Виктория Платова - Победный ветер, ясный день
А до закрытия оставалось прилично, и все это время ему придется трястись в ожидании карающей десницы дяди Васи.
Непрестанно думая об этом, Пашка сожрал пару оладьев, но корм оказался не в коня: оладьи самым бессовестным образом подпитали еще не оформившиеся Пашкины страхи, придав им пугающую законченность. И призрак паука дяди Васи снова поднялся во весь рост. Оставаться в доме одному, ожидая, пока дядя Вася не накроет его, тепленького, паутиной, не окуклит и не сунет в пасть, было выше Пашкиных сил.
И потому, наскоро проглотив еще одну бабкину оладью, Пашка проскользнул на соседний участок, принадлежавший отставному артиллеристу Кикнадзе, после чего оказался на идущей под тупым углом к улице Связи улице Кипренского. Улица Кипренского плавно перешла в Лесную, и дядя Вася несколько отдалился.
Еще больше он поблек после железнодорожного полотна и нижнего шоссе на Сосновый Бор. А на подступах к лодочному кооперативу «Селена» исчез вовсе. И только теперь Пашка сообразил, что машинально повторяет путь, который они совершили с Леной несколько часов назад. Он даже нашел следы их собственных ног в вязкой, но уже подсохшей глине возле залива:
Би-Пи мог быть им доволен. Там в тени вислоусого бульдожистого вояки он просидел над следами довольно продолжительное время, отметив про себя, что нога у Лены совсем маленькая, ненамного больше его собственной ноги. Странные чувства теснились в его груди, он отдал бы все, чтобы защитить эти неуверенные отпечатки, вот только таких подвигов от него не требовалось.
И последующего шага от него не требовалось тоже — но все же он совершил его.
Он и сам не мог объяснить себе, почему так произошло: уж слишком внезапно закончилась полоса прибрежного кустарника, уж слишком неожиданно в глаза ему ударило низкое закатное солнце, уж слишком притягательным выглядел в его лучах «Посейдон».
Ну да.
Лучшего укрытия от дяди Васи и придумать было невозможно.
Конечно, оставалась еще «Такарабунэ», но где гарантии, что там не бродит дух Нео?
Или дух приятеля яхтсмена-задрыги, погибшего во время регаты, — кажется, именно о нем Лена говорила с Сергеем сегодня днем. А встречаться с духами вовсе не входило в Пашкины планы. «Посейдон» — дело другое, никаких духов на нем отродясь не водилось, романтическим «летучим голландцем» это на совесть сработанное корыто не станет никогда. А вот временным пристанищем для Пашки — вполне-вполне.
Странное дело, «Посейдон» отталкивал Пашку и притягивал одновременно. Быть может, все дело было в вымпеле, развевающемся на мачте? Он так живо напомнил Пашке Нео, что на глаза навернулись слезы, которые Пашка, устыдившись, отнес к прихотям ветра с Залива. Ветер и правда усиливался, он пригибал к земле кустарник и почти сдувал Пашку с насиженного места.
Но сдуть так и не успел: в таунхаузе зажгли свет.
Стало быть, Сергей там, и на яхте никого нет. А стало быть, путь свободен.
Согнувшись в три погибели и петляя как заяц, Пашка добрался до яхты и вскарабкался на нее, ухватившись за свисающий конец каната. И сразу почувствовал себя как дома.
Яхта.
Вот этого ему и не хватало.
Держась руками за борта и замирая от сладкого покалывания в сердце, Пашка прочесал почти всю яхту — до самого носа — и вернулся по противоположному борту. Сумерки только спустились, и он без труда нашел вход вовнутрь, отмеченный крутыми ступеньками. Но благопристойно спуститься по ним не удалось: на второй у него соскользнула нога, и Пашка ввалился в салон, протаранив лбом дверь. В узеньком коридорчике было тихо и одуряюще пахло каким-то ароматизированным табаком. Этот запах сразу же шибанул Пашке в голову и на секунду отвлек от внутренностей яхты, слабо проступающих в сумерках. Справа от него находилась небольшая кухонька с самой настоящей газовой плиткой, а чуть дальше, по обеим бортам, — каюты. Вернее, отсеки, отделенные от коридора узкими фанерными перегородками. Пройдя вперед, Пашка заглянул в один из них.
Отсек напоминал маленький кабинет небольшой, привинченный к полу стол, книжная полка над ним, стопки каких-то брошюр, развернутая карта, небольшой магнитофон «Sony» и маленькая, тускло блестящая коробочка, которую Пашка вначале принял за плейер. Наверное, это и был плейер, вот только наушников к нему не просматривалось. Пашка повертел диковинку в руках, что-то нажал, и передняя панелька отскочила, явив на свет божий небольшую кассету. То есть кассету, гораздо меньшую, чем обыкновенная аудиокассета.
Далеко шагнула техника, ничего не скажешь.
Расстаться с чудной коробочкой у Пашки не хватило сил, очевидно, бациллоноситель Печенкин заразил его страстью к чужим симпатягам-вещам, гад такой! Нет, о том, чтобы красть плейер, Пашка и не помышлял, он просто обнаружил себя с ним в отсеке напротив кабинета.
В этом отсеке находилась кровать, покрытая веселеньким разноцветным пледом. А прямо над изголовьем была привинчена небольшая полка с крошечной моделью корабля.
Здесь он и останется, пожалуй! Шиш тебе, паук Печенкин, попробуй-ка найди!..
Подогреваемый этой мыслью, Пашка плюхнулся на койку, пристроил плейер на груди, забросил руки за голову и принялся думать о сегодняшнем дне, в котором он наконец-то нашел Лену. Правда, плата за этот день оказалась слишком высока — бедолага Нео! — но с другой стороны, встретились-то они не случайно. Нео был другом Лены, а теперь и Пашка стал ее другом: вот и выходило, что как будто Нео завещал Лену Пашке.
Беречь и охранять.
Осознание этого обдало Пашку горячей волной, тут же смешавшейся с волнами, ласково облизывающими корпус за обшивкой.
Должно быть, это и подействовало на Пашку, и он, наплевав на по-кошачьи вкрадчивые следопытские заветы Би-Пи, заснул.
Самым предательским образом.
А проснулся от голосов наверху, какого-то подозрительного стука о борта и приглушенных шагов. Звук шагов усилился; очевидно, кто-то, как совсем недавно Пашка, спускался в жилой отсек. На то, чтобы сообразить, что он попал в ловушку, у Пашки ушло несколько секунд. Еще столько же занял стремительный марш-бросок под кровать: щель между полом и койкой была узкой, и Пашка протиснулся в нее — с трудом, но все-таки протиснулся. И едва успел распластаться по полу, как вспыхнул свет.
Мимо него продефилировали женские ноги в аккуратных перепончатых босоножках без каблука. Что-то такое было в этих ногах — завораживающее, иначе не скажешь.
Им как будто хотелось оторваться от земли и взлететь, им как будто было скучно и приходилось самим себя развлекать. Что ноги и проделали прямо перед Пашкиным замершим носом: они сделали несколько довольно странных движений, подпрыгнули и хищно вытянули носок — как раз в сторону койки, под которой хоронился Пашка.
Потом он услышал звук открываемого ящика, легкий стеклянный звон и звук наливаемой жидкости. И — голос, идущий с той стороны, откуда только что появились эти чудные птичьи ноги.
— Мне баккарди, бэби!
— Пошел к черту, — парировала владелица ног. — Руки есть, сам и нальешь!
— Да что ты злишься, в самом деле? Все же хорошо, за это стоит не только баккарди хряпнуть.
— Идиот. Вы оба — идиоты.
— Ну, успокойся, пожалуйста!
— И не подумаю успокаиваться, Игорек! Если ты думаешь, что мы проскочили, ты глубоко ошибаешься. Я видела этого волкодава, он так просто не отцепится.
— Я тоже видел, ну и что. — В мужском голосе сквозила какая-то хмельная испуганная отвязанность. — Прост, как правда.
И никакой фантазии. И лоб в два пальца.
Да и потом — у тебя железное алиби.
При слове «алиби» Пашка дернулся, попытался сжаться в комок и подпихнул задом низкую койку. И тотчас же над его головой тонко звякнула пружина, а под боком — что-то тихо щелкнуло. Совсем неплохое звуковое сопровождение для пугающего «алиби». «Алиби» всегда паслось неподалеку от места преступления, прятало клыки и притворялось парнокопытным — и было связано с опасностью для жизни.
Картины из жизни алиби Пашка неоднократно наблюдал по Виташиному видаку, и от него же, от видака, знал простое правило: чем железобетонное выглядит алиби, тем оно подозрительнее и тем больше вероятность, что к титру «THE END» от него камня на камне не останется.
Продолжить вереницу мыслей об алиби Пашке не удалось, а все потому, что женский голос бичом хлестнул по голосу мужскому:
— Кретин! Какое алиби? Я ничего не знала об этом, ровным счетом ничего!
— Ну ты же не будешь отрицать, что все к лучшему? Ты сохранила работу, а могла бы пролететь со свистом. А так — ты белая и пушистая и к тому же примадонна. И все это — заметь, все, сделано не твоими руками. Зачем же так возмущаться? Наоборот, нужно в ножки поклониться нашему санитару леса…
— Кстати, где он?
— Кто?
— Да санитар этот хренов.
— Паруса ставит. Не ты же будешь это делать, правда?..
Только теперь Пашка сообразил, что качка усилилась, а волны стали бить в борт настойчивее: яхта набирала ход.
