Аманда Линд - Один коп, одна рука, один сын
— Конечно, — согласился Зак. — Тебе нужна помощь?
— Да нет… Спасибо, я сама.
Фрэнси пришла в замешательство. Какой он странный. Пару месяцев назад она бы с огромным удовольствием прострелила ему башку, а сейчас чуть не предложила ему поменять Бэлль подгузник, потому что до сих пор не очень любила эту часть родительских обязанностей.
Сначала она пошла в ванную, поменяла подгузник, а потом — на кухню и накормила дочь разогретой в микроволновке рисовой кашей.
— Это правда?
Опять Зак. Он совершенно неслышно появился на кухне.
— Что? — спросила Фрэнси.
— Что смысл жизни — в детях?
— Все не так просто.
— Да?
— Да.
Зак сел за кухонный стол и стал смотреть на Бэлль. Он устало ей улыбнулся, и она в ответ улыбнулась ему.
— Я думаю, что смысл жизни в том, чтобы в полной мере насладиться тем, что она может предложить, — объяснила Фрэнси, — и это могут быть дети. Это может быть близкий человек. Это могут быть власть и богатство. Или одиночество, если ты сам его выбрал. Если человеку плохо наедине с самим собой, то ему не светят и другие удовольствия этой жизни.
— Какая стройная жизненная философия, — сказал Зак.
— Может быть. Во всяком случае, я так думала всегда, сколько себя помню. Я не ведусь на болтовню о том, что нужно дарить любовь другим, что нельзя быть эгоистом. Сначала накорми себя, а уж потом других.
— Но многие говорят, что, отдавая, они получают так много, что любят себя именно благодаря тому, что отдают.
— Я не претендую на истину в последней инстанции. Я права, они тоже правы.
— А если человек получает удовольствие от того, что приносит вред другим? Или себе самому?
— Мучить других или себя — это не входит в мой список удовольствий. Если кто-то считает, что это приятно, значит, у него не все дома. Но опять же, это я так считаю.
— В твоей философии немало слабых мест.
— Знаю.
— Похоже, тебя это мало беспокоит.
— Да.
— Я думал, ты перфекционистка.
Фрэнси улыбнулась и стала вытирать лицо Бэлль, измазанное кашей.
— Чего-нибудь хочешь? — спросила она Зака. — Кофе или…
— Вообще-то я голоден, — ответил Зак, — целый день так нервничал, что не мог есть.
— Нервничал? Перед встречей со мной?
— Да, а что тут странного? В прошлый раз ты хотела меня убить.
— Это было взаимно.
Фрэнси встала, выбросила в мусорное ведро перепачканные салфетки и стала изучать содержимое холодильника. Сыр, яйца, овощи, две банки консервированных персиков, упаковка с шестью банками пива и шоколадный торт, которым она собиралась поужинать.
Получился омлет.
— С Рождеством! — сказала Фрэнси, поднимая свою банку с пивом.
— С Рождеством! — ответил ей Зак.
Они чокнулись и начали есть. Бэлль пустили поползать на полу.
— Где ты был? — спросила Фрэнси. — Уже прошло два месяца с тех пор, как мы взорвали твой дом.
— Жил в гостиницах, — ответил Зак, — брал пару раз машину напрокат и выезжал за город. Там, кстати, очень мило. Спокойно. А у тебя как дела?
Фрэнси не знала, что ответить. Хорошо ей было или плохо? Все затянуло каким-то туманом, как будто она бродила несколько месяцев во мгле, усталая и опустошенная.
— Все нормально, — ответила она, — скучновато, правда, но это приятная скука…
Отодвинув от себя тарелку, она стала качаться на стуле.
— Почему ты выбрал Луизу? — спросила Фрэнси.
— Я не выбирал, — ответил Зак, — она пришла сама. Связалась с одним из моих парнишек. Как-то ночью он продавал наркоту в одном клубе, а она сунула ему записку, где написала, что хочет работать на меня. Ей пришлось пройти массу проверок, прежде чем я ей поверил. И физического, и психологического свойства.
Фрэнси подумала о скальпе Луизы, о том, какую невероятную стойкость та проявила во время пытки. Ее натаскивали на то, чтобы переносить боль. Зак отлично знал свое дело.
— Рассказывай, — произнесла Фрэнси, — зачем пришел?
И Зак начал рассказывать ей историю. Фрэнси сразу поняла, что слушать это ей совсем не хочется, но дослушать пришлось. Его голос словно пригвоздил ее к стулу в огромном, не украшенном к Рождеству доме.
Это была очень простая история о сыне, мстившем за своих родителей. Сыне, который решил использовать для этого дочь того, кто был повинен в их смерти.
— Ты лжешь, — не поверила ему Фрэнси, — я уверена, что лжешь.
— О таком невозможно солгать, — ответил Зак.
— Нет, ты лжешь. Если бы это было правдой, ты убил бы меня давным-давно. Вот тогда ему было бы тошно, сам знаешь.
— Я собирался тебя убить, но не смог.
— Чушь собачья!
— Да, не смог.
— Почему?
— Ты мне нравишься.
— Не ври!
Из глаз брызнули слезы. Она его ненавидела, не хотела слушать то, что он говорит. Все что угодно, только не это.
— Я изменил свой план, — сказал Зак, протянув ей кусок бумажного полотенца, — я захотел, чтобы ты обо всем узнала и сама спросила у него.
— А потом что? — заорала Фрэнси и швырнула салфетку на пол. — Потом-то что? Что?!
Бэлль, ползавшая под ногами у матери, заплакала. Фрэнси взяла ее на руки, подняла с пола салфетку. Громко высморкалась, Бэлль орала на весь дом.
— Это уже тебе решать, что будет потом, — сказал Зак, — а я просто хочу жить дальше, зная, что есть еще кто-то, кто знает.
— То есть ты хочешь, чтобы я взяла твое бремя на себя, — произнесла Фрэнси, поливая слезами голову Бэлль.
— Если правда — бремя, то да. Но только не говори, что не сделала бы того же на моем месте.
Фрэнси хотелось, сказать, что нет, не сделала бы. Хотелось спорить, но сил на дальнейшие разговоры уже не было. Хотелось просто лечь на пол, заснуть и, проснувшись, понять, что ей все это приснилось.
Она снова высморкалась. Бэлль перестала плакать.
— А ты? — спросила она. — Как ты выжил? Ведь ты был ребенком!
— Обо мне заботился Ренман, — сказал Зак. — Он был лучшим другом отца. Они знали друг друга с детства, были в одних и тех же бандах. Я его очень любил.
— Это он сказал тебе, что нужно отомстить?
— Нет, я понял это сам, когда все увидел. Но, конечно, иногда я сомневался, подумывал покончить с насилием, выбрать другой путь, но не вышло.
Он плакал, руки у него тряслись.
— А как же «Тигры Аркана»? — спросила Фрэнси.
— Это было нужно, чтобы забыться в ожидании подходящего случая, — ответил Зак.
Бэлль цеплялась за грудь Фрэнси. Зак улыбнулся, когда это увидел. Теперь он уже рыдал, словно в его груди хрипел дикий зверь.
— Фильм, который я тебе показал… — сказал он дрогнувшим голосом. — Я снял его сам. Я рассказал остальным о том, что когда-то видел своими глазами, так, словно эта история произошла с кем-то другим. И однажды, после какой-то попойки, они захотели это повторить.
— Как ты мог допустить, чтобы это случилось снова? — спрашивала Фрэнси. — Как ты мог смотреть, как другие…
— Не знаю.
— Не знаешь?! Разве это ответ?
— Другого нет. Это было так странно. Я был там, и в то же время меня как будто не было. Помню, что пытался двигаться, но словно прилип к камере. А когда все закончилось, я оттуда уехал и несколько недель просто бродил один. Не помню где. Хотел покончить с собой, но не решился. А потом уехал домой.
Его глаза распухли, из носа текло, он весь как-то сжался.
— Ты сволочь! — рявкнула Фрэнси.
— Да, — согласился он.
— Чертов извращенец!
— Знаю.
— Вспомни этих мужчину и женщину…
Зак закрыл лицо ладонями, но и там не мог спрятаться. Он нигде не мог спрятаться.
— И сколько раз ты пересматривал свое кино? — поинтересовалась Фрэнси.
— Только в тот раз, вместе с тобой.
— Почему именно сейчас?
— Что ты имеешь в виду?
— Месть. Почему ты решил мстить сейчас?
Его руки упали на стол. Подавшись вперед, он навалился на стол так, словно пытался удержаться и не рухнуть на пол.
— Я просто почувствовал, что время пришло, — ответил он, — раньше я бы не справился. Я… копил силы.
Молчание. Оба плачут.
Потом Зак исчез.
24
Отец, дочь, ложь
В первую неделю нового года Юсеф и Грейс вернулись из отпуска на Сейшелах, коричневые, как пряники, набравшие по паре лишних килограммов, слегка уставшие от детективов в мягких обложках и кроссвордов, а также друг от друга, но тем не менее счастливые и довольные поездкой.
Первое, что они сделали, вернувшись домой, — собрали у себя детей и внуков, чтобы с запозданием отпраздновать Рождество. Фрэнси вообще не хотела ехать, но на этот раз не потому, что ее не привлекала перспектива сидеть за общим столом и наблюдать детскую истерию по поводу подарков, а потому, что ей было страшно посмотреть в глаза отцу. И все же она туда отправилась — вместе с Пером, Адрианом и Бэлль. Ведь они по-прежнему одна семья, хоть и изрядно потрепанная. И возможно, это вообще последний раз, когда они собираются все вместе в квартире на площади Карлаплан.
