Виктория Платова - Ритуал последней брачной ночи
Но свободный от убийств и предрассудков прагматик
Рейно посмотрел на меня скептически.
— Вы, русские, всегда сваливаете свои безобразия на кого угодно… На зиму, на американские спутники, на плохие дороги. Стыдитесь!..
— Сами вы…
— Давайте его сюда…
— Я предупредила.
— Давайте.
Он больше не слушал меня. Он был не в состоянии терпеть. Да что там, его просто корежило от любопытства! Я подтолкнула футляр к коленям Рейно и трагическим шепотом произнесла:
— Открывайте, только не сейчас…
— А когда?
— Когда я отойду на безопасное расстояние! — Конец фразы застал меня уже у двери.
— Теперь можно? — Рейно смотрел на меня с веселым снисхождением.
Я (на всякий случай) приоткрыла входную дверь, прикинула расстояние от себя до Рейно и от Рейно до футляра — и дала отмашку.
— Теперь можно…
О, с каким вожделением он схватился за крышку! Как зачарованная, напрочь позабыв об опасности, которая исходила от ножа, я наблюдала за ним. Наконец Рейно снял крышку и вытряхнул нож. И несколько секунд безтыолвно взирал на смертоносные совершенные линии, на точеные лепестки и на упрямый лоб бога Ваджрапани… — Нет, — едва слышно прошептала я. — Нет… Только де делайте этого… Нет…
Но было поздно. Рейно не слушал меня. А Нож… Нож змеей скользнул в объятья его ладони.
Черт возьми, он был в этих объятьях всегда… Он был создан для руки.
Рейно медленно повернул голову ко мне. И улыбнулся. Нож, который нашел приют в его руке, улыбнулся тоже. Бледным, жаждущим крови лезвием. Все так же медленно Рейно поднялся с колен и двинулся в мою сторону.
Он двинулся в мою сторону, а у меня даже не было кота-защитника Идисюда!
Я отступила на шаг, потом еще на шаг… До входной двери не так уж далеко, выбежать я успею. Какое счастье, что мне не придется тратить время на открывание замков… Какое счастье, что я — умная Маня! — вовремя подготовила пути к отступл…
Сделав еще один шаг назад, я зацепилась ногой за диванный валик — и рухнула на пол.
Сколько драгоценных секунд я потеряла? Одну, две, пять?..
Но этих секунд с лихвой хватило, чтобы Рейно… нет, чтобы Нож… склонился надо мной. Издав какой-то нечленораздельный звук (господи, неужели это мой собственный голос?!), я зажмурилась.
Вот оно.
Баста. Каюк. Финита ля, как любил говаривать покойный Стас Дремов. Что ж, соскучиться по мне он не успеет. И Олев Киви — тоже… Там мы все и встретимся, в захламленном аду, среди новеньких тефлоновых сковородок…
Вот только почему он медлит?..
— Не ушиблись? — раздался прямо надо мной голос Рейно.
— Что?
— Я спрашиваю — не ушиблись?
Я несмело открыла один глаз. Потом — второй.
Рейно стоял прямо надо мной с Ножом в руках. И улыбался…
— А… — выдохнула я.
— Давайте руку.
— А почему… почему ничего не произошло?
— А что должно было произойти? — Рейно посмотрел на меня заинтересованно.
— Вы должны были… — я запнулась.
— Что?
— Вы должны были… почувствовать непреодолимую тягу к убийству… Вы должны были захотеть меня убить…
Рейно присел на злополучный диванный валик и поиграл ножом.
— Вы правы, Варвара. Иногда меня так и подмывает вас убить. Дать вам piki nupp [42] чем-нибудь тяжелым. Но это только когда вы порете чушь и пугаетесь у меня под ногами.
— А сейчас?
— Не больше, чем всегда, — Рейно даже не смотрел на меня. Он внимательно изучал физиономию Ваджрапани.
— Подождите… Разве у вас не было даже намека на порыв… на помутнение? Разве вы не хотели… вы не хотели воткнуть нож в человеческое тело?
— Вы, русские… Вы меня удивляете! Вы действительно азиаты… Кровожадные азиаты… Как можно находить прелесть в кровопускании?
Вот это да! Нож, вступивший в сговор с флегматичным эстонцем, обвел меня вокруг пальца. Он усмирил свою сущность и в этот раз явился миру кротким приспособлением для резки овощей. Но смириться с этим вот так, просто, я не могла…
— Неужели вы ничего не почувствовали, Рейно?
— От того, что взял в руки нож? Нет.
А может, Нож действует избирательно? Сворачивает в бараний рог впечатлительные натуры типа меня и ничего не может поделать с гнусными патологоанатомическими циниками типа Рейно. Неплохой бы получился материал для журнала «Дамский вечерок». Его вполне можно было поместить под рубрикой «На ночь глядя»…
— Я так и знала. Вы абсолютно бесчувственный человек. Ничто не может вас пронять. Даже Нож-убийца о вас зубы обломал…
Рейно все еще рассматривал нож. И о чем-то напряженно думал.
— Нож что, валялся на полу? — спросил он.
— Почему на полу? Он был воткнут в грудь Олева Киви.
— И вы его вытащили? — Он посмотрел на меня со жгучим интересом. — Взяли и вытащили?! Вот так запросто? Ничего не побоялись?
— Честно говоря, я не помню…
— Еще бы… Вы либо сумасшедшая, либо больная, либо…
Выслушивать поток оскорблений и дальше я была не намерена.
— Знаете что… Если бы вы его видели… Если бы вы видели нож… Как тогда… Таким, каким видела его я…
— Я вижу его и сейчас. Симпатичная игрушка… Какому-нибудь коллекционеру наверняка бы понравилось…
— Это не совсем то. Вернее, он выглядел немного иначе.
Отступать было поздно. Если сказала «а», то нужно говорить и «б», Варвара Андреевна! И я, мысленно перекрестившись, бросилась в омут с головой.
— В рукояти был алмаз! Или еще какой-то камень… Но явно драгоценный…
— Вот как! — Рейно посмотрел на меня с насмешливой жалостью. — И куда же он делся?
— Понятия не имею…
— Но ведь нож все время был у вас, если я правильно понял?
— Да… То есть… После того, как я чуть не убила Сергуню… я… максимально ограничила с ним контакты…
— С Сергуней?
— С ножом! Вы следите за моей мыслью?
— Пытаюсь, хотя это довольно тяжело…
— Так вот, я спрятала нож в футляр… А потом, когда в очередной раз вынула его, камня в рукояти не было…
Не говоря ни слова, Рейно встал с валика и направился в комнату. Я осталась сидеть в коридоре.
— Говорите, алмаз? — крикнул он из комнаты. Сквозь дверной проем я видела, как он снова ухватил лупу и, распластавшись на полу, принялся исследовать нож. Каждую насечку, каждый завиток. Сантиметр за сантиметром.
— Я не могу утверждать это со стопроцентной уверенностью… — крикнула я.
— А я могу! — Он сунул лупу в карман жилетки и вернулся ко мне на валик. — Со стопроцентной уверенностью… Никаким камнем здесь и не пахнет. Абсолютно литая вещь. Ни единого зазора, ни единого паза… Слушайте, Варвара, зачем вы морочите мне голову?!
— Камень был, — упрямо повторила я. — Камень был на месте головы этого бога. Бог называется Ваджрапани. «Рука, держащая ваджру». А ваджра — и есть алмаз… На санскрите.
Урок, преподанный мне продавцом Дементием, оказался незабытым. Совсем незабытым.
— Все может быть, но камня здесь нет, — Рейно остался глух к судорожным всплескам моего не такого уж мощного интеллекта.
— Он был.
— Вы не слышите? Нож цельный. Никакого камня.
— Он был.
— Его не могло быть.
— Он был.
— Нет.
— Да!
— Нет!
— Да…
— Нет, черт возьми!!!
Разъяренный, обозленный, вышедший из себя эстонец — это было редкое по красоте зрелище. Но насладиться им до конца я не успела. В порыве совершенно необъяснимой ярости Рейно подбросил нож на ладони изо всех сил воткнул его в диванный валик. Нож вошел в потертую старую кожу по самую рукоять, и горячий эстонский парень Рейно Юускула сразу успокоился.
— У вас есть редкое качество доводить людей до белого каления, Варвара, — тяжело дыша, сказал он.
— Слава богу, хоть что-то во мне вас поразило… Но камень там был, клянусь вам… Камень был на месте головы божества… Я не сумасшедшая, поверьте…
— Придумываете уловки, чтобы откреститься от убийства?
— Почему вы мне не верите? Я ведь еще ни в чем не обманула вас… О, господи!!! Смотрите! Смотрите! Вот он! Вот он, камень!!!..
Но мне уже можно было ничего не говорить.
В навершье рукояти, там, где еще минуту назад находился бог Ваджрапани — переливаясь и отбрасывая причудливые блики света на наши с Рейно вытянувшиеся лица, сиял алмаз!
Это было удивительное, почти нереальное зрелище. Несколько минут мы молчали, не в силах вымолвить ни слова.
— Ну, кто был прав? — наконец-то прошептала я.
— Ei voibolla!!! [43] — Рейно с трудом протолкнул сквозь горло эти коротенькие простые слова. Его волосы, обычно невозмутимые, увлажнились и спутались прямо на моих глазах. Его брови, обычно невозмутимые, поползли вверх. Его рот, обычно невозмутимый, приоткрылся сам собой.
Господи, почему мой фотоаппарат остался в прошлой жизни, в опальной квартире на улице Верности?..
— Этого не может быть… Не может быть… Не может быть… — покачиваясь, как китайский болванчик, повторял Рейно. — Этого не может быть.
