Дожить до весны - Влада Ольховская
Однако решения не было. Если диверсии продолжатся на прежнем уровне, выгоды в разгроме компании Мельникова не останется – или она станет ничтожной. Так зачем же это все? Личная месть? Хорошо, человеческие страсти непредсказуемы, может, и месть. Но при изучении всех, с кем Мельников не то что враждовал, а был просто знаком, профайлеры пока не нашли никого достаточно богатого.
Что они упускают?..
Об этом можно было подумать позже, он видел, что Инна ждет от него ответа.
– Что же делает ваш муж, если договориться с конкурентами не удается? – уточнил Форсов.
– Все, что нужно для выполнения задания. Хотя это печальная ситуация – то, что людям не удается договориться, вы не находите?
– Абсолютно с вами согласен, но мы ведь оба знаем, что иногда договориться просто нельзя. Благодарю за ваше общество, Инна, был рад знакомству. Передайте мои лучшие пожелания семье.
Он встал из-за стола и направился к выходу. Николаю не нужно было оборачиваться, чтобы знать: Инна провожает его изумленным взглядом. Она не ожидала такого исхода, она была уверена, что, если он согласился на встречу, он хоть какие-то требования выдвинет. Если не возьмет деньги, то попытается угрожать или давить на совесть!
Возможно, со временем она разберется, чего он хотел на самом деле. Или нет – но Николая это не волновало.
Он знал: то, что сейчас они не смогли договориться, не означает, что Валерьевы начнут охоту на него и его учеников. Какое там, они попытаются избегать профайлеров всеми возможными путями! Но если дойдет до столкновения, жалости можно не ожидать.
Николай видел всего два возможных способа остановить их. Первый – добыть доказательства преступлений, достаточные для того, чтобы навести на них полицию. Потому что без доказательств никакие связи не помогут, представителям закона не нужен международный скандал. Второй способ – определить, кто их нанял и зачем, если каким-то образом устранить заказчика, преступники отступят сами.
А иначе они выполнят задание любой ценой.
⁂
Гарик все еще осторожно прислушивался к себе – не постоянно, но иногда. С ним такое бывало в детстве, когда он после тяжелой болезни ждал, придет ли снова удушающий кашель, или касался пальцами корки на ссадине. Мать тогда говорила не заниматься ерундой и просто ждать. Но просто ждать Гарику было скучно, неугомонная натура требовала экспериментов.
Пустота не возвращалась. По крайней мере, сейчас. Он не льстил себе надеждой на то, что все его проблемы закончились и его больше никогда не накроет тягучее ощущение бессмысленности самой жизни. Было бы неплохо, но слишком уж часто внутренние демоны его обманывали. И все же он все больше укреплялся в мысли о том, что пока очередной тяжелый период миновал. Да, было сложнее, чем раньше, и сам он, если уж оценивать совсем честно, не справился. Так ведь и вляпался он в это не сам! Поэтому Гарик не видел ничего плохого в том, что ему помогли.
Причем не только Майя. Да, она указала ему нужное направление, помогла сделать шаг. Но когда он сосредоточился на восстановлении, многое из уже произошедшего предстало в несколько ином свете.
Когда все случилось, Форсов его не то что не выгнал – не стал манипулировать им, угрожая прекратить общение, если он не сделает что-нибудь. Что угодно, тут уже не принципиально. Когда тебя шантажируют, тяжеловато помнить о том, что это во имя добра и всего хорошего. Но Форсов до такого не опустился – и это было важно.
Матвей проявил некое подобие сострадания. Не особо убедительно проявил, но для Матвея и это много. Когда речь заходит о сближении с кем-то, срабатывают его собственные предохранители, так что даже этот гениальный психолог становится по большей части бесполезен. Однако он пытался, и он не вызверился, Гарик признавал, что это стоит ценить.
Таиса извелась, но этого и следовало ожидать. Она, в отличие от Матвея, быстро открывалась людям, которые ей нравятся, прикипала к ним и всерьез беспокоилась. Ей искренне хотелось решить их проблемы, но в случае Гарика проблему решить было нельзя. Не извне так точно. Он осознавал, что это больно ударило по Таисе, и все равно ничего изменить не мог.
Однако именно она додумалась позвать к нему Майю… И это было важно.
Майя вдохновляла его сама по себе. Даже если бы она не общалась с ним, одно лишь напоминание о том, что она есть в этом мире, дорогого стоило. А она еще и пришла… Таиса сразу рассказала ей правду, не стала прикрываться никакими загадочными болезнями и психологическими травмами. Гарик понимал, что она поступила правильно, такое скрывать нельзя, особенно когда просишь о помощи, и все равно злился на нее за это. Ему не хотелось, чтобы Майя знала его таким… Не хотелось! Это почти то же самое, что хотеть чего-то. Иногда сильное противодействие желанию значит не меньше, чем само желание, а желания не выживают в пустоте.
Ну и конечно, была сама Майя. Такая, как есть. Не испугавшаяся его даже после того, как узнала правду, хотя все ведь боятся наркоманов. Между прочим, не зря, и ей не следовало бы оставаться с ним наедине, тем более ночью. Но она смотрела ему в глаза, улыбалась и ничего не боялась. Меньшее, что мог сделать для нее Гарик, – это изобразить человека, которого она в нем видела.
Она не подозревала, что ее одной достаточно. Майя была убеждена, что ей обязательно нужно что-то делать, чтобы оправдать свое присутствие. Гарик позволил ей суетиться, это было даже забавно.
– Тебе не больно? – с тревогой уточняла она. – Может, лекарство какое принести? У тебя нет симптомов… этого самого…
– Когда ты говоришь «этого самого», придумываются варианты поинтересней, чем ломка, которую ты имеешь в виду, – хмыкнул Гарик. – У меня нет ломки. И не было.
– Как это не было? Таиса сказала, тебя насильно накачали наркотиками…
Интересно, Таиса своим длиннющим языком может себе спину почесать или у него одна функция – выдавать чужие секреты?
– Накачали, – неохотно признал Гарик. – Но я этой дрянью благополучно траванулся. Так что симптомы отравления у меня совпали с первоначальной ломкой, а лечение от всего одно. Долгосрочной ломки не было вообще – я не подсел.
– Но это все на уровне тела, на уровне души ведь сложнее…
– Моя душа надежно защищена, она в игле, игла в яйце, яйцо в утке, а утка – знаешь, где?
– Вызывает у зайца много вопросов, – кивнула Майя. – А ты отшучиваешься вместо того,
