Виктория Платова - Хрустальная ловушка
…Наконец-то Она со мной.
Женщина моей жизни.
Я могу касаться Ее, а могу не касаться, хотя Она все это время ждала, что я прикоснусь.
Она оказалась причастной к убийству, возможно, Она сама и совершила убийство, к этой мысли я склоняюсь все больше, я сам убийца и потому чувствую убийц… Она потеряла близкого человека, возможно, ей только казалось, что близкого. Потому что с сегодняшней ночи самым близким для Нее человеком буду я. Она даже не подозревала об этом. Ей просто нравилось быть со мной, все это время Она ждала, что я войду в Нее. Могу ли я это сделать и не разорвать нить, которая связывает нас все крепче и крепче? Может ли художник плотски любить модель?
Пока я не нашел ответа на этот вопрос.
Я знаю, что Ей нравится во мне. Дикость и первобытность.
Именно это не дает Ей покоя, Она всегда ждала, что я войду в Нее.
Мне нельзя было приходить туда, где находилась Она. Даже несмотря на то, что Ее временное пристанище находится на отшибе, и до утра Ее вряд ли кто хватится. Но и ждать больше невозможно. Я больше не могу оставаться без Женщины моей жизни, без главной фигуры в коллекции. Ей дорого достается Ее сегодняшнее существование, но Она была готова продлить его. Интересно, как должен чувствовать себя сильно травмированный человек, особенно когда всех этих разъедающих душу травм нет и в помине? Я знаю это. Я сам пришел к такому заключению. Она была готова удивиться моей проницательности, но не поверила в нее. Но еще больше Она была готова быть со мной. Я заинтриговал ее пещерой, сказав, что она существует. И что мы увидим ее.
Ей должно понравиться, я знаю.
Она была готова быть со мной, и теперь Она со мной.
Она очень удивится, оказавшись в пещере.
Но теперь это не имеет никакого значения…
…Звягинцев медленно приходил в себя.
Он втайне надеялся, что найдет все это, и все равно — находка оказалась неожиданной для него. Как бы то ни было, они попались, но сейчас главное не они, а Ольга, несправедливо обвиненная, несправедливо поверившая в это обвинение. И он, Звягинцев, тоже приложил к этому руку.
Но ошибку еще не поздно исправить.
Он может исправить ее прямо сейчас, пока…
Пока она ничего не сделала с собой.
Эта мысль вдруг обожгла Звягинцева. Милая, кроткая Ольга, которая до сих пор думает, что убила собственного отца, — он сам вынудил ее признаться в этом, он сам поддержал эту мысль. Он был ее инициатором. От осознания этого Звягинцев застонал. Не нужно ждать утра, чем раньше он принесет ей весть об истинных убийцах, тем легче ей будет. Хотя неизвестно, как она отреагирует, когда узнает всю правду: из огня да в полымя. Тут и у здорового человека мозги поедут, не говоря уже о глубоко уязвленном и глубоко травмированном.
А вдруг она действительно решит больше не жить?
Никакого промедления, он сейчас же отправляется в коттедж, чтобы освободить ее.
И почему он ненавидел лыжи? На лыжах он добрался бы до места куда быстрее, он потратил бы на преодоление снеговых заносов гораздо меньше сил…
Если вся эта история завершится благополучно, он обязательно научится ходить на лыжах.
…Он твердил себе об этом всю дорогу до коттеджа Красинских, он дал себе слово освоить лыжи ровно семь раз, при этом каждый раз его клятвы становились все изощреннее: они стали включать в себя не просто банальный бег на банальных лыжах, но и овладение сноубордом, трассой для слалома-гиганта, трассой для фристайла и карвинговой техникой.
Ольга, она была такая печальная и такая тихая, как человек, принявший бесповоротное решение. Если он не успеет, то никогда не простит себе…
Впрочем, не прощать не пришлось.
Когда совершенно выбившийся из сил Звягинцев наконец-то добрался до коттеджа, он нашел там только двоих связанных дурачков Радика и Колю. Они сидели связанными и при этом прикованными наручниками: Радик был прикован к Коле, а Коля был прикован к трубе отопления. Оба они находились в издевательской близости от телефона, которым не могли воспользоваться.
Радик, слывший в дуэте умником, угрюмо бодрствовал, а круглый идиот Коля сладко спал.
Именно так поступают все круглые идиоты в экстремальных случаях.
Звягинцев был так поражен открывшейся его взору картине, что даже на секунду забыл об Ольге.
— Это еще что такое? — обращаясь к Радику, выдохнул он.
Радик подтолкнул локтем товарища, который что-то невнятно пробормотал спросонок.
— Что это такое? Кто это вас оприходовал, таких лбов?
Бодрствующий Радик упорно не хотел признаваться.
— Кто, я вас спрашиваю?
— Кто-то из наших, наверное, — высказал расплывчатое предположение Радик.
— А поточнее?
— Поточнее не могу. Он был в очках. И верхний свет у нас не горел…
— Каких очках?
— Каких-каких… Горнолыжных, каких же еще… И в снегу тоже был…
И здесь очки. Звягинцев невольно улыбнулся — вот как обыкновенные, пусть и горнолыжные очки способны изменить облик человека.
Он молча отстегнул наручники и развязал бедолаг-охранников. И только потом осмотрел комнату, по которой, казалось, прокатился Мамай: стулья перевернуты, стол сдвинут, карты разбросаны на полу.
— И вы не оказали сопротивления, охраннички?
— Не успели, — ввязался в разговор проснувшийся Коля. — Очень неожиданно все получилось.
— Неожиданно, — Звягинцев поднял с пола пару карт: червонную даму и валета пик. — В карты резались, твари?
— А что, это запрещено законом?
— Я бы вам не то что человека охранять, белку бы не доверил.
— Белка песенки поет да орешки все грызет, — меланхолично продекламировал Радик. — Вы бы предупредили, шеф, что возможно нападение на объект. Мы бы были во всеоружии.
— Ладно, вставайте.
Пока охранники выпутывались из остатков веревок, Звягинцев вошел в клетку, из которой совсем недавно выпорхнула птичка-Ольга. Интересно, кто все-таки освободил ее?
А что, если Марк?
Эта мысль заставила Звягинцева похолодеть. Если это сделал Марк, тогда вся его версия и гроша ломаного не стоит, тогда он так ошибся в человеке, как не ошибался никогда.
Нет-нет, возьми себя в руки. Пал Палыч, это легко проверить. Нужно только снять телефонную трубку и позвонить в комнату номер тринадцать в административном крыле отеля.
А впрочем, он еще успеет позвонить, успеет в любом случае.
Звягинцев прошелся по комнате и заглянул в стоящий на столе компьютер. Вот что такое деловые люди, даже на отдыхе не расстаются с работой. Экран компьютера светился.
«Я ЖДУ ТЕБЯ. НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ. ЧЕМИ ПАТАРА ГОГОНИЯ. МАНАНА».
Смысла текста Звягинцев не уловил, и это рассердило его.
Рассердило настолько сильно, что он крикнул обоих охранников.
— Ну, — безнадежно спросил Пал Палыч. — Кто-нибудь из вас знает, что такое «чеми патара гогония»?
Радик посмотрел на Звягинцева как на сумасшедшего. Но вечный дурак Коля… Вечный дурак Коля меланхолично сказал:
— Моя маленькая девочка.
— Что? — Звягинцев даже опешил. — Что ты сказал?
— Моя маленькая девочка. Это по-грузински. Чеми патара гогония — моя маленькая девочка.
— Ну ты даешь! — Радик посмотрел на своего напарника с уважением.
От неожиданности Звягинцев даже сел на стул рядом с компьютером.
— Откуда ты знаешь? — спросил Пал Палыч, глядя на русопятую, абсолютно славянскую физиономию охранника.
— У меня крестный грузин. И первая женщина тоже была грузинкой…
«Уж не ее ли страсть вышибла из тебя зачатки мозгов?» — Звягинцев посмотрел на Колю с нежностью.
— А ты никогда не говорил, — не мог прийти в себя от Колиной эрудиции Радик.
— А ты и не спрашивал.
— А еще что-нибудь знаешь?
— Ну… Me шени макоци…
— Это что?
— Целую тебя, — мечтательно произнес Коля.
— А еще?
Коля задумался.
— Шэни дэда моутхан…
— Ну и?
— Это в смысле мать твою… — нехотя объяснил Коля.
— А еще?
— Карги моутхан.
— Это как?
— Тоже непечатное. А еще есть — шэни набичуар…
— Да уж, научила тебя твоя грузинка, — не выдержал Звягинцев.
— Это крестный, — поправил Коля. — Моя грузинка была святой женщиной.
Звягинцев вдруг подумал о том, что если удача приходит, то она приходит надолго. Кто бы мог подумать, что остолоп Коля окажется силен в грузинском, и не только ненормативном. Смысл послания прояснился, особенно если учесть, что мать Ольги была грузинкой. «Моя маленькая девочка» — это могло быть адресовано только ей, а никак не Марку. Но где ее может ждать грузинка-мать по имени Манана, покончившая с собой много лет назад? И кто отправил Ольге это послание? Ясно, что не покойница, хотя измученная Ольга могла принять эту строчку за привет с того света и руководство к действию. Тогда кто?
Пора звонить Марку.
