Аманда Линд - Один коп, одна рука, один сын
23
Прошедший сквозь тьму
Над небольшим кусочком мира, принадлежавшего Фрэнси, кружились снежные хлопья, а ежедневник, в котором уже несколько месяцев не появлялось новых записей, сообщал о том, что сегодня сочельник. Фрэнси это не очень сильно волновало, просто подумалось, что нужно ближе к вечеру разогреть в микроволновке сладкую рисовую кашу со сливками, ведь ее можно дать Бэлль.
В доме, не украшенном к Рождеству доме, были только Фрэнси и Бэлль. Пер и Адриан уехали в Норчепинг к родителям Пера, Пенс взял отпуск, Кристина встречала Рождество со своей семьей, а Юсеф с Грейс укатили на Сейшелы, чтобы жариться на солнце и купаться в роскоши. Поездку предложила Грейс. После того как исчез Антон, она покончила с двойной моралью, как на словах, так и на деле. Теперь она почти каждый день обедала в дорогих ресторанах и предавалась шопингу с такой страстью, как никогда раньше. Перестала покупать газету в помощь бездомным Стокгольма и уже не давала нищим деньги или талоны на еду и вышла из состава нескольких благотворительных организаций.
Это было что-то вроде мести за то, что Антон не позволил ей себя спасти.
Фрэнси полулежала в кресле в кабинете и листала книгу доктора Фила «Любить с умом: как найти того, кого нужно, и удержать то, что у вас есть», которую купила себе (и Перу) в подарок на Рождество. Эту книгу порекомендовал Стефан, молодой человек по вызову (неплохой парень, но вообще-то ничего особенного, она решила больше не нанимать его после Рождества). Он сказал, что эту книгу очень хвалила другая его клиентка.
Правда, Фрэнси еще не решила, хочет ли она вернуть Пера. Конечно, она по нему скучала, но ей его не хватало и тогда, когда он был рядом.
Так что ей нужно — именно Пер… или что-то еще, способное заполнить пустоту внутри нее?
Тоска и печаль.
Она — очень печальный человек. Фрэнси поняла это, как только началось время, которое она отвела для отдыха от работы и от мыслей о Пере.
Она и сама не могла сказать, почему ей так грустно. Было множество разных теорий, но сама она ни одну из них не считала верной. Просмотрев записи, сделанные после визитов к доктору Лундину, она и там не нашла ничего подходящего.
Может, это биохимия? Какое-нибудь вещество, которого не хватает у нее в мозгу, или врожденный порок, который можно вылечить? Или хотя бы облегчить страдания?
«Наверное, нужно больше думать о себе», — решила Фрэнси, прочитав главу, в которой речь шла именно об этом.
«Я, я, я… — пробормотала она и отложила книгу. — Бэлль, как ты думаешь, маме надо лучше относиться к себе?»
Бэлль, ползавшая в одном подгузнике и уже пытавшаяся встать на ножки, посмотрела на нее с недоумением.
«Я ведь считаю, что уже и так думаю только о себе», — пояснила Фрэнси и улеглась на пол в надежде, что Бэлль вскарабкается на нее.
Она закрыла глаза, стала ждать, почувствовала легкие прикосновения к одной ноге. Улыбнулась. Это лучшие моменты жизни, когда тебя толкают крохотные ручки и ножки. Она слышала сопение Бэлль, потом почувствовала, как та залезла ей на ноги, потом на живот и, наконец, на грудь. Мягкие волоски уже щекочут подбородок. Кто-то обнюхивает шею. Фрэнси обхватила дочь руками. «Ты и я, — подумала она, — ты и я навсегда. Что еще нужно, кроме тебя, моя капелька? Твоя мама так растеряна. Она легко может быть великим мафиози, а вот быть человеком гораздо труднее. Обещай, что не заразишься от меня. Обещай, что никогда не будешь такой, как я. Обещай, что будешь любить в себе человека, а не свои достижения. Я знаю, это все клише доктора Фила, но у меня нет сил быть оригинальной. Делай, как мама говорит, и все будет хорошо. Ты и я, Бэлль. Лучшего Рождества и представить трудно!»
Она качала Бэлль и оглядывала слабоосвещенную комнату. Горели только настольная лампа и две свечи. Поднялся ветер, он стучал то в стены, то в окна. Этой зимой Фрэнси редко выходила на улицу, только ненадолго вывозила Бэлль в коляске, а когда нужно было съездить по делам, прыгала в машину.
Ее душа стала мягче. Мысли уже не вертелись только вокруг врагов, денег, насилия и смерти, теперь она думала о смене погоды, поездках на «додже» по песчаному карьеру, стопках непрочитанных книг и долгих вечерах наедине с фильмом о Рокки и пакетом конфет.
Тело тоже округлилось. Она почти забросила спорт, лишь иногда несколько раз проплывала дорожку в бассейне. Таблетки для похудения были смыты в унитаз. Там, где раньше на животе проступали кубики мышц, появилась мягкая плоть. Иногда Фрэнси охватывала паника, когда она не могла застегнуть любимые джинсы, но это быстро проходило. Волноваться по этому поводу у нее не было сил, поэтому в один прекрасный день она вывалила перед Йенсом весь свой гардероб и велела купить то же самое, но на размер больше.
Устало вздохнув, она похлопала себя по округлившимся бедрам. Ну-ну, небольшой целлюлит, мы с тобой договоримся.
И заснула, прижав к груди сопящую Бэлль, свою самую легкую ношу.
— Она хорошенькая!
Фрэнси, уже начав просыпаться, так сильно вздрогнула, что Бэлль скатилась на пол, но, как ни странно, не заплакала, а только с любопытством смотрела на незваного гостя.
— Как ты вошел? — спросила Фрэнси и вскочила.
Она не испугалась, а удивилась.
— Дорогу показал твой сын, — ответил Зак, уютно устроившийся в кресле и уже полчаса наблюдавший за спавшими.
На улице царил мрак. Тяжелый, зимний.
Он пришел из тьмы, чтобы она поняла. Он не хотел больше жить с этим один и считал: она не знает, и это несправедливо. У них было нечто общее, одно на двоих. Наследство.
— Как ты вошел? — снова спросила Фрэнси, подняла Бэлль с пола и села за письменный стол.
— Лаз, — ответил Зак, — который прорыл Адриан. Он хитрюга, но слишком доверяет женщинам.
— Что ты имеешь в виду?
Фрэнси выдвинула верхний ящик стола. Ее «глока» там не оказалось.
— Я пообещал Тее, что ее родителей поселят в шикарный реабилитационный центр, за который я заплачу, — объяснил Зак. — Я ей сказал, что их там вылечат. А она классная шпионка, правда?
— Ах ты, сволочь! — воскликнула Фрэнси и резко задвинула ящик стола. — Как ты можешь так использовать детей? А Адриан… ты что, не понимаешь, он…
Она замолчала, прижав к себе Бэлль.
— Прошу прощения за боль, причиненную твоему сыну, но за все надо платить, — ответил Зак.
Фрэнси презрительно фыркнула. Бэлль стала искать у нее грудь.
— Я пришел с миром, — сказал Зак и встал. Он держал в руке ее пистолет. — Но на всякий случай забрал вот это.
Фрэнси снова фыркнула. С миром, что за чушь!
Но так и застыла с открытым ртом, потому что Зак открыл окно и выбросил пистолет на улицу.
— Круто, — отреагировала она. — А откуда мне знать, что ты безоружен?
— Можешь меня обыскать, — предложил он, — в прошлый раз мне понравилось.
— Спасибо, нет. Придется поверить тебе на слово.
Зак сел.
— Не грустно вот так, в одиночестве, встречать Рождество? — поинтересовался он.
— Откуда ты знаешь, что… — хотела спросить Фрэнси, но замолчала на полуслове.
К него на губах была его фирменная улыбочка. Значит, он за ней следил. Господи, как она потеряла бдительность! А Тея, которой она поверила!.. Надо же было так опростоволоситься!
— Я не одна, — ответила Фрэнси. — У меня есть Бэлль. И мне гораздо больше нравится это, чем идиотские рождественские ужины с родней.
— У меня никакой родни не осталось, но я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Зак.
Наступила минутная пауза. Ни родителей, ни братьев, ни сестер? А жена? Подруга? Дети? Вдруг у Фрэнси разыгралось любопытство.
— Нет, — ответил он на ее вопрос, — никого.
— А ты бы хотел, что бы у тебя была семья? — спросила Фрэнси.
— Да. Женщины и дети, что может быть прекраснее?
В сказанном не было ни капли иронии, но Фрэнси все еще не верила.
— Как же ты тогда можешь использовать детей в качестве боевиков? — спросила она.
— Они меня любили, — ответил он. — Я стал для них отцом, которого ни у кого из них не было.
— Как трогательно. Ты травил их наркотой и учил убивать.
— Любовь я им тоже давал.
— А ты, случаем, не педофил?
— Ты же знаешь, что нет.
— Знаю?
— Ну, это-то ты обо мне знаешь.
— Я тебя вообще не знаю.
— Нет, знаешь. У нас гораздо больше общего, чем ты думаешь.
Он встал и начал беспокойно расхаживать по комнате. Фрэнси следила за ним взглядом, но тут почувствовала по запаху, что Бэлль испачкала подгузник.
— Извини, — сказала она, — мне нужно переодеть и покормить Бэлль.
— Конечно, — согласился Зак. — Тебе нужна помощь?
— Да нет… Спасибо, я сама.
Фрэнси пришла в замешательство. Какой он странный. Пару месяцев назад она бы с огромным удовольствием прострелила ему башку, а сейчас чуть не предложила ему поменять Бэлль подгузник, потому что до сих пор не очень любила эту часть родительских обязанностей.
