Виктория Платова - Победный ветер, ясный день
Продолжить вереницу мыслей об алиби Пашке не удалось, а все потому, что женский голос бичом хлестнул по голосу мужскому:
— Кретин! Какое алиби? Я ничего не знала об этом, ровным счетом ничего!
— Ну ты же не будешь отрицать, что все к лучшему? Ты сохранила работу, а могла бы пролететь со свистом. А так — ты белая и пушистая и к тому же примадонна. И все это — заметь, все, сделано не твоими руками. Зачем же так возмущаться? Наоборот, нужно в ножки поклониться нашему санитару леса…
— Кстати, где он?
— Кто?
— Да санитар этот хренов.
— Паруса ставит. Не ты же будешь это делать, правда?..
Только теперь Пашка сообразил, что качка усилилась, а волны стали бить в борт настойчивее: яхта набирала ход.
— Дурацкая идея с этим выходом… Как будто нельзя было на берегу поговорить.
— Можно. На берегу поговорить можно. — Мужской голос не покидало горячечное веселье. — Вот только вокруг дома вся время какие-то люди вертятся… Живо интересующиеся происшедшим. Серж как раз сегодня двоих таких выпроводил — бабу и мальчишку. Назвалась хорошей знакомой покойного Ромы, между прочим.
— Что ты говоришь? И как же зовут эту хорошую знакомую?
— Не помню точно.., кажется, Лена…
Упоминание о Лене, к тому же идущее из чужих и явно враждебных уст, заставило Пашку вздрогнуть: нет, не зря ему с самого начала не понравился задрыга-яхтсмен, не зря!
— Лена? — злобно озадачился женский голос. — Что-то я не припомню таких червонных дам в его колоде… И когда только успевал, подлец… Скотина… Сукин сын!
Мужской голос выдержал паузу, после чего разразился совсем уж непотребным, почти бабьим хихиканьем:
— А ведь ты его до сих пор ревнуешь…
Даже мертвого… А ведь столько лет прошло. Пора бы успокоиться, Лика.
После столь умиротворяющего призыва в помещении наступила долгая тишина, которую нарушило легкое позвякивание: очевидно, бутылки о край стакана.
— Что ты можешь знать обо мне, идиот? — процедила женщина между глотками. — Я его любила. И что вы вообще можете знать о чувствах? Мужики…
— О-о… Прямо мексиканский сериал, домохозяйки будут рыдать, плакать и обрывать пуговицы на халатах! Возможно, ты его и любила, но это не мешало тебе использовать его вслепую.
— Но ты же знал его… Знал… Он никогда бы не согласился. Никогда. А у кого еще не было проблем с таможней… При его-то славе…
— При его славе и твоей сообразительности…
— Скажи ей спасибо. Вы оставили мне не так много времени, чтобы ее проявить.
— Я-то при чем? С Сержа и спрашивай…
— Что именно?..
Пашка даже мигнуть не успел, как в разговор вплелся еще один голос. На этот раз — знакомый: задрыга-яхтсмен, кто же еще!
— А-а.., вот и ты, душа моя. — Получив новый объект для желчных высказываний, женщина по имени Лика заметно приободрилась. — Спасибо тебе за эту хренову овсянку… Неизвестно еще, сколько мы будем ее расхлебывать.
— А что я должен был делать, скажи?
После того, как он накрыл меня в электричке? И еще эта стерва Афа…
— Одно к одному, — прокомментировал второй парень. — Лихо ты с ними. Классически.
— Просто привык принимать решения.
— Не задумываясь о последствиях, — вклинилась Лика.
— Нет… Там все должно быть чисто.
— Чисто?
— Максимум, что они могут выдоить, — это несчастный случай на железнодорожном транспорте.
— Несчастный случай?
— Ну да… Ее не сбросили, вот в чем дело. Она выпала на ходу и ударилась виском о сосну.
— Откуда ты знаешь? — синхронно спросили Лика и Игорь.
— О сосне? Это профессиональное.
Я столько раз ездил на этой электричке — вполне можно было изучить окрестности.
А все остальное — дело техники. Простой расчет. Умение математически просчитывать все факторы и точно определять расстояние… Как у любого яхтсмена. Хорошего яхтсмена. Могу поставить свою долю, что дальше несчастного случая дело не пойдет.
— Да кто спорит… — обрубила Сержа решительная Лика. — Только лучше в тот, раз ты поехал бы на машине.
— Я не мог светиться, ты знаешь. Машина на стоянке, они легко бы это установили… Пойдемте-ка на воздух, что здесь сидеть… Да и ночь теплая. И за парусом следить надо…
Спустя минуту стойкое преступное сообщество двинулось наверх, оставив Пашку в полной растерянности. Единственное, что он вынес из всего этого странного и малопонятного разговора, было то, что эти люди.., вернее, человек.., были причастны к смерти Нео. Да что там причастны — они и были ее виновниками. Вернее, виновник был один — задрыга-яхтсмен, стремительно переквалифицировавшийся в матерого и безжалостного убийцу. От осознания этого у Пашки затрещали волосы и вздулась кожа — даже голый среди волков в свете луны чувствовал бы себя в большей безопасности. Если бы только ему представилась возможность, он бы бежал отсюда куда глаза глядят под ироническую ухмылку Би-Пи («слабак ты, Пашка, слабак»), но такой возможности не было.
Яхта все еще скользила по волнам.
И оставаться под кроватью тоже казалось проблематичным: в любой момент троица вернется, и кто-то из них обязательно завалится сюда, под веселенький и уже опробованный Пашкой плед. И нет никаких гарантий, что его худая острая задница тотчас же не вскроется. Вскроется — и еще как.
А если еще Пашка надумает чихнуть, как это обычно и бывает в детективах, больше смахивающих на фильмы ужасов, — вот тогда ему точно не отвертеться. И жалкая Пашкина жизнь, не идущая ни в какое сравнение с блестящей жизнью Нео, — она и гроша ломаного стоить не будет. И не окажется такой же красивой, как блестящая смерть Нео. Его просто утопят как щенка — и все.
И все.
Подстегиваемый безысходностью ситуации, Пашка выскочил из-под кровати и на четвереньках двинулся к носу. И почти сразу же нашел то, что могло бы скрыть его от посторонних глаз: маленькая фанерная дверца, за которой вполне можно перекантоваться. Ведь не полезут же они сюда среди ночи!
…Так он и оказался здесь, в маленьком чуланчике с бейсбольной битой в боку.
Приспособиться к бите удалось только к утру, когда стал проступать прямоугольник двери — сначала неясный, а потом все более отчетливый. Пашка периодически впадал в полудрему, несколько раз он готов был даже вывалиться в проход, но в самый последний момент что-то спасало его. Быть может, то, что он постоянно думал о Лене, о далекой, оставшейся в Питере Лене, которая наверняка сейчас спала и видела сны, и (чем черт не шутит) по краешку этих снов бродил и Пашка.
И уже перед самым утром, когда прямоугольник двери стал особенно явственно резать глаза, Пашка все-таки заснул; опустился на пол, свернулся калачиком и заснул. И даже не помнил, как проснулся — от самого прозаического желания на свете: ему захотелось в туалет. Сейчас он встанет, пройдет несколько шагов — как раз до срамного ведра, которое ставила на ночь бабка, чтобы каждый раз не таскаться к сортиру посреди грядок с кабачками.
Все еще не разлепляя глаз, он выполз в коридорчик. Но ведра так и не нашел.
И только потом сообразил, что находится он вовсе не дома, под ворчливым бабкиным крылом, а в осином гнезде преступников со стажем. Впрочем, соображать было уже поздно. Глаза открылись в самом неподходящем месте — как раз между кухней и отсеком с койкой.
Неизвестно, что случилось бы с Пашкой, если бы революционная тройка продолжала заседать. Но в наличии имелось только одно ее звено — да и то крепко спящее. Крепко спящее звено было накрыто пледом почти по самую макушку и было черноволосым и явно мужеского полу, из чего Пашка сделал вывод, что это не могут быть ни яхтсмен, ни Лика. Что это — третий: живчик с бабьим смехом по имени Игорь. На крючке перед отсеком болталась одежда живчика: джинсы, футболка и жилетка — почти такая же, какая была у Нео.
А из верхнего кармана жилетки выглядывал телефон.
Мобильный телефон, если верить все тем же детективам, так похожим на фильмы ужасов. Вожделенная близость телефона напрочь вышибла из Пашки мысль о «пи-пи», и он, трясясь от страха и все время оглядываясь на черноволосую макушку, вытащил мобилу из гнезда.
Если владелец мобилы проснется — ему несдобровать.
Но владелец и не думал просыпаться.
Более того, он сладко причмокивал во сне, источая вокруг себя свежескошенный запах перегара. Остатки бурно проведенной ночи тоже впечатляли: несколько переполовиненных бутылок с дорогим спиртным, парочка — пивных с непонятным названием «Оболонь» и пепельница, полная тонких белых окурков. Оценив все эти прелести бестрепетным взглядом разведчика, Пашка с телефоном в зубах затрусил к своему укрытию. Неизвестно, как работает эта маленькая адская машинка, но попытаться все же стоит.
Забившись в каморку, Пашка перевел дух и принялся изучать небольшое табло.
Табло оказалось включенным, на нем чернели буквы «NWGSM», в левом углу покоилось время (06:03), а справа находилась надпись «меню».
