Владимир Константинов - Жертва мистификации
«Светочка! Святая женщина! — мысленно возопил, обращая свой взор на окно, выходящее на север, туда, где в сорока километрах от этого элитного вертепа в уютной квартире проживала его любимая, ничего не подозревавшая какой великой опасности подвергается её непутевый мужинек. — Защити и сохрани! Отверни от от этой горгоны, этой наяды, этой ненасытной вакханки. Не дай погибнуть во цвете лет».
Не поверите, но помогло. Успокоилось сердце и все осталоное. И Беркутов ощутил былую уверенность и почувствовал, как вернулось чувство мужского достоинства. Нет, его круглыми коленками не возмешь. Дохлый номер! Он уже давно вырос из того возраста. Видел в своей жизни и похлеще. И вперив в хозяйку наглый насмешливый взгляд, проговорил:
— Их ест пресса. А вы ест мадам Люсьев? Такой красивый русский баба. Здравствуйте! — Дмитрий подошел и галантно поцеловал руку Люсевой, не упустив однако случая погладить и её упругую ляжку. Люсева сделал вид, что этого не заметила.
— Так ты иностранец?! — удивленно воскликнула она, встрепенувшись. А её впечатляющая грудь в глубоком выразе платья втрепенулась и приняла положение «на изготовку». И это было хорошим признаком. Определенно. Беркутов достал журналистское удостоверение, протянул хозяйке.
— Писал шуть-шуть хотел ваш клуб.
Хозяйка раскрыла удостоверние, прочла, разочарованно проговорила:
— Так ты Самохвалов?
— Это ест майне... Как это? Когда их не хотел называться своя фамилия?
— Псевдоним? — подсказала Люсева.
— Я-я, псевдоним. Тошно. Их ест Густав Любке.
Люсева резким рывком встала с кресла и пошла развитой грудью на предполагаемого противника. Теперь это главное оружие в борьбе с сильной половиной человечества демонстрировало явную заинтересованность.
— Очень приятно! Людмила Викторовна, — она сунула ему руку с зажатым в ней журналистским удостоверением. Голос её стал низким, а глаза — томные. В них теперь сквозил неприкрытый интерес к «германскому поданному», невесть каким образом оказавшемся в её доме.
"Ой, блин! — вновь запаниковал в нем маменькин сынок, уже готовый сдаться на милость победителя. «Не дрейфь, приятель! Не будь слизняком! — одернул его русский крутой Уокер Дмитрий Беркутов. — Поставленную перед нами задачу отработаем на отлично». Он забрал удостоверение у мадам, ещё раз поцеловал холеную руку, бесцеремонно дотронулся до её роскошной груди, сказал восхищенно:
— Натюраль продукт! Колоссаль!
— Но-но! — игриво ударила его по руке Люсева. — Ишь какой быстрый! А как ты оказался в России?
— О, мой ест болшой поклоник матушка Россия. Горбачев. Перес... Как это?
— Перестройка, — подсказала хозяйка.
— Я-я. Перестройка. Рот фронт. Но пасаран. Их бин цу либен. Натюрлих. Русский женщина. Карашо! — плел Дмитрий все, что забредало в голову, в основном — ахинею.
В это время дверь гостинной открылась и в неё ворвалась молодая женщина, при взгляде на которую, Беркутов понял, что его бенефис не состоялся — подвел его Величество случай. Ну кто же мог предположить, что он здесь встретит свою старую знакомую — старшую дочь четы Кравцовых Элеонору, отец которой при самом непосредственном участии Дмитрия на долгие годы перешел на полное государственное довольствие.
Элеонора также заметила и узнала Беркутова. Приостановилась. Затем, с радостным возгласом:
— Дмитрий Константинович! — продолжила стремительное поступательное движение.
Над головой Беркутова сгустились грозовые тучи, а в воздухе запахло большим провалом, если не сказать больше. Надо было срочно спасать положение.
— Это ест майн кароший знакомый, — пробормотал он Люсевой и с воодушевлением воскликнув: — Майн Гот! — раскрыв объятия, ринулся навстречу Кравцовой. Он поймал её как раз посреди зала, сграбастал и принялся тискать, восклицая: — Какой радость! Какой втреча!
— Но... Но, — пару раз трепыхнулась та, озадаченная поведением Беркутова. — Что вы делаете?
— Молчать! — горячо зашептал ей на ухо Дмитрий, продолжая сжимать её в железных объятиях. — Вы мне всю операцию сорвете. Я здесь представляю германскую разведку. Понятно?
— Какую разведку? — понизила Элеонора голос до шопота, проникаясь ответственностью момента.
— Германскую.
— Так вы что, шпион?
«Вот, блин! Эта алкоголичка кажется всю сообразительность к шутам пропила!» — подумал Беркутов. Сказал:
— Ага. А по совместительству ещё тружусь в родной ментовке.
— А-а! — наконец дошло но её сознания по длинной шее. — Так вы здесь на спецзадании? Ой, как интересно! А кого вы здесь «пасете»? Да отпустите же меня наконец. Вы мне делаете больно.
Дмитрий с трудом расцепил за её спиной онемевшие руки, удивляясь её живучести. Они ныли, будто после сильной судороги.
— Где мы можем поговорить? — спросил.
— Можно на улице. — От неё привычно пахло хересом и дорогими сигаретами.
— А шептаться в обществе некрасиво, — ревниво проговорила Люсева. Из её рук уплывал к другой настоящий «иностранец». Здесь запсихуешь! Верно?
Не удостоив хозяйку ответом, Дмитрий взял Элеонору под руку, развернул к двери, сказал решительно:
— Пойдем! — они направились к двери.
— Густав! Куда же вы? — капризно прокричала им вслед Люсева.
— Айн момент, мадам, — обернулся Беркутов и сделал хозяйке ручкой. Похоже, он сильно достал эту Лукрецию сексуальной политики правительства.
— Так ты что, действительно «косил» под иностранца? — удивленно спросила Кравцова. Она уже опомнилась и стала сама собой — циничной и грубой алкоголичкой с выгорившем напрочь внутренним содержанием, опусташенной и ко всему равнодушной, кроме мужиков, виски, хереса и американских сигарет. Они вышли за ограду и медленно пошли по улице.
— Имею честь представиться... Ты кто сейчас? Мадам? Мадмуазель?
— Мадмуазель.
— Имею честь представиться, мадмуазель. Густав Любке, поборник свободы, демократии и относительного равенства сексуальных меньшинств.
— Ну ты даешь! — рассмеялась Элеонора. — Как пожиывает Светлана?
Со Светланой Дмитрий познакомился как раз в доме Кравцовых. Она работала у них домоуправительницей.
— А что ей сделается. Цветет и пахнет.
— Завидую я ей.
— Нашла чему завидовать.
— Нет, правда. Хороший ты мужик. Надежный. А то, что с прибабахами, так это даже хорошо. Ты все ещё частным сыщиком работаешь?
— Нет. В ментовке пашу. Я же говорил.
— А у нас в клубе тебя что заинтересовало?
Зная характер Кравцовой, Беркутов решил говорить с ней начистоту. Она либо откажется говорить совсем, либо скажет правду.
— Про убийство Звонаревой слышала?
— Еще бы не слшшать. У нас в Поселке в последнее время об этом только и говорят.
— Ты её хорошо знала?
— Конечно. Она ведь состояла в нашем клубе любительниц потрахаться.
— Откровенно, но по существу верно, — по достоинству оценил Дмитрий эту информацию. — У неё был постоянный мужчина?
— Да, — кивнул Элеонора. — В последнее время она путалась с писателем.
Беркутова будто током ударило. Есть!
— Вот как?! Я так и предполагал. Могу даже назвать его фамилию. Это Олег Николаевич Пригода. Угадал?
— Какой ещё Пригода, — возроазила Элеонора. — Это Игорь Студенцов. Здесь же живет, чуть ниже.
И Беркутов понял, отчего после встречи с веселой вдовой у него появилось ощущение, что та его в чем-то надула. Она его пыталась пустить по ложному следу. Точно. Но выидно недостаточно хорошо разыграла возмущение, чем и поселила в его душе сомнения. Вот и верь после этого женщинам.
— Студенцов? Так он же, по моему, старый, как пень.
— Нет. Тот был его отцом.
— А почему был?
— Он погиб вместе с женой в позапрошлом году. А этот молодой. Шикарный мужик. До сих пор не пойму, чем его привлекла эта «корова».
— И долго он с ней?
— Да пару месяцев, пожалуй.
— Ты знаешь, где он живет?
— Знаю.
— Покажешь?
Элеонора пожала плечами.
— Отчего не показать. Пойдем.
Они прошли лесом и через десять минут вырулили на улицу, где, в основном, были скромные бревенчатые дома, ни в какое сравнение не идущие с особняками и коттеджами новых русских. Улица была пустынна.
— Эти дома принадлежали раньше писательской организации, — пояснила Элеонора. — А вон тот, — она указала на довольно большой дом с мансардой, скрытый от посторонних взглядов высоким забором и железными воротами, — и есть дом Студенцова, доставшийся ему по наследству.
«А не здесь ли прячут Козицину? — подумал Дмитрий. — Место очень подходящее».
— Он что, постоянно здесь живет?
— Нет, конечно. У него есть квартира в городе. Но в последнее время я его часто встречаю в поселке.
— А что он пишет?
— Шут его знает, — пожала плечами Кравцова. — Я книг не читаю.
— Ты этим вроде как бравируешь?
— Какое там. Скорее скорблю.
