Ральф Макинерни - Третье откровение
Стоя на улице, Хизер достала сотовый телефон и позвонила Лоре. В Нью-Гемпшире еще было утро.
— Хизер, все так плохо, как показывают по телевизору? — спросила Лора.
— Меня переселили в монастырь в Ватикане, тут тихо и спокойно.
— Хизер, мистер Ханнан очень за тебя переживает. Он чувствует вину за то, что отпустил тебя в Рим.
— Пусть не беспокоится, Лора. У меня все в порядке.
— А как дела у Винсента Трэгера?
— Мы с ним только что расстались.
— Только не говори, что он тоже живет в монастыре.
— Ну, это уж вряд ли.
На заднем плане послышались чьи-то голоса. Лора прикрыла трубку, обращаясь к кому-то, затем сказала:
— Мистер Ханнан хочет с тобой поговорить.
— Хизер, я хочу, чтобы вы вернулись сюда, — властно объявил Игнатий Ханнан.
— Я обязательно вернусь, но чуть попозже.
— По какой причине? — допытывался босс.
Хизер решила рассказать кое-что из того, что узнала от Винсента. Повисло молчание, словно Ханнан переваривал услышанное.
— Я вылетаю в Рим, — наконец решительно произнес он.
— Вы думаете, это разумно?
— Я поступил неразумно, отправив туда вас. Разумеется, я даже представить не мог, что начнется такое.
— Вы тут ни при чем.
Теперь уже Ханнан заговорил, прикрывая трубку ладонью. Затем снова обратился к ней:
— Мы трогаемся в путь через несколько часов.
— Вы?
— Мы с Лорой. Возможно, и Рей. До встречи.
Хизер убрала телефон и вернулась внутрь с намерением наслаждаться каждой минутой пребывания в монастыре.
III
«Выходной водителя автобуса»
Чековский застыл перед полотном Пауля Клее,[124] склонив голову набок, словно погруженный в эстетические размышления. Человек, стоявший рядом, изучал каталог выставки.
— Детская мазня, — проворчал Чековский.
— Не совсем.
Чековский обдумал ответ, и губы у него изогнулись в легкой усмешке. Честолюбивый. Не слишком хороший и не слишком плохой, кому как нравится. Он медленно прошел мимо других картин, которые все как одна словно вознамерились растоптать любовь к живописи. Наверное, в этом цель современного искусства.
Пройдя в ярко освещенное кафе, Чековский сел за круглый мраморный столик с гнутыми железными ножками, лицом к зеркалу во всю стену. В жилом помещении такое зеркало зрительно увеличивало бы объем, здесь же определить его назначение представлялось сложным. Учитывая местонахождение кафе, прямо напротив садов Боргезе, естественнее было бы окно от пола до потолка.
Однако именно из-за этого зеркала посол любил назначать встречи именно здесь. Тот, кого ждал Чековский, вошел в зал, все еще сжимая каталог, и быстро пробрался между столиками. Но он не подсел, а устроился рядом, так, что спинки их стульев соприкоснулись.
— Выходной водителя автобуса.[125]
Первые годы на дипломатической работе Чековский провел в консульстве в Бирмингеме, штат Алабама.
Он взял себе за правило везде, куда бы его ни назначали, переходить от просто уверенного владения местным языком в гораздо более богатый мир фразеологизмов.
— То есть?
Однако, прежде чем Чековский доставил себе удовольствие педантичным разъяснением, Реми Пувуара прервал официант, чье отражение появилось в зеркале. Переступая с ноги на ногу, тот покрутил головой из стороны в сторону. Затем, не обращая внимания на Пувуара, скользнул к Чековскому.
— Signore?
— Cappuccino.
— Bé.[126]
Пувуар заказал чай, а затем торжественно наполнил чашку, выжал лимон и высыпал несколько пакетиков сахара. Он отведал напиток с видом ценителя и, судя по всему, остался доволен. Только тогда Пувуар заговорил.
Чековский, слушая, чувствовал себя чем-то сродни официанту: он внимательно следил за лицом Пувуара в отражении, жадно ловя каждое слово. По-прежнему ли нужны подобные меры предосторожности? Нужны, если имеешь дело с неконтролируемым одиночкой вроде Анатолия. Этот человек — изгой, анахронизм. Одному Богу известно, что он может сделать. Ну зачем такому идиоту понадобился отчет о покушении?
— Доклад у Трэгера?
— Состоится обмен, — сказал Реми Пувуар, словно обращаясь к своей чашке.
Чековский уже знал об этом, от Льва. Использование нескольких источников информации — элементарная мера предосторожности. Однако Лев не сказал, когда произойдет встреча. Пробный контакт уже состоялся: Трэгер заявился в Североамериканский колледж, где битый час прохлаждался на крыше, потом ответил на звонок мобильного и ушел. Неужели Анатолий заподозрил, что здание под наблюдением? Перехваченный телефонный разговор состоял лишь из одного загадочного слова «позже». Льву не нужно будет запирать дверь наверх, когда эти двое встретятся.
— Трэгер получил отчет от Родригеса?
В зеркале было видно, как Пувуар задумался и шевельнул плечами.
— Предположительно.
— В архиве его больше нет?
— Нет.
Значит, предстоит обмен одного краденого документа на другой. Трэгер получит знаменитую третью тайну, а Анатолию достанутся столь желанные материалы по старому делу. Бывший агент КГБ взвалил на себя непосильную задачу доказать, что его ведомство непричастно к покушению на Иоанна Павла II. Как он поступит, узнав, что на самом деле это не так? Что ж, отчет будет у него в руках совсем недолго, он и не успеет с ним ознакомиться.
— Вы бы облегчили жизнь всем заинтересованным сторонам, если бы передали доклад мне. — Чековский постарался подавить детскую обиду в голосе.
В этой очаровательной обстановке, высоко над пьяцца дель Пополо, с виднеющимся вдалеке куполом собора Святого Петра, скрытым легкой дымкой, можно было забыть о разъяренных толпах, бесчинствующих на улицах города. Пувуар заверил Чековского, что фрагмент, обнародованный Жаном Жаком Трепанье, — подделка. Подделка настолько очевидная, что купиться на нее мог только глупец. Однако доверчивость Трепанье объяснялась тем, что ему в руки наконец попало послание с неба, которого он жаждал всю свою жизнь. Теперь же стало ясно, за что он на самом деле сражался — за кошмар, который захлестнул Рим, Париж и Багдад. Джихад получил благословение в виде пророчества Богоматери.
— Я думал, Анатолий ваш человек, — сказал Реми Пувуар.
— Это в прошлом.
— Вы могли бы меня предупредить.
Именно Пувуар предоставил информацию, благодаря которой Анатолий безжалостной косой прошелся по Апостольскому дворцу, убивая кардиналов. Эта бойня не имела рационального объяснения. А когда Ватикан замял всякую информацию о кровавом кошмаре, все случившееся стало совершенно бессмысленным. Таким же бессмысленным, как взаимные упреки, которыми обменивались сейчас Чековский и Реми Пувуар.
Осаждая кардинала Магуайра с намерением добиться передачи его стране всех документов о покушении, имеющихся в архивах, посол еще не знал, что Пувуар — тот самый человек в стенах Ватикана. Многие десятилетия он дремал в безделии, будто страхуясь на всякий случай. Так легко было представить, что внедренный агент, забытый на долгие годы, растерял юношеский пыл, с которым когда-то согласился на нудное затянувшееся задание. Распад Советского Союза мог бы избавить его от клятвы верности, которую он когда-то произнес. Одно время Чековский считал человеком КГБ Брендана Кроу.
Теперь посол с тоской вспоминал софистические беседы с Магуайром и Кроу. Какими бы выматывающими ни были их встречи, священники оставались вдалеке от активных действий, когда еще была надежда получить отчет дипломатическим путем. О, как Чековский мечтал бросить бумаги в огонь, едва те окажутся у него в руках! Вне зависимости от того, будут ли в них затронуты его личные страхи.
Слизнув сливки с капучино, Чековский промокнул губы до неприличия маленькой бумажной салфеткой. Приблизился официант, смотря на себя в зеркало, и положил на столик conto.[127] Второй он небрежно бросил Пувуару. Официант — козел, козел вдвойне благодаря зеркалу. Чековский отодвинул стул, ножки противно заскрипели по полу. Но не встал.
Маленький толстый священник за столиком у входа старательно притворялся, что не замечает Чековского. А может быть, Пувуара? Посол украдкой взглянул на отражение в зеркале. Разумеется, ему приходило в голову, что маленький сотрудник архива переметнулся на другую сторону и теперь работает с Родригесом и службой безопасности Ватикана. Как бы сильно ни хотел Чековский заполучить отчеты о покушении и уничтожить их, стремление Ватикана вернуть документы Фатимы было обусловлено более важными соображениями. Неужели кто-то верит, что, если собрать самых горластых имамов и предъявить им оба документа, фальшивку и подлинник, уличные беспорядки разом прекратятся? Что ж, самодовольно подумал Чековский, он получит оба документа.
