Анатолий Афанасьев - Анатолий Афанасьев Реквием по братве
— Что, помылась, сучка? Или еще сполоснуть? — услышала озорной оклик, и чей-то голос ответил за нее:
— Хватит, Леха, а то всю кожу сдерем.
Ее подхватили на руки и перенесли, довольно бережно, в какое-то помещение, где бросили на лежак, обитый черной клеенкой. Там она опять попыталась сжаться, но сильные руки раздвинули ее бедра, и жесткая, шершавая, литая пятерня придавила лицо.
— Давай в очередь, братва, — прогремело над ухом. — Не боись, не заразная. Минздрав дает гарантию.
— Пусть Леха начинает, — тоненький, ехидный голосок, — у него еддак железный. Пусть разработает гнездышко.
Пошла потеха, в которой Таина не принимала никакого участия, только подсчитывала про себя: один, два, три, четыре… Кажется, на шестом сбилась — и завыла истошно, дико, как кошка с отдавленными лапами. К этому моменту боли она уже не чувствовала: лишь одно желание — отключиться, отключиться, отключиться… Ей удалось вырубиться, потому что дальше она обнаружила себя лежащей на кровати, по-прежнему голяком, но укрытая тоненьким шерстяным пледом. Пошевелила пальцами — и по телу прокатился колотун, словно сунула руку в розетку.
Напротив на стуле сидел мужчина средних лет, восточной наружности, с тонким, изящно очерченным лицом, с красивыми темно-вишневыми глазами. Встретясь с ней взглядом, сочувственно спросил:
— Плохо тебе, да? А это только начало.
— Кто вы такие? Что вам надо?
Мужчина дурашливо захрюкал.
— Ничего не надо. Будем мучить, пока не подохнешь.
Таина прикрыла глаза. Нет сомнения, это сумасшедший.
Она с ним уже встречалась — давным-давно — и вот опять довелось. Это такой сумасшедший, который в обычной жизни кажется нормальным. Его сумасшествие проявляется только тогда, когда он остается наедине с жертвой и может себе позволить все, что душа пожелает. Их теперь много развелось, иногда они сами не знают, чего хотят. Эти, которые не знают, самые опасные. Крушат все подряд. Таина давно научилась угадывать их по малозаметным, характерным признакам — по ехидной усмешке, по дрожанию век, по заносчивым речам. Наверное, наблюдая, как взрывается жилой дом, или как из рвов крючьями вытаскивают обезображенные тела, или как тают, превращаясь в слюду, голодные детишки, похожие на зверушек неведомой породы, государь и его придворные испытывают жуткий, многократный, коллективный оргазм. С ними со всеми Таина хотела свести счеты, да вот силенок не хватило.
В комнате произошло шевеление, она нехотя открыла глаза. Худенький юноша с бледным лицом наркомана принес поднос с едой, поставил на тумбочку. Таина увидела устремленный на себя какой-то выцветший, старческий взгляд и брезгливо отвернулась. Еще один прокаженный, а ведь совсем ребенок. Лет пятнадцать, не больше.
— Кушать надо, — распорядился мужчина восточного вида. — Помоги ей, Гарик.
Юноша неловко ухватил ее за плечи и попытался прислонить к спинке кровати. Обдал нечистым дыханием.
— Убери лапы, — сказала Таина. — Сама сяду.
Поднос юноша переставил ей на колени. Чашка чая и на блюдечке — кусок черного хлеба, намазанный чем-то желтым.
— Кушай, — поторопил мужчина. — Подкрепляйся. Потом Гарика обслужишь. Ему давно пора.
Таина откусила хлеб — и задохнулась. Желтое — это горчица. Быстро запила теплым несладким чаем.
— Не нравится? — полюбопытствовал мужчина. — Другой еды нету. Кушай, пожалуйста.
Таина переборола тошноту и съела хлеб. Улыбнулась Гарику.
— Что, сынок, хочешь попробовать женского мясца?
Излучение ее страшных глаз подействовало так сильно, что юноша съежился и покрылся розовыми пятнами. Беспомощно обернулся к наставнику.
— Дядюшка Гасан, может быть…
— Ничего не может быть, — нахмурился мужчина. — Сопли не распускай.
— Он прав, — подтвердила Таина. — Настоящий мужчина должен уметь изнасиловать женщину. Не бойся, я помогу.
Скинула плед, заодно и сама поглядела: грудь в укусах и ожогах от сигарет, ниже пупка сплошной синеватый отек. На бедрах неровные полосы запекшейся крови. Картинка не для слабонервных. Но боли по-прежнему не чувствовала.
— Гасан-бек, — заскулил юнец. — Она грязная вся. Ее помыть надо.
— Уже мыли, — загрохотал Гасан, — Не хочешь так, сунь в рот.
Паренек колебался, как стебелек на ветру. Но все же начал расстегивать ремень, стараясь не глядеть на изуродованную девушку. Таина предупредила:
— Моя грязь перейдет в твое сердце, мальчик. Будешь хуже свиньи.
Гасан взбесился мгновенно. Отпихнув замешкавшегося юнца, подскочил и обрушил на рыжие космы железный кулак.
…Очнувшись, увидела над собой сморщенного пожилого человечка, обряженного в черный халат, только что сделавшего ей укол, он сокрушенно покачивал головой, ощупывал живот, крепкими кулачками проминал до кишок.
— Здесь болит? — спросил он, поймав ее оживший взгляд. — А здесь? А здесь?
— Нигде не болит, — уверила Таина. — Вы врач?
— Конечно, врач. А кто же еще?
Таина чуть приподняла голову: в комнате, кроме них, никого не было: ни Гарика, ни Гасана. Возможно, они ей только привиделись.
— Доктор, вы можете сказать, где я?
Старичок, как леший, зыркнул глазами во все стороны. Будь у Таины силы, улыбнулась бы. Очень смешной.
— Так ли уж это важно, девушка? Рассуждая здраво, мы все собрались в одном месте.
— Понимаю… Но меня сюда силком привезли. Чтобы убить.
— Однако в философском смысле…
— Перестаньте меня щупать, — Таина отпихнула его руку, сбросила с живота. — Если вы действительно врач, то должны оказать мне маленькую услугу.
У доктора глазенки опять озорно забегали по стенам, но Таина и без его ужимок не сомневалась, что за ними наблюдают.
— Принесите яду, — попросила она. Леший возмущенно вскинулся:
— Да вы что? В своем уме?
— Вы же давали клятву Гиппократа.
— В клятве, девочка, ничего не сказано про яд.
— Но в ней нет и того, что врач обязан помогать палачам. Как вам не стыдно? Пожилой человек — и чем занимаетесь?
— Меня позвали, чтобы я вас освидетельствовал. Что же тут плохого?
— Ага. Не хотят, чтобы козочка сразу окочурилась. Чтобы ее подольше пытать. У вас есть дети, доктор? Вижу, вижу, есть. Я им всем желаю моей участи. Будь ты проклят, старый дурак, вместе со своими хозяевами.
Пораженный ее вспышкой и яростным блеском глаз, леший открыл рот неизвестно зачем, но в эту минуту в комнате появилось новое действующее лицо: женщина средних лет, с умным, властным лицом, в очках, с элегантной прической. Она сразу напомнила Тайне директора школы, где она когда-то училась.
— Ну, как наша больная? — обратилась женщина к доктору. Тот резко вскочил на ноги.
— Больших повреждений, кажется, нет… Но… Покой, уход, наблюдение, что еще можно порекомендовать?.. Хорошо бы сделать рентген.
— Спасибо, доктор. Я вас не задерживаю. Будет ей и покой, и уход.
Старичок попятился к двери, там на секунду задержался. Издалека пробубнил:
— Ах, как вы не правы, девушка, как не правы… И откуда столько злобы в молодом существе?
— Канай отсюда, погань, — проводила его Таина.
Женщина присела на стул, разглядывала ее с холодным любопытством.
— Встать сможешь?
Таина отвернулась.
— Я к тебе обращаюсь, Букина.
Таина молчала — и это молчание затянулось на целую вечность: она начала засыпать.
— Тебя ждет хозяин, — сказала женщина. — Только сначала надо привести себя в порядок. Он не любит распустех.
Таина открыла глаза.
— Кто вы?
Они мерялись взглядами — и вдруг женщина светло улыбнулась, сразу помолодев.
— Господи, какая же ты чумовая девица… Но порода есть, чувствуется. Мужики таких любят. Земфира Викторовна меня зовут. Что еще? Будем вставать?
— Где я?
— В надежном месте. Надежнее не бывает. И не строй из себя звезду экрана. Это все в прошлом. Шансов у тебя никаких. Хочешь уцелеть, слушайся беспрекословно. Стань, как трава под пяткой. У владыки доброе сердце, авось, помилует. Хотя вряд ли. Видно, крепко набедокурила.
— Гладко излагаете, Земфира… Что я должна делать?
Женщина подошла к платяному шкафу, достала махровый халатик голубого цвета, бросила на кровать.
— Одевайся. Пойдем в ванную.
Ванная — вроде дворца, как у всех новых русских. Мрамор, зеркала, джакузи в виде прелестной розовой раковины… Впервые с той минуты, как ее втащили в пикап, Таина получила возможность взглянуть на свое отражение — отвратительное зрелище! Опухшая, в синяках, с обожженной грудью, со слипшимися рыжими прядями, торчащими во все стороны, с подбитым левым глазом (она и не заметила), с безумным блеском в очах, — хоть показывай на ТВ, где любят посмаковать какое-нибудь уродство. А в общем, ничего страшного, могло быть хуже, наверняка будет хуже… Под пристальным взглядом надзирательницы, усевшейся в пластиковое кресло, Таина поплескалась в теплой воде, умылась, причесалась, низ живота густо смазала йодом, отчего ее сверкающая голизна приобрела и вовсе вызывающий вид.
