Фридрих Незнанский - Оборотень
Святая простота, подумал он. Счастливые люди, которым все ясно.
— Ира, — сказал он тихо, ровным голосом, в первый и последний раз опустив отчество. — Я не притворялся. Я не из органов. Я действительно наемный убийца. Просто так получилось, что у нас с Александром Борисовичем... несколько особые отношения...
Жена старшего следователя Турецкого изумленно посмотрела в его напряженное, одеревеневшее лицо, потом фыркнула, ткнулась носом ему в плечо и беззвучно расхохоталась.
— Извините, — сказала она затем. — Я же знала, что вам нельзя рассказывать...
И тогда он просто начал говорить. Перед ним снова разверзался мерцающий звездами тропический океан, и он плыл в нем, даже не гадая, кто первым появится: акула или дельфины. Алексей рассказывал подробно и беспощадно. Про то, как был диверсантом и как лучший друг, повинуясь приказу, всадил ему пулю в грудь и спустил с четырнадцатого этажа, и как вышло, что теперь ему иногда снятся страшные сны. И про то, что было дальше. Про то, как он распорядился своей жизнью. И чужими смертями. Ира слушала молча. Сперва она косилась на него и недоверчиво улыбалась, потом перестала. О том, что Алену убил не он, Алексей не стал даже и упоминать. Это было излишне. Ира сосредоточенно смотрела перед собой, но вряд ли что-нибудь замечала. И наконец вообще закрыла глаза. Они стояли рядом, и Алексей все время ждал, чтобы она отстранилась, убрала от его руки свой локоть, но Ира не двигалась.
— Вот видите, — глухо проговорил он наконец, — я ничего не соврал ни вам, ни Ветлугиной... Ирина Генриховна.
Она посмотрела на него и вдруг, всхлипнув, снова уткнулась ему в плечо лицом Но плакать не стала. Алексей очень осторожно обнял ее за плечи. Он знал, что так и не превратился для нее в бешеную собаку, которую следовало усердно ловить и милиции, и каждому честному гражданину. И за это был благодарен.
— Пойдемте, Ирина Генриховна,— выговорил он совсем тихо. — Что ж супруга вашего зря волновать. Его и так начальство живьем ест...
Ира не двинулась с места. Обоим не хотелось уходить, взрослым людям, прекрасно понимавшим, что у них на двоих так и останутся вот эти гаснущие летние сумерки, да тепло случайного прикосновения, да темно-красные розы, понемногу начинавшие увядать.
23:00. Квартира на Фрунзенской набережной
Наконец послышался шум открываемой двери. Турецкий прислушался. За дверью ему почудился какой-то разговор, затем все смолкло. Дверь открылась, в прихожей зажегся свет. Турецкий понял, что пришла Ирина, ведь члены семьи прекрасно узнают друг друга по обычным каждодневным звукам.
Александру Борисовичу, не терявшему хладнокровие в самых неожиданных и опасных ситуациях, на этот раз спокойствие явно изменило. Он вышел из комнаты и сказал:
— Ну что ж, значит, «муж в Тверь, а жена — в дверь»?
Он хотел произнести эти слова шутливо, но прозвучали они серьезно, даже трагически.
Турецкий в этот миг напрочь забыл о том, что сам только недавно выбрался из постели другой женщины и командировка казалась ему очень удачным предлогом. Но ему ни разу не приходило в голову, что командировка может оказаться таким же удобным временем и для Ирины. А стоила бы подумать. Сколько анекдотов начинается стандартным: «Уехал муж в командировку...»
— Ты приехал? — как-то равнодушно спросила Ирина. — Я и не ожидала, что ты вернешься так скоро. У меня сегодня опять концерт, пришлось Нину отвезти к бабушке.
Турецкий молчал. Дело в том, что в руках Ирина держала букет — огромный букет роз. Еще один. Но и прошлый, появившийся еще до его отъезда в Феодосию, стоял на своем месте в полной сохранности, тогда как у Лоры он сам выбросил увядшие трупики гвоздик.
— Что за новое подношение? — мрачно спросил Турецкий. — Опять детский дом?
— Нет, — просто ответила Ирина, — обычный афишный вечер. Но в зале опять сидел Алексей.
— Знаешь, — со злостью сказал Турецкий, — ты бы записала, когда следующий концерт, а?
— Зачем же? — ответила Ирина. — В последнее время ты что-то не очень интересовался моими концертами.
Ирина поставила букет в вазу и водрузила его на пианино — напротив того, старого.
— Ну как Феодосия? Сильно изменилась? — машинально спросила она, разливая по чашкам чай.
— Что?— переспросил Турецкий.— А, Феодосия? Да нет, не очень. Вот я черешни оттуда привез. Палаток коммерческих повсюду наставили. Наперсточники всякие там.
Знала бы Ирина, какую проблему сейчас решал ее муж! Муж ее в эту минуту обдумывал, стоит ли воспользоваться следующим концертом Ирины, чтобы взять там Скунса или, по крайней мере, установить за ним наблюдение.
Конечно, второе появление на концерте, как и первое, не могло быть случайностью. Тоже меломан выискался! Но после той дурацкой ночи, когда он, Турецкий, оказался прикованным наручниками к дверце машины, его знаки внимания к Ирине нельзя было назвать никак, кроме вызывающей наглости. Мало того, что это чужая жена! Мало того, что все службы МУРа и прокуратуры поставлены из-за него на ноги, так он еще является на концерты, дарит чужой жене эти вшивые розы: вот, мол, я туточки, растяпы вы ментовские!
Во время концерта в гуще публики взять его трудно. Он может такого шороху наделать, что потом не расхлебаешь (Турецкий слишком хорошо помнил, что наделал Скунс в поезде). Наблюдение тоже установить будет непросто. Может быть, устроить маскарад? Переодеть человек тридцать омоновцев в цивильную одежду, они во время антракта изобразят толпу зрителей, постепенно оттеснят от Скунса публику и возьмут его в плотное кольцо.
Турецкий представил тридцать этаких Миш Завгородних в цивильном платье, которые рядами входят в Концертный зал имени Чайковского, и ему самому стало смешно. Нет, Скунса на мякине не проведешь.
Ирина молча пила свой чай, о чем-то задумавшись.
Турецкий снова, как в прошлый раз, когда она явилась с букетом, почувствовал ощутимый укол ревности.
— Можешь себе представить, — сказал он, делая вид, что ничего не происходит, — был в Феодосии, а моря так и не видел, не то чтобы купаться. Общался с самыми что ни на есть старушками. Одна, можно сказать, подруга самого Айвазовского!
— Ну ты скажешь! — рассмеялась Ирина, оторвавшись от своих мыслей. — Айвазовский умер в начале века.
— Ну вот тогда она с ним и дружила.
— Ну что ты там накопал, если серьезно?
— Если честно — абсолютно ничего, а если серьезно — у тебя есть тысяч тридцать? — спросил Турецкий, поскольку приобретения в дом Лоры несколько подорвали его бюджет.
— Господи! Неужели все промотал? У меня бумажки по пятьдесят, две остались, последние. А Нине надо бы купить летнее платьице и сандалики.
— Через три дня получка, — успокоил ее Турецкий.
17 ИЮНЯ
Утро
Утром Турецкий снова поехал в «Останкино».
Лора обещала ему устроить неформальную встречу с тем самым техником. «Он тебе все расскажет», — уверяла она.
Была суббота, и к окошку пропусков очередь была небольшая. Когда Турецкий подошел к окошку, выяснилось, что на этот раз пропуск ему не заказан. Это казалось нелепой случайностью, и Турецкий протянул женщине, сидевшей за стеклом, свое служебное удостоверение.
— Я же вам повторяю, на вас пропуск не заказан! — отрезала женщина.
— Но у меня договоренность, — растерялся Турецкий. Обычно удостоверение действовало, как «Сезам, откройся!». Но только не в «Останкине».
— Если на вас нет заказа, я не могу вам выписать пропуск! А без пропуска вас никто не пропустит, будь вы хоть сам... — женщина не уточнила, кто именно.
— Позвоните Ларисе Игнатовой.
— А кто такая Игнатова, откуда я знаю?
— Лариса Игнатова, координатор с канала «3x3». Убедитесь сами, зачем мне выдумывать.
— Что вы мне суете свои документы! Зачем они мне нужны! Я же вам повторяю, на вас пропуск не выписан.
— Ну так позвоните Игнатовой, я вас только об этом и прошу!
— А я вам повторяю, что у нас здесь сотни людей, и я вашей Игнатовой знать не обязана!
Этот разговор был бесконечен. Все кругом нервничали, стоявшие сзади требовали, чтобы Турецкий немедленно освободил место у окошка.
Тут дверь в бюро пропусков открылась и вбежала Лора. Она запыхалась от бега, а ее тяжелая грудь мерно колыхалась под обтягивающим свитерком.
— Ты почему не идешь? — налетела она на Турецкого. — Он должен уже уезжать на съемку!
— На меня пропуск не выписан.
— То есть как? — Лора в недоумении уставилась на него. — Я своей рукой сегодня утром внесла тебя в список.
— Тем не менее, — развел руками Турецкий.
— Бред какой-то... — покачала головой Лора. — Ну ладно. Паспорт у вас с собой? — быстро спросила она Турецкого, который успел прийти в состояние полного отчаяния. Дело в том, что старший следователь по особо важным делам, не боявшийся никого и ничего, пасовал перед тупоголовой российской бюрократией.— Пойдемте быстрее, я скажу, чтобы вас пропустили так
