Фридрих Незнанский - Шестой уровень
Но, конечно, больше всего Савелова тревожили эти самые ребятки, команда. Именно своей честностью, преданной любовью к справедливости. Эта их безумная страсть все сделать по-честному, добиться справедливости — о! Она могла выкинуть самые неожиданные фортели. Этих людей нельзя было купить. Хотя деньги они, конечно, брали. Но только за работу, а не за свою совесть. Их даже нельзя было запугать! И это сейчас было ох как не на руку Савелову.
План, который он придумал в своем кабинете, тыча пальцем в кнопку выключателя лампы, казался теперь пустым и ненужным. Из Москвы все виделось проще. Здесь же он начал понимать, что просто не будет. Будет сложно, тяжело, будет плохо...
Бензин кончился, когда уже видны были огоньки Владивостока. «Тоёта» сдохла окончательно и бесповоротно. Ребята молча откатили ее в придорожные кусты и почти бегом пустились к городу.
В самый последний момент они потеряли все. Козлов был убит, тайну он унес в могилу. Ведь до сих пор они не были уверены, что нашли именно ту машину. Зная Митяя, вполне можно было предположить, что он отправил в Россию не одну машину, а две или даже три. Они кое-как вышли на одну, а был ли в ней подавитель?
Турецкий сжимал в руках автомат, не замечая, что пальцы почти примерзли к металлу. Веня тоже был мрачен до крайности. Не первый товарищ погибал на его глазах, но привыкнуть к этому Веня никак не мог. Он вспомнил своего отца, виртуозного виолончелиста, который терпеть не мог насилия. Как он сейчас понимал отца. За что, собственно, они тут кладут головы? За какую-то бездушную машину? Да пропади оно все пропадом! За Родину? Да Родина от них отказалась давным-давно. И еще припугнула — не сделаете, посажу.
Неужели все это ради наивной веры в торжество добра над злом? Эти слова даже совестно произносить сейчас. Никому добро — в духовном смысле — сейчас не нужно. Материального добра — это да, это только давай!
Так за что они воюют?
Вася Гладий почти ни о чем не думал. С Козловым как-то у него особой дружбы не было. Хотя за это время они, конечно, сильно сблизились. Общая опасность, общие беды и редкие радости — это делает людей ближе. Но Вася сейчас думал об Аллахе. Он не был правоверным мусульманином, не совершал намаз регулярно. Он просто искал Бога. И в какой-то момент христианский Бог показался ему несправедливым. Он видел разрушенные поселки Чечни, убитых женщин и детей. Убитых только за то, что кому-то там, наверху, захотелось показать всю силу и мощь российской армии. Он видел, как эти люди стояли в церквах, держа тонкие свечечки, хотя еще вчера носили по карманам, у самого сердца, партийные билеты. И ему стало противно. Это было не-чест-но!
Но теперь Вася видел совсем других людей, они тоже были христианами, но все время имя Господа не поминали, только один раз сходили на могилы друзей.
Вася был растерян. Где же истина, где же настоящий Бог?
Точно он знал только одно — сейчас Бог там, где по горло в дерьме предательства, в крови своей и своих друзей, забыв о собственной выгоде и даже о собственной жизни, воюют с чем-то черным и неодолимым эти ребята, его новые друзья.
— Да кому, нужна эта рухлядь?! — даже как-то весело пожимал плечами мужик. — Ох, найти бы этих придурков. Нет, я бы даже обижаться на них не стал, я бы попросил рассказать, как им удалось ее завести!
Владелец угнанной машины прихлопывал себя по коленям, разводил руками и даже как-то тоненько хихикал.
Немому и Кирюхе было не до смеха.
Все летело к чертям собачьим. Найти теперь подавитель было невозможно.
— Ну вот, кто-то нам наконец вставил клизму, — гробовым голосом сказал Кирюха. — И без всякого диагноза.
Немой не слушал Бардовского. Он лихорадочно соображал, что же делать дальше. Он завязал все узлы на этой проклятой машинке, а машинки-то и нет.
Тот, кто за ней так упорно и беспощадно гоняется, конечно, в конце концов ее найдет.
— Только вот жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, — сказал он вслух.
— А? Чего? — не понял Кирюха.
— Руби концы, отдавай якорь, — еще более непонятно сказал Немой. — Они нас опередили. Теперь наши жизни не стоят и иены.
— Ты думаешь?.. — не договорил Кирюха.
— Да вот же тебе мужик говорит — кому нужна эта рухлядь...
— И что будем делать?
— А вот это все сейчас и выяснится. Когда у нас встреча с ребятами?
— Через сорок минут.
— Помчались.
Меркулов выезжал из Москвы на неделю, а когда вернулся, тут же позвонил Турецкому, но телефон у того молчал. «Стало быть, еще не вернулся, — подумал Меркулов, — странно. Если бы вернулся, но сразу куда-нибудь укатил — невероятно, но допустим, — оставил бы какие-то записку, сообщение. Нет ничего».
Меркулов позвонил Савелову.
— Валентина Демидовича нет, — ответили на службе. А жена Савелова по старому знакомству проболталась:
— Он во Владивосток вчера вылетел.
«Ого! — с каким-то нехорошим предчувствием подумал Меркулов. — Владивосток».
Это значило только одно — Турецкий с командой - там, но почему-то не едет в Москву, почему-то даже не звонит оттуда.
Японец, который мерещился Васе Гладию в каждом встречном гражданине Страны восходящего солнца, страховал команду как раз по просьбе Меркулова. Это был человек СВР. Приказ отдавал, естественно, не Меркулов, а директор Службы внешней разведки. От него же Меркулов знал, что ребята благополучно добрались до Ивакуни, наверняка изъяли нужный аппарат и вернулись в Осаку. Это были последние сведения, которые получил Меркулов перед командировкой.
Звонок в СВР прояснил мало. Сведения были какие-то странные и противоречивые. Команда вернулась во Владивосток, ее поселили в санаторий, но оттуда она пропала, и даже с каким-то оглушительным треском, который в переводе с образного языка означает— десять трупов неких уголовников. Больше от команды ни слуху, ни духу.
— Кто-нибудь поехал туда?
— Савелов с Черновым.
— И все?
— И все.
— А когда ближайший рейс на Владивосток?
— Через полтора часа, так что вы не успеете...
Глава двенадцатая ШАШКИ И ШАХМАТЫ
Чернов тоже звонил в гостиницу каждые полчаса, но телефон молчал, а портье с некоторым даже раздражением отвечал, чтобы звонил получше, потому что ключи от одиннадцатого номера никто не сдавал.
Чернов не понимал, зачем понадобилось капитану придумывать столь сложный способ связи. Если подавитель у него, если он сам жив и здоров, если даже наемники целы и невредимы, то не проще ли было связаться напрямую?
То есть он, конечно, догадывался, в чем дело, но гнал от себя эту страшную мысль подальше. Придумывать на ходу он был не мастак. Он был прекрасный стратег — получше Савелова, тешил он себя, — но мыслить мгновенно в сложившейся ситуации он не мог, терялся. Вот и сейчас он бродил по номеру люкс в правительственной гостинице и пытался разложить все по полочкам. Но построения его рушились, как карточный домик, едва он собирал хотя бы пять-шесть фактов воедино.
Чернова это больше всего раздражало. Получалось так, что он играл в шахматы с противником, который играл в шашки. Причем в «Чапаева», когда даже особенно не думают, а надо только метко щелкнуть по пластмассовому кругляшку, чтобы он сбил кругляшек соперника.
И все хитрые построения рушились, потому что кто-то пер напролом.
Он снова позвонил. Снова никто не брал трубку.
Если допустить, что Немой собрался не просто так вернуть подавитель Родине, а решил поторговаться за него, выпросить деньжат или какое-нибудь нейтральное гражданство с недвижимостью и деньжат в валюте, то он не стал бы так шуметь на весь белый свет. Он бы избегал всяких там журналисток, огласки, шумихи. Он бы дал знать о себе тихо. И так же тихо поставил условия, зная, что эти условия тихо и неукоснительно будут выполнены. Потому что тайну Немой притащил великую. Притащи он эту тайну японцам или американцам, всю жизнь ноги бы ему мыли и воду пили. Это помимо предоставления всяких материальных благ.
Тайна эта была еще весомее от того, что машинка существовала в единственном экземпляре, институт, ее создавший, давно выпускает какие-то кастрюли-скороварки или в лучшем случае какие-нибудь одноразовые шприцы. Люди, создававшие «ГП-1», кто помер, кто перебивается в поисках работы на родной земле, кто уехал за кордон, унеся только малую толику секрета, которая без остальных компонентов ничего не стоила. Были, конечно, чертежи и технологические описания. Но их концы терялись где-то в недрах секретных архивов, в которых сам черт ногу сломит. А даже если документы найти, понадобятся еще годы и годы, чтобы создать второй подавитель. Уж больно много в него было всунуто, как сейчас говорят, эксклюзивных технологий, ноу-хау, чтобы можно было все это вот так просто повторить.
