал рассвет, вырисовывая хмурые лица милиционеров, возбужденно дышащего Веньку Лиходеева, растянувшегося на заднем сиденье Крюгера, у которого карман отвисал, как печень у алкоголика.
– Тебя-то, Крюгер, за что привлекли? – по привычке подкалывал сослуживца Венька.
– А х-хрен его знает... – бормотал Крюгер, для которого шесть часов сна были что слону дробина. – З-за задницу, з-за что же еще... Нинель н-не разобралась, а этот М-мухтар – с-сержант Артюхов – к-как поволок меня в машину... я, ей-богу, м-мужики, ни х-хрена не соображал...
– А ты в кармане поройся, – подсказал я. – Пьешь без памяти, а дело знаешь.
– Т-точно, – обрадовался опер, полез в боковой карман, и через несколько секунд целебная жидкость заструилась из фляжки в горло.
– Сивуха, – брезгливо морщился Венька.
– Сам ты сивуха, – обиделся Крюгер, обретая способность связывать слова. – Между прочим, непутевые коллеги, это достойный дагестанский коньяк, который вы в Рыдалове не найдете ни за какие деньги. Используется в исключительных случаях.
– У нас такая большая зарплата? – не понял Венька.
– Послушайте, юноша, – в голосе Крюгера зазвучали менторские нотки, – что вы понимаете в красивой жизни? Вот почему, по-вашему, Лев Толстой всегда ходил в рубахе и лаптях?
