Картер Браун - Том 28. Исчезнувший мертвец. Блондинка. Труп. Прекрасная, бессердечная
— Как вы смеете! — Он возмущенно вскочил на ноги, но сорвавшийся на визг голос испортил весь эффект.
— На вас поступила жалоба, — сказал я холодным тоном, каким должен говорить каждый непреклонный полицейский.
— Жалоба? — Голос поднялся на октаву выше, почти перестав быть слышным для уха человека.
— Управление шерифа, — сказал я и кинул перед ним на стол свое удостоверение. — Подсматривать — беда невелика, огласка — вот что страшно.
— Подсматривать? — Он сглотнул.
— Газеты подхватят такой материал, — сказал я. — Женщины ненавидят грязных недоносков, готовых прятаться за каждым кустом, лишь бы подсмотреть, как они раздеваются на ночь.
— Лейтенант! — Он изо всех сил дернул за мочку уха. — Лейтенант. Вы ошибаетесь!
— Я не ошибаюсь, — сказал я презрительно. — Вы думаете, я не узнаю подонка, глядя на него? И этот бинокль…
— Пожалуйста, — сказал он в отчаянии. — Я никому не хотел плохого… просто вы не понимаете… Я так одинок! — Он разрыдался.
— Оправдываться будете перед судом, — сказал я решительно. — Для меня вы просто ничтожество.
Он изо всех сил дергал себя за ухо, но это наказание он счел недостаточным и, вытащив из ящика стола перьевую ручку, стал тыкать острым концом в тыльную сторону ладони.
— Лейтенант, — его голос задрожал, — простите меня! Я буду счастлив… счастлив… помочь… — В горле у него заклокотало, он выхватил носовой платок и оглушительно высморкался.
— Вы пытаетесь меня подкупить? — спросил я медленно.
Его голова внезапно дернулась.
— Нет, нет, нет, лейтенант!
— Негодяй! — сказал я, с трудом сдерживая смех, делая вид, что обдумываю его предложение. — Хотя…
Перо замерло на полдороге к перепачканной чернилами руке.
— Хотя… лейтенант, хотя, — с болью в голосе сказал он.
— Мы можем заключить договор, — сказал я. — Вы ответите мне на кое-какие вопросы, а я забуду о том, что вы подсматривали.
— Да! Да! — Его голова замоталась сверху вниз. — Все, все, что угодно.
— Эта Кловис, — сказал я. — Вы подглядывали за ней с самого первого дня?
— Нет, — простонал он, — неправда…
— Заткнитесь! — сказал я холодно. — Еще одна ложь, и я забуду о том, что мы договорились. Вы за ней подглядывали, и я хочу знать, что вы видели.
Его рот приоткрылся.
— Отвечайте на вопросы, — рявкнул я, — и считайте, что вы счастливо отделались. Но если посмеете мне хоть раз солгать, тогда пеняйте на себя, ясно?
— Да, сэр, — сказал он быстро, — я все понял, понял…
— Давно она здесь живет?
— Девять недель, лейтенант. В моей книге есть точная дата, если вы хотите…
— Не важно, — сказал я. — Кто платит ренту?
— Ренту?
— Сделайте вид, что вы не поняли, и я вышибу вам мозги вашим собственным биноклем. Кто платит ренту?
— Конечно, мисс Кловис.
— Чем?
Его лицо передернулось.
— Деньгами, лейтенант. Чем же еще?
— Наличными или чеками?
— Наличными, всегда наличными, — сказал он. — Регулярно, первого числа каждого месяца и, конечно, вперед.
— Чем она занимается целый день? Она ведь не работает?
— Нет, не работает. Она почти все время загорает у бассейна.
При этом воспоминании его водянистые глаза на секунду блеснули.
— Иногда она уходит по вечерам. Однажды она уехала на весь уик-энд, с субботы до утра понедельника.
— Она встречается только с одним мужчиной?
— Да, — уверенно сказал он. — С одним и тем же, лейтенант. Я не знаю, как его зовут, но он красивый мужчина, высокий, да, с черными волосами и маленькими усиками. Иногда мне кажется, что его лицо чем-то очень знакомо мне, но я не могу вспомнить, где я его видел.
— На уик-энд она тоже уезжала с ним?
— Да, с ним. Он, ох, приходит к ней по вечерам. Да, по вечерам.
— А вы не боитесь, что в тех кустах у нее под окном вас когда-нибудь скрутит радикулит или начнутся судороги? — спросил я.
Он нахмурился и осторожно посмотрел поверх моей головы.
— Что вы еще хотите знать, лейтенант? — спросил он.
— Он был здесь вчера вечером?
— Да. Я видел его машину, спортивной модели, около половины одиннадцатого.
— Когда он ушел?
— После одиннадцати, лейтенант! Я не знаю точно, но раньше, чем в половине двенадцатого. К тому времени мисс Кловис уже была в постели.
— Понятно, — сказал я. — Так у нее больше нет никого?
— Нет, — сказал он с сожалением.
— Плохо, — сказал я. — Что-нибудь можете мне еще рассказать о мисс Кловис?
— Больше ничего, лейтенант.
Он с опаской посмотрел на меня.
— Хорошо, — кивнул я.
— Вы сдержите свое слово? — спросил он взволнованно.
— Да, — сказал я. — Но если будет еще жалоба…
— Никогда! — быстро проговорил он.
— Вам пора переходить к практическим занятиям, уважаемый. Немного тренировки — и все получится. — Я осекся: в его глазах было неподдельное отчаяние, и я понял, как сложно жить в собственном мире фантазий, когда бинокль или чье-то освещенное окно с незадернутыми шторами — единственная дверца в реальную жизнь. Прекрасные женщины, спортивные машины, толпы друзей — всем этим он обладал лишь в своем воображении.
— У вас есть подружка? — спросил я.
— У меня есть только я, — прошептал он. — И наказания страшнее даже вы не сможете для меня придумать.
Глава 6
Когда я остановил свой «остин-хили» у управления шерифа, было половина второго дня. Сначала я решил перекусить, рассудив, что лишние полчаса уже никакой роли не сыграют, злее чем сейчас, шериф все равно не будет. Поэтому отправился в закусочную за углом и выпил чашечку кофе с сандвичем.
Гордость Юга сидела за своим столом, с преданным восхищением рассматривая открытку с автографом Роберта Редфорда.
— Привет, Аннабел, — сказал я. — Как шериф?
Аннабел Джексон не отрываясь глядела на фотокарточку.
— Только не проси, чтобы я смотрела на тебя, Эл, пожалуйста, — рассеянно сказала она. — Этого сравнения я не переживу!
— Что ты нашла в нем такого, чего нет у меня, — спросил я оскорбленным тоном.
— Задай вопрос по-другому, и мне не придется отвечать.
— Ох, уж эта святая невинность, — сказал я ей. — Я так и вижу тебя в белом платье, с большой шляпой в руках и улыбкой на губах, а сзади осыпаются, умирая, листья магнолии.
Она даже не слышала меня, витая в облаках вместе со своим Редфордом.
— Добро пожаловать в родные края, Уилер! — прогудел в мое ухо сердечный голос. — И как вам понравился Нью-Йорк?
Я повернулся и тупо уставился на широкую улыбку Лейверса.
— О, простите, — сказал он задумчиво. — Виноват, но я исправлю свою ошибку. Как вам понравилось в Майами?
— Шериф, — сказал я затравленным голосом, — вы издеваетесь надо мной?
— Ну что вы, — сказал он. — Я послал вас расследовать это убийство вчера в двенадцать ночи, а вы вернулись, — он взглянул на часы, — ровно через четырнадцать часов и восемь минут. Должны же вы были где-то провести все это время, может, в Тихуане, а?
— Я занимался расследованием, — сказал я, — в точности, как вы приказали.
Лицо Лейверса налилось кровью и приобрело знакомое выражение «сейчас ты у меня попляшешь!».
— Уилер! — заорал он. — Недисциплинированный, лживый, ленивый, глупый, слабоумный…
— Лейтенант? — с надеждой спросил я.
— Вы что-нибудь узнали? — спросил он, тоже с надеждой. — Нашли убийцу или неопровержимые доказательства?
— Нет, — сказал я с сожалением. — А что у вас?
— У Полника хватило ума донести эти письма до управления, — ответил он. — Они все напечатаны на одной машинке. И машинка эта принадлежала Барбаре Арнольд.
— Как насчет отпечатков пальцев? — спросил я.
— Только Джуди Мэннерс и ваши, — сказал он. — Правда, очень много смазанных.
— Этот Джонни Кей, о котором говорится в одном из писем, — объяснил я, — был женихом Джуди. Она говорит, что его убили в Корее, но…
— Я уже допросил ее сегодня утром, — прервал меня Лейверс, — и навел справки в авиационных частях. Джон Кей действительно погиб: есть шесть свидетелей того, как его самолет взорвался в воздухе.
— Что ж, одним подозреваемым меньше, — сказал я.
Лейверс зажег сигару и тут же принялся яростно ее жевать.
— Когда я переводил вас из отдела убийств в свое управление, я думал, что вы будете работать на меня, Уилер.
— А я чем занимаюсь?! — удивился я.
— Тогда расскажите мне о работе, которую вы проделали для меня со вчерашнего вечера, — резко сказал он.
Я коротко перечислил ему все события, относившиеся к делу, за исключением своих опытов с полотенцем, чтобы не отвлекать его от сути. Когда я закончил, он кашлянул.