Горячий танец смерти [сборник] - Николай Иванович Леонов
На этом страшная женщина не успокоилась, а переоформила на свое имя права на распоряжение расчетным счетом несчастного «Метеора» и далее несколькими траншами перевела на корпоративную карту, которой распоряжалась безраздельно, те самые два миллиона триста семьдесят три тысячи. Тем самым, резюмировал грамотный хоккеист, обществу нанесен существенный вред, в итоге чего бедный клуб теперь на грани финансового краха.
«Сработано чистейшим образом. Как минимум потому, что не надо ждать целый год для признания пропавшей безвестно отсутствующей, — размышлял сыщик, — и как интересно подобрана сумма, странная, некруглая, нелогичная. Интересно, куда на самом деле улетели эти деньги? Муж утверждает, что не имеет доступа к карте жены. Однако если он утверждает это в своем иске, то, стало быть, сумма в самом деле изъята, имел место этот факт, и у него есть доказательства…»
И снова Гуров набрал номер супруги.
— Что опять?! Пожар?
— Извини, — кротко и богобоязненно попросил он, — я лишь хотел уточнить: когда вы с Лерой обсуждали финансовые вложения…
— И что?
— Какова была цена вопроса? Сколько от тебя денег требовалось?
— Около двух миллионов четыреста…
— А точнее не припомнишь?
— Два миллиона триста семьдесят три тысячи, — отрапортовала Мария. — Теперь я могу отправиться служить искусству, а не сыску?
«Великолепно. Теперь есть основания предположить два момента: в совокупности стоимость объекта, интересующего Леру, — по всей видимости, усадьбы, турбазы или что там, — составляла без малого четыре миллиона восемьсот. И половина этой же суммы была якобы похищена со счетов “Метеора”… с чего это Лера затеяла переориентацию? Подняв предприятие из руин, вдруг решила забросить его в пыльный угол под лавку — нелогично даже для женщины».
Лев Иванович довольно долго просидел, чертя на бумаге разнообразные схемы и рожицы, но Радаеву так и не решился позвонить. Было стойкое ощущение того, что несвоевременно, да и незачем.
Глава 8
Ближе к вечеру вернулся Станислав, в настроении саркастически-деловом.
— Нет, претензий к коллегам-сыскарям никаких, — начал он с порога, отвечая на незаданный вопрос, — интересует наполнение голов господ родственников. Могу понять, когда нет дела до постылого соседа по лестничной клетке, но родная мама — бабушка! Уезжает, ни слова не сказав, разобидевшись, старый человек, и ни у кого ни вопроса не засвербит: куда отправилась? Жива ли? Доехала?
Уцепив суть, Лев Иванович уточнил:
— То есть Томины спохватились не сразу. Конфликты с домашними?
Станислав отмахнулся:
— Что ты как маленький. Само собой, мир в благородных семействах. Я же говорю: каши в головах… — И тут же поправился, делая вид объективности и снисхождения к слабостям ближних: — Хотя, говоря по правде, дамочка весьма специфическая. Вот, если желаешь.
Гуров с первого взгляда оценил представленные коллегой изображения — да уж, при одном взгляде на такое лицо понятно, что беспокоиться за нее не стоит. Типичная хозяйка жизни, повелительница вселенной, с судьбой на самой короткой ноге. Именно такие, к сожалению, и пополняют ряды, вереницы ориентировок.
— Она любила поездить, — пояснял Станислав, указывая на фото, где, помимо дамы, имели место пальмы и яхты, — до некоторых пор работала экономистом, руководила фирмой «Бухкомбайн».
— Надеюсь, не военпром?
— Само собой, нет. Обслуживание фирм и фирмочек.
— Ну, с этой стороны не стоит подвох искать. Полагаю, что в бухгалтерской среде вряд ли возможны конкурентные войны на убой?
— Само собой. Домашние говорят, что с бизнесом все было идеально: ряд постоянных, стародавних клиентов, никаких претензий по качеству услуг — думаю, с этой стороны искать недовольных смысла нет. Да и рынок такой, хлеба всем хватает.
— Личная жизнь?
— Овдовела давно, были длительные отношения, разрыв, вернулась в дом, где места ей уже не было.
— Ну, допустим, достали все. Но как же уехать, бросив бизнес…
— А она его давно бросила, — охотно пояснил Крячко. — Дочь, вся в долгах и кредитах, нажаловалась, что в какой-то момент маму «переклинило», она завязала со всеми делами и принялась активно самосовершенствоваться. Кстати, вот тебе еще один интересный момент.
— Куда же, по их мнению, она должна была поехать в мороз, в конце ноября?
— Да видишь ли, в чем дело. Сама-то дочь ничего по этому поводу сказать не могла, но вот зять… они же в одной квартире проживают.
— Ага.
— Да, так вот зять поведал, что у любимой тещи время от времени случались «сдвиги» — его терминология, ты же понимаешь.
— Какого рода «сдвиги»?
— Ну Лева, так все просто, по-житейски. Женщина уже постбальзаковского возраста, жизнь прошла и все такое, последняя любовь оказалась негодяем, никому не нужна, и даже внучка порыкивает. Другая бы скандалила, а эта замкнулась в себе, иной раз куда-то уезжала, не сказавши адреса, и рассказывала о том, где была, лишь по возвращении. И по итогам показывала лишь разного рода фото с какого-нибудь сплава по Ангаре или прыжки с Эйфелевой башни, а то и просто палатка на Кольском полуострове.
Гуров постучал пальцами по столу:
— Ясно, ясно, устраивала себе ретриты. Стас, а дочка та же, или зять любящий, они не сказали, сколько у нее было с собой денег, наличными?
— Представь себе, как только я спросил об этом, дочь как спохватилась, — поведал Станислав, — влезла в домашний сейф — и вуаля, почти четверть миллиона наличными как не бывало.
— Что они, такие суммы в доме держат? — недоверчиво спросил Гуров.
— Лева, человек поживший, с опытом не одного кризиса, к тому ж бухгалтер, экономист. Возможно, у нее на счетах тоже деньжата лежат, а кое-что — под матрасом. Диверсификация рисков, слыхал?
— А, это да, — подтвердил Гуров, продолжая чертить по бумаге. — Давай теперь про Золий.
— С этой вообще все просто и воздушно, — сообщил Станислав. — Меня сначала не хотели пускать на порог, потом пустили-таки, убедившись, что я не за Ладочкой…
— Кто это? — удивился Лев Иванович.
— Дочку зовут так, славная девчонка, правда, про маму и думать забыла. Да, так соседка, новая ее мама, в приватной беседе подтвердила: Ксю Три Семерки, она же Оксаночка Золий — такая вечно на позитиве, в приподнятом настроении и ожидает от своего личного будущего только пирогов и плюшек. Ох, — поморщившись, Крячко потер шею, — как неловко разговаривать с женщинами, от постоянного кивания и поклонов чуть набок голова едва не отваливается.
— Надеюсь, недаром пострадал на производстве? — напомнил Гуров о себе. — Все-таки время к ночи, выкладывай уж.
— Да, собственно,
