Леонид Влодавец - Приговоренный
— Трахаться будем? — деловито спросила Надежда. — А то я уж забыла, как это исполняют. Квалификацию потеряла.
— Надо будет — вспомнишь, — сказал Клык почти серьезно, — Хотя нам, если честно, скорее всего будет не до этого. Все, пошли наверх…
Ближайший универмаг оказался совсем рядом с метро. Толкучки и очередей не было. Клык больше всего их боялся. Зацепит какая-нибудь лярва за чемодан, ковырнется крышка, сыпанется содержимое… Народ все-таки был, и Клык для страховки гулять по магазину не стал, а притулился к стене и прождал: коло часа, пока Вера с Надей шлялись по магазину. Ему даже представилось вдруг, что эти сучонки вообще сбегут от него. И не только сбегут, но и заложат. Хотя тут же подумал, что скорее он сам сбежит от этих баб, чем они от него. Два трупа на них. Привязаны намертво. Но сердце чего-то там нашептывало, постукивало, волновалось. Как известно, бабы имеют свойство такие фортеля выкидывать, каких от нормальных людей не дождешься. Клык это знал. Обошлось. Бабы трясанули Клыка на двести пятьдесят штук и вышли из магазина с туго набитыми сумками, куда запихали всю свою тряпичную добычу.
— Я о тебе позаботилась, муженек ты мой любезный, — доложила Надя. — Аж брючата легкие купила, майку, трусов две пары, носков тоже.
Вера привезла их в довольно старый московский район, прокатила на синем троллейбусе, который шел в сторону от центра и потому был набит меньше чем наполовину. Через три остановки сошли и немного прогулялись по тихому зеленому переулку. Без особых приключений все трое вместе со своим особо опасным чемоданом оказались на лестничной площадке второго этажа у крашенной в коричневый цвет железной двери с номером 26. Едва Вера позвонила, как за дверью раздался грозный лай. По тембру можно было догадаться, что это болонка.
Через минуту послышались мягкие шаги ног, обутых в шлепанцы, и взволнованный женский голос спросил:
— Кто там?
— Это я, Вера, — почему-то застестявшись, произнесла бывшая однокурсница.
Глазок, светившийся на двери, закрыло тенью. Хозяйка оглядывала пришельцев. Судя по всему, Инна узнала Веру, потому что замок щелкнул и дверь открылась.
— Верунчик! — Инна оказалась сдобной, одних габаритов с Надеждой, и, радостно облапив свою старую подругу, расцеловала ее в обе щеки. Она была одета в легонький халатик и, похоже, больше ни во что. Клык сразу пригляделся к прихожей. В нее выходили сразу четыре двери. За одной просматривалась кухня, окно которой выходило на двор, за другой — просторная комната с диваном и ковром, две остальные были закрыты.
— Познакомься, — освобождаясь из объятий Инны, сказала Вера. — Это мои соседи по дому: Надя и Андрей. Очень хорошие ребята.
— Очень приятно, — улыбнулась хозяйка. — Вы прямо с поезда?
— Ага, — сказала Вера, сама удивляясь, как естественно ей удается держаться и как ловко, без запинки удается врать.
— Вы проходите, проходите! — Гостеприимная Инна пригласила их в большую комнату. Клык поставил чемодан рядом с диваном, огляделся. Обстановка была не новая, но чистенькая. На окошке висели тюлевые занавески. Стеночка была уставлена к книжками, немногочисленным хрусталем, какими-то глиняными чашками и плошками. Тут же стоял старый, судя по всему, цветной телевизор.
— Давайте сначала разместимся, — предложила Инна. — Надя и Андрей, как я понимаю, супруги, поэтому мы их поселим отдельно. А ты, Верунчик, если не возражаешь, можешь здесь, на диване устроиться, тут не шумно. Андрюша, давайте, заносите свои вещички.
Надежда подхватила сумку, Клык — чемодан, и Инна проводила их в комнатку напротив кухни.
— Это мамина комната, — вздохнула Инна, — она ж года назад умерла. Кровать удобная, белье я вам постелю свежее. Вы не стесняйтесь, будьте как дома.
— Ой, мы вам, наверно, столько хлопот доставим, — зажеманилась Надежда.
— Что вы! — всплеснула руками Инна. — Я же сейчас одна живу. С мужем развелась, детей нет, родители — мерли. В отпуск ехать не на что, вот и сижу тут, жду не дождусь, когда опять на работу… Жарко, а за город ехать боюсь. И здесь одной страшновато. Так что я вам очень рада.
Клык предпочел бы комнатку с видом на двор. 2-й этаж — в случае чего, он спрыгнул бы, несмотря на раненое бедро. Оно — тьфу-тьфу! — как-то притерпелось и о себе не напоминало. Но прыгать лучше во двор, а не на улицу.
Инна принесла постельное белье и скромненько
— Ванна свободна, если хотите ополоснуться — милости прошу.
НУЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
— Да, Виктор, — сокрушенно вздохнул седоголовый человек в штатском, с несколькими рядами орденских колодок на пиджаке, — нечего сказать, порадовал… Так подставить самого себя не каждый сумеет. Заигрался. Из-за каких-то трех миллионов баксов так сглупить! Ты ведь, голубчик, не только собой и своим креслом рисковал, ты еще и другим людям, многие из которых раз в десять тебя умнее, интеллигентнее но главное — полезнее, сложностей наделал. Понимаешь ты это или нет? Похоже, что и сейчас не понимаешь.
— Михалыч, — прямо-таки выстонал Иванцов, — я ж повинился. Не добивай меня, ради Бога!
— Ничего, дурака добить не грех. Все равно толку никакого. Если бы все только тебя касалось, я б и пальцем не шевельнул. Или, наоборот, помог бы тебе с этого света убраться, если не умеешь жить как человек. Ты Маяковского читал когда-нибудь? В средней школе хотя бы? Помнишь фразочку: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно»? Наверно, слышал пару раз. Так вот, дорогой товарищ облпрокурор, неужели ты, полвека прожив, до сих пор не знаешь, что если кого-то сажают не на нары, а в такое, как у тебя, начальническое кресло то это кому-то очень нужно? Неужели ты думаешь, будто сам себя сделал? Откуда ж у тебя, козла драного, такое самомнение?
— Да что ты, Михалыч, разве я не донимаю?! — покаялся Иванцов. — Куда б я без тебя делся?
— Без меня… Да, и без меня тоже. Но есть еще люди. Ты их, дуролом, никогда не знал и не узнаешь. Потому что теперь, даже если все обойдется, дороги тебе нигде не будет. Не оправдал доверил… Чудак ты, ей-Богу! Чего тебе там, на своем месте не хватало? Что, давали мало? Или не позволяли тебе брать? Или кто-то налоговую полицию на тебя наводил? Или мешали тебе шашни с бандитами заводить. Нет, на все смотрели сквозь пальцы. Потому что знали: ты наш, свой, не подведешь, если понадобится. Ведь всегда же был умным, осторожным, что ж ты в этот раз, сукин сын, головой не подумал?
— Да подумал я, подумал, Михалыч! Кто ж его знал, что этот сукин сын вывернется?
— Ты же знал, что он именно ради этого все затеял? Знал. И пошел ему навстречу? Неужели не мог по-другому повернуть?
— Да что ты, Михалыч! Все же было продумано. Это случайность. Просто случайность!
— У наших блатных друзей есть хорошая поговорка: «Жадность фраера сгубила!» Вот всему корень. Пожадничал ты, Витя. Если б ты с самого начала ввел в курс дела меня, пригласил бы порыбачить или просто по лесу погулять, не пришлось бы тебе потом накручивать одну глупость на другую. Если б ты, сукин сын, не захотел иметь все один, то не пришлось бы ни от Найденова с Рындиным прятаться, ни Черного с Курбаши уничтожать.
— С Черным надо было кончать. Слишком много нахапал. Уже считал, что он в области хозяин.
— С ним работать надо было. Работать! Так же, как потом с Курбаши. У тебя в области были три крупные команды, которые тебе и твоему Главе помогали управлять. Вы могли ими манипулировать, а через них — определять развитие бизнеса. На долгие годы! Больше того, вы могли с их помощью политические проблемы решать. Ты еще не забыл, что выборы на носу? Или ты думаешь, что тебя как назначаемое лицо это не коснется? Да нет, Витя, слетишь ты как миленький, если что. И прежде всего потому, что теперь, когда ты угробил Черного и Курбаши, на их место наплодится десяток ребят, которые будут дружить уже не с тобой. Они сами найдут, кого на твое место посадить. А мы, здешние твои друзья, ничем помочь не сможем…
— Да что ж мне, застрелиться, что ли?! — в сердцах выпалил Иванцов. — Долбишь, долбишь, Михалыч, будто не понимаешь, что если меня возьмут за цугундер, то все концы вытащат.
— В том-то и дело, что понимаю. Конечно, самое простое, между нами, девочками, это тебя устранить, как не оправдавшего доверия. Прямо и откровенно говорю. Но в том-то и беда, что делу этим не поможешь. Лишние хлопоты. Хотя по всем показателям, Витя, ты свой инфаркт заслужил больше, чем Найденов. Если б все дело было в Клыке и твоей липе с исполнением приговора, я бы и беседовать не стал. Но сейчас многое зависит от того, что этот твой смертник недоделанный в чемодане увез. Икона — дело десятое. От нее тоже круги разойдутся, конечно, но все же поменьше, чем от бумажонок, которые там могут быть. Я их лично не видел, но догадываюсь, что, кроме тебя, милый-дорогой, они еще кое-кому крылья подрежут. В том числе и мне, может быть. Я, правда, нынче мирный пенсионер, нигде своих автографов не оставлял, по саунам с бандитами не таскался, да и вообще жить мне и так недолго Но цепочек много, людишек разных со всех сторон Одного расколют, второго, третьего и зацепятся. Если, конечно, эти бумажки вместе с Клыком придут с тем людям, которые спят и видят, как нас закопать. Им этот хвостик сейчас очень важен, понимаешь?
