Темнее ночь перед рассветом - Вячеслав Павлович Белоусов
Паук собрался гостей столичных провожать и рванул всей командой, от вчерашней пьянки не отойдя. Надо ему? Этого Фирюля понять не мог. Чего горячку пороть? Ладно бы один. Джипяру с бойцами при пушках зачем за собой потащил? На кой хрен себя и пацанов подставлять? С ума сошёл Паук, не иначе. Сам головой в петлю лезет. Был Школяром Паук, такого себе не позволял, помнит те времена Фирюля. Не было тогда ни машин дорогих, ни груд оружия, грабили по-мелкому. А теперь — ничего не скажешь, размах громадный, но, значит, и осторожности больше надо. Однако распустился до одури хозяин. Весь город залапать решил!.. Фирюля тут же оглянулся за спину, кинул взгляд на заднее сиденье, но успокоился: глаза хозяина закрыты, Паук посапывал.
Задумавшись, Фирюля проскочил вслед за Хмырём светофор. Чмок пролетел следом. Фирюля сжался, чуял, сейчас получит трёпки от хозяина. Не любил тот таких вещей. Но шеф, к его удивлению, никак не реагировал, даже слова не сказал. Значит, действительно крепко спит — аж помолился водила. Больше он старался оплошностей не допускать и заранее начал притормаживать перед светофорами, которые пошли один за другим — въезжали в центр, «усадьба» далеко осталась, надо быть повнимательней. Это там, на окраине, гуляй — не хочу, гони хоть сто, хоть двести, не один гаишник не сунется.
По неписаному порядку Хмырь отрываться от «головного» не имел права, поэтому хочешь не хочешь, а башкой назад Хмырь теперь крутил, ориентируясь на Фирюлю. «А куда спешить? — сопел сквозь слипшиеся губы Фирюля. — К покойничкам да больным пусть врачи да менты торопятся. А им не к спеху».
И Фирюля лениво нажал на тормоза при подъезде к очередному светофору. Остановились они на мосту, до нужного поворота на дорогу к баркасу Боцмана — рукой подать. В салоне тишь да покой. Он ещё раз осторожно обернулся, теперь уже смелее Паука поизучал. Тот, раскинувшись по всему сиденью, даже ноги закинув (одну на подголовник, другую в окно упёр), слегка похрапывал. «Пусть отдохнёт, бедовый, может, не скоро ещё придётся», — подумал ласково и заботливо Фирюля.
Однако, тяжёлые у него, у Фирюли, и рука, и слово. Вот и теперь, не успел Фирюля отдыха хозяину пожелать, всё и началось… Напротив жигулёнка Хмыриного выскочила шавка на уродливом ревущем мотоцикле. Шавка такая, что Фирюлю враз в холод бросило: мужик, словно обезьяна, весь в чёрном трико, а на голове шапочка с дырками для глаз и рта. Сиганув с седла, обезьянка эта рванула дверь жигулёнка на себя и, бросив внутрь две гранаты, лихо вскочила на свой агрегат и направила его лоб в лоб к джипяре, где в открытые окна башки бойцов от ужаса и удивления повысовывались. Там дверь машины киллер открывать не стал, он с треском вырулил вбок от джипа, успев в последнюю минуту забросить внутрь пару гранат. Дико взревев, пугая встречный транспорт треском и воем, мотоцикл понёсся по улице, сгинув в первом же узком переулке. А вслед ему нёсся фейерверк взрывов, грохота и пламени.
Тяжёлый джип вскинуло на дыбы вместе со всем содержимым, треща и чадя, завалился он набок на середине моста и застыл, словно пылающее полено в бензине. В стороны ныряли машины, некоторые водители, послабее духом, бросали их среди моста, убегая и спасая свою жизнь…
Одиноко торчал среди хаоса и пожарища чёрный «лексус». Ошарашенные внезапным нападением и чудовищными последствиями, Паук и Фирюля, выскочив из машины при взрыве джипа, прикрыв головы руками, пластались на асфальте.
Первым опомнился Паук. Вскочив на ноги, пнул Фирюлю в бок, дико заорал:
— За руль, скотина! — Прыгнув рядом на сиденье, он судорожно схватил «калашник» и, озираясь по-звериному, гаркнул: — Гони отсюда! Что зенки вылупил?
— Куда?
— К Боцману, к Боцману гони!
* * *
Никто, кому пришлось оказаться поблизости, не смог потом толком рассказать, что же произошло и что творилось на том проклятом мосту. Кроме взорванных, сгорело ещё несколько автомобилей, пока не приехали, не растащили их пожарные. Никто не мог объяснить, что за мотоцикл был там. А через несколько дней пошли бродить слухи, что их на мосту было несколько: два или три. И на каждом сидело по два бандита. И все были в трико и в масках… Некоторые же рассказывали, что собственными глазами видели, как мотоцикл тот вместе с киллером взрывной волной выбросило в речку, но убийца выплыл и скрылся. Были и такие (более скромные), кто заметил, как, проносясь навстречу расступающимся машинам, мотоцикл исчез в переулке.
В одном очевидцы были едины: госномеров на мотоцикле не было, лица убийцы никто не видел. Тем более никто не смог в узкие щёлки на маске киллера разглядеть жгучие от ярости, чёрные от бешенства глаза Музыканта…
* * *
Полковник Квашнин метался по кабинету, как лев в запертой клетке. Взорвавшийся звонкой трелью телефон стал тем спасителем, к которому он тут же бросился:
— Кто?! Что?!
— Про взрывы на мосту доложили? — Голос Ковшова, ровный и требовательный успокаивал. — Покушение на Паука… Совершенно непредвиденное обстоятельство!
— А какие здесь меры могут быть? — нервно хмыкнул Квашнин. — Гаишники и без меня разбираются. Я лишь скорректировал начальника службы, чтобы Паука не трогали и никаких погонь за ним не устраивали, чтобы нашу операцию не сорвали ненароком. С них станется.
— Киллер скрылся?
— Что спрашиваешь, сам уже всё знаешь. Город закрыть успели, выбраться ему не удастся.
— Есть информация, будто упал он с моста вместе с мотоциклом.
— Брехня! Ушёл он спокойненько, да там и не было наших, чтобы его преследовать.
— Ты что же, снял слежку с Паука?
— Ни в коем разе. Мои люди ведут его. Но теперь на место взрыва трёх оперативников пришлось отрядить.
— Достаточно оставшихся? Может, попросить у Сербицкого дополнительные силы?
— Хватит своих. Теперь Паук пожалует на теплоход с одним шофёром, остальная братва полегла на мосту, но он уверен в себе, мерзавец, даже Боцмана с собой не взял. А гости? Чем не бойцы? Смотрящий Зоря Бессарабский один десятерых заменит. А Сансон?
— Нельзя сбрасывать со счетов каждого! — оборвал его Данила. — Не расслабляйся, Петро.
— А чем мне помочь ребятам, сидя в кабинете? — хлопнул ладонью по столу полковник. — Я бы бегом туда пустился, тогда бы была реальная помощь.
— В твоих руках ход всей операции. Спокойствие и разум — вот твоё оружие.
— Поучи, поучи старика. Ты лучше послушай, что
