Петер Рабе - Бенни
Бенни выпрямился в кресле.
— Короче, повторяю вопрос: правда, что ты у Пендлтона на коротком поводке сидел?
— Что вы имеете в виду?
— Да то и имею! Какого хрена, Тейпкоу? Ты что, по-английски разучился понимать?!
Бенни не мог решиться, как лучше разыграть свою карту. Если бы он только знал, с какой стороны зайдет Альверато… Но тот пока ничем себя не выдал.
— Вы все забрасываете удочки, Альверато, ищете, что бы из меня вытянуть. Думаете, сейчас нащупаете, а потом уже и договариваться проще будет. Мы это все проходили.
— Да заткнись ты, Тейпкоу! — Лицо Альверато неожиданно налилось кровью. Он тяжело поднялся, чтобы долить виски. На этот раз он не предложил Бенни выпить. — Так, пожалуй, пора получить от тебя кое-какие ответы, Тейпкоу. Ты шоферил у Пендлтона?
— Да. Но у меня была своя территория.
— Господи, Тейпкоу, ты когда-нибудь заткнешься? Черт с ней, с твоей паршивой территорией, я спрашиваю, ты у Пендлтона водилой работал?!
— Да.
— Еще что делал?
— Много чего.
— Например?
— Да что угодно. Привозил его штаны из химчистки, бегал с записками в контору, чертовы папки за ним таскал… — Бенни раздражался все сильнее. — Отвечал на телефонные звонки. Барышня на телефоне…
— Какого рода звонки?
— Да всякого рода! А вас какие интересуют, Альверато?
— Заткнись, я вопросы задаю.
Бенни заткнулся. Лезть в бутылку в его планы не входило.
— Давай-ка проверим, что ты знаешь, Тейпкоу. Как звали человека Эйджера во Фриско?
— Вертлявый Пинтон.
— Как Эйджер ввозил порошок в страну?
— Героин?
— Что ж еще, дубина!
— Этим занимался Пендлтон.
— Я спросил, как.
— Италия. Через Италию.
— Тейпкоу, у тебя серьезные проблемы со слухом. Пока ты не сказал мне ничего, что я не знал бы раньше.
Точно, Бенни угадал. С Пендлтоном у Альверато ничего не вышло, так он решил прощупать одного из подручных — авось что-то знает. Может, хоть намек какой-нибудь. Стоимостью этак в миллион баксов…
— Ну? Ты чего задумался?
Шанс, Тейпкоу! Тот самый шанс, один из миллиона!
— Было несколько звонков, которые показались мне важными. Один голос повторялся довольно часто. Пендлтон высылал меня из комнаты после того, как я его соединял. Судя по его поведению, это была крупная рыба. Кличка была «АА». Пожалуй, это все, что сейчас в голову приходит, «АА».
— Крупная рыба? Ты сказал «крупная рыба»?! — Альверато вскочил и заорал: — Вот тут ты не ошибся, придурок! Это был я, Агриппино Альверато, ясно тебе?! «АА»! А теперь проваливай, чертов кусок дерьма! Проваливай, пока я тебе башку не раскроил!
Бенни не мог пошевелиться от страха. Боялся он не этого жирного борова, оравшего и брызгавшего слюной. Он с ужасом чувствовал, как удача просачивается сквозь пальцы, а ведь она была так близка…
— Вон отсюда!
Бенни почувствовал на лице капельки слюны — так близко стоял Альверато.
И тут у Бенни открылось второе дыхание, он почувствовал внезапный прилив сил. Он встал, подошел к столу и наполнил свой стакан. Руки слегка дрожали. Бенни глотнул виски, краем глаза наблюдая за стоявшим поблизости Альверато. Возможно, Пендлтон был прав насчет Большого Эла. Шумный пережиток былых времен, присосавшийся к Эйджеру, с автоматами вместо рук и патронами вместо извилин…
— Я готов кое-что продать.
— Продать? — Альверато сбавил тон, уставившись на собеседника.
— Сколько заплатите?
— Слушай, ты, сопляк, я всегда плачу столько, сколько это стоит. Что ты собрался продавать?
— Кое-что из итальянских связей. Сколько?
— Пора тебе кое-чему научиться, щенок. Большой Эл в орлянку не играет: если дело стоящее, заплачу без обид, но сначала мне надо знать, о чем речь.
— Тысяча на счет, Эл. Я в орлянку тоже не играю.
— Идет.
Бенни подошел поближе и заговорил:
— В горах есть вилла, на которую Пендлтон ездит раз-другой в год. Кроме нас двоих, там никто из его людей не бывает. Он туда около года не появлялся, я знаю, потому что туда его только я возил. Старик смотритель меня знает в лицо и о последних событиях наверняка еще не слышал.
— Ну, давай, давай, и чего там?
— Сейф, Эл, и я знаю, где он запрятан. Денег там нет, только разные бумаги и папка с замочком, я из коридора видел. Он ее доставал и звонил по телефону, иногда за границу, а перед этим всех выгонял из комнаты и…
— О’кей, о’кей. — Альверато подошел к двери, открыл ее и выглянул наружу. Вернувшись, он сказал: — По рукам. Съездишь туда. Встречаемся завтра в девять. Мой парень тебя подхватит возле пирса.
Глава 6
В горы они отправились часов в десять утра. Смайли вел машину, Бенни сидел сзади и молчал, сложив руки на груди.
— Мистер Тейпкоу!
— Зови меня Бенни.
— Конечно, запросто, Бенни. Ты, случайно, не знаешь, какого типа этот сейф?
— Это по твоей части. Все, что я знаю, это что он встроен в стену.
— Ладно.
Какое-то время оба молчали.
— Бенни, а он круглый или квадратный, не помнишь?
— Круглый.
— Так. Это может означать…
— Слушай, Смайли, а как насчет того, чтобы размышлять про себя? Чего ты волнуешься, ты же специалист.
— Ну да, конечно. Я учился у таких мастеров!
— Ну и успокойся. Веди машину.
— Конечно, Бенни.
Часа через два они свернули в горы. Дорога была засыпана щебнем и петляла между деревьев.
Внезапно перед ними выросли ворота. Бенни вышел из машины, подошел к пустой караульной будке и принялся ощупывать щели между камнями кладки. Один из камней повернулся, открыв углубление с телефоном. Бенни сказал что-то в трубку, и ворота открылись автоматически. Машина въехала внутрь и через какое-то время остановилась у подъезда виллы. На ступенях стоял старик с ружьем в руках.
— Вылезайте из машины и покажитесь, — крикнул он. Они подчинились. — А, мистер Бенни! Рад вас видеть! А этот с вами, кто будет?
— Это Смайли, мистер Хастон. Новичок.
— Мистер Пендлтон что-то ничего про него не говорил, что, мол, приедет.
— Вот поэтому я с ним. Все нормально, Хастон, опустите свою берданку.
— Ну ладно, заходите уж, хотя мистер Пендлтон сроду ничего такого не говорил, чтобы какой-то Смайли сюда приезжал… Вообще-то он и вовсе ничего такого не говорил, чтоб в этом месяце кто-то сюда приехал. Разве что случайно.
Бенни направился к старику. Голос его звучал как обычно.
— Случайно? И больше ничего не сказал?
— Да, случайно, парень. Не знаешь, что он собирается делать? Не знаешь… Эй, а чего это твой Смайли там пристраивается делать?
Хастон шагнул с крыльца, глядя, как Смайли вытаскивает из машины длинный черный чемодан и небольшую емкость с кислородом.
— Думаю, мне лучше… — Продолжить он не успел, потому что Бенни шагнул к старику сзади и с силой ударил по затылку. Хастон закатил глаза и скатился вниз по деревянным ступеням веранды.
Бенни и его спутник прошли сквозь просторную гостиную и кухню в кладовку. Здесь Бенни открыл левую дверцу шкафа, вернулся к входной двери и нажал на полоску штапика на ней. Одна из полок с шелестом двинулась в сторону, открывая небольшой, круглый, утопленный в стене сейф.
Смайли окинул сейф беглым взглядом, отложил инструмент и взялся за работу, что называется, голыми руками. Сначала Бенни наблюдал, потом вышел из комнаты, снова вернулся:
— Ну что, продвигается?
— Ага.
— Долго еще?
— Да нет, не очень.
Бенни встал рядом, притоптывая от нетерпения.
— Бенни, Бога ради, постой где-нибудь в сторонке. Ты меня нервируешь.
— Давай работай.
Смайли выпрямился и обернулся:
— Не знаю, в курсе ли ты, как это делается, Тейпкоу, но мне надо сосредоточиться. Так что не стучи башмаками, а?
Смайли вернулся к работе. Бенни беспокойно теребил шляпу, натягивал ее по самые глаза.
— Слушай, Смайли…
— Да не дергайся, уже готово. — С этими словами он отворил дверь сейфа.
— Ну, слава Богу. — Голос Бенни сорвался на хрип. — Рассовывай все по карманам. Эй, уронил что-то, тетрадку, давай ее сюда. Все, смываемся, черт с ними, с инструментами, брось их!
— Я свои инструменты не бросаю, Тейпкоу.
— Бросишь, как миленький… — Он запнулся. Сначала раздался звук, а потом оба увидели, как полка в шкафу медленно двинулась обратно, толкая открытую дверь сейфа, до тех пор, пока ее не заклинило.
— Подмогу привел, Тейпкоу? — произнес вежливый голос.
Оба резко обернулись и увидели худощавого человека в темном костюме. Он стоял у входа в кладовку, держа одну руку в кармане узкого длинного пальто, а другой нажимая на штапик.
— Пендлтон! — воскликнул Бенни голосом, полным ненависти.
Высокомерная улыбка появилась на лице Пендлтона, однако выражение близко посаженных глаз оставалось безразличным.
