При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
Перед отъездом капитан Коновалов еще раз посетил собачий барак, удовлетворился осмотром его обитателей, многие из которых уже ходили по своим клеткам, и, не удержавшись, забрал с собой маленького рыжего шенка.
— Ты становишься сентиментальным, — ехидно заметил Леонид, глядя, как старший оперуполномоченный трогательно прижимает собачку к груди, — это радует. Еще год-другой, и человеком станешь.
— Я? — Василий плотоядно усмехнулся. — Это совершенно исключено.
Глава 36
АЛЕКСАНДРА
Побег сотрудников убойного отдела из убойного же отдела произвел на меня неизгладимое впечатление, но сидеть и дожидаться их я, к сожалению, не могла. Вася на моем месте сказал бы, посмотрев на часы: «служба», в том смысле, что служебные обязанности зовут его в дорогу. Я же, посмотрев на часы, ничего говорить не стала, потому что некому было, и про себя решила немедленно отправиться на работу, а вечером вернуться в МУР и узнать, что это на них на всех нашло и куда они удрали.
Александр Иванович Полуянов, в просторечье — Майонез, встретил меня радушно, что не помешало ему дать мне восемнадцать поручений сразу и обозвать мой последний материал «дурью истеричной гимназистки», на что Сева Лунин громким шепотом тут же принялся зудеть: «Сама виновата, сама его отмазала…»
Не замедлил явиться и Вячеслав Александрович Савельченко, цветущий и довольный.
— Главный вас простил, судя по всему? — спросил Сева.
— На главного мне наплевать, — ответил Савельченко важно. — Простил не простил — это сто проблемы.
Мы с Севой переглянулись и уставились на Савельченко с большим удивлением — не с ума ли он сошел от страха?
— Но… — Сева мучительно подыскивал нужные слова, — все-таки вам с Моховым работать в постоянном контакте.
— Вы думаете? — Савельченко картинно дернул бровями. — Не факт, молодой человек, совсем не факт. Кстати, Сашенька, я сегодня собирался посетить Большой театр, не могу, знаете ли, без высокого искусства. Не составите компанию? Третий ряд партера.
— Конечно, опера, — уверенно предположила я.
— Отнюдь. — Савельченко выгнул шею и по-петушиному наклонил голову. — Отнюдь.
— Не опера? А что же? — изображая из себя полного кретина, спросил Сева.
— Балет. Раз не опера, значит, балет, — терпеливо разъяснил Савельченко. — В Большом, молодой человек, дают только оперы и балеты. Только их.
— И больше ничего? — разочарованно протянул Сева. — Вот фигня-то. А говорили: «хороший театр». Ну, можно верить людям, скажите, Вячеслав Александрович?
— Полагаю, у вас, Александра, такой же настрой? — спросил Савельченко.
— Абсолютно, — ответила я. — Балет терпеть не могу. Засыпаю.
— А оперу?
— Оперу тем более.
— Ну-ну, — Савельченко криво улыбнулся. — Наше дело предложить.
— А наш долг — отказаться, — радостно закивал Сева.
Савельченко окинул его высокомерным взглядом и со словами: «А вас никто и не приглашал, так что не примазывайтесь, юноша» — вышел.
— А что, — Сева повернулся к Майонезу, — грядут очередные кадровые перестановки в верхах?
Наш любимый начальник плотоядно улыбнулся. Мне это не понравилось.
— Каково, а? Я спрашиваю — как вам эти нововведения? — Лида Мещерякова из отдела общества стояла в дверях нашей комнаты, грозно сверкая глазами.
— Что? — чуть слышно прошептал Сева. — Что? Опять кого-то уволили?
— Если бы! — Лида решительно шагнула вперед и, картинно всплеснув руками, упала в гостевое кресло. — Пусть бы лучше всех уволили!
Теперь заволновался Майонез:
— А что случилось-то?
— Они ввели построчную оплату. И план. Каждый должен опубликовать тысячу строк в месяц. Если меньше, то будут вычитать из зарплаты. Например, написали вы, Александр Иванович, — Лида ткнула пальцем в Майонеза, — девятьсот строк, то есть на десять процентов меньше нормы, — у вас десять процентов из зарплаты вычтут. Я понятно объясняю?
— У меня? — Майонез от изумления не сразу обрел дар речи. — У меня?
— А что вы так удивляетесь? Если норму недовыполнили вы, то у вас. Если я, то у меня. Если Саша — то у Саши. Если Сева…
— Хватит! — гаркнул Сева. Испугался, наверное, что Лида сейчас будет перечислять всех творческих сотрудников «Вечернего курьера» — это могло бы занять довольно много времени, как-никак в штате восемьдесят шесть пишущих человек. А если еще посчитать внештатников…
Лида от Севиного окрика вздрогнула, но говорить не перестала. Обращалась она все время почему-то к Майонезу, и это явно действовало ему на нервы:
— Представляете, Александр Иванович, вы едете в командировку в «горячую точку». Да?
Майонез, судя по выражению его лица, не мог представить себя такую дикую ситуацию. «Я?! — было написано на его физиономии. — В «горячую точку»?! Чушь собачья!»
— И там сидите. То есть — работаете, — продолжала между тем Лида. — Собираете материал для большого очерка.
В этом месте Лидиного фантастического рассказа глаза моего любимого шефа не просто вылезли на лоб, но и увеличились в размере раза в три.
— Я?! Очерк?!
Действительно, Лида могла бы так не завираться. Майонез уже года три как не писал вообще ничего и не выезжал за пределы Московской кольцевой дороги, но даже в те далекие времена, когда он был еще в состоянии накропать некий текст для газеты, из-под его пера выходили только информационные заметки и подписи к фотографиям, но никак не очерки и не аналитические статьи.
Лида, однако, увлеклась:
— Да. Под пулями, в окопах, в тяжелейших условиях пишете два гениальных текста. А потом приезжаете в Москву, приходите в редакцию, а вам — здрасьте-нате, не орден, не медаль, не «спасибо-пожалуйста», а штраф! Ну как?
— Мне больше всего понравилось про гениальные тексты, — захлопал в ладоши Сева. — Ну ты, мать, дала! Такую картинку нарисовала!
Лида отмахнулась от Севы и опять вцепилась в Майонеза:
— Скажите, Александр Иванович, это нормально? Я вас спрашиваю как старшего товарища, как представителя руководства.
Майонез наконец отогнал от себя страшную картинку под названием: «Я в окопах», родившуюся в больном воображении Лиды Мещеряковой, и спокойно заметил:
— Это правило не распространяется на руководящий состав. Это только для сотрудников.
— Да?! — взвизгнула Лида. — А руководящий состав не относит себя к числу сотрудников газеты?
— Не надо так орать, Мещерякова, — повысил голос Майонез. — Мера, на которую пошло руководство с установлением обязательной нормы строк, — это мера вынужденная. Следует признать, что корреспонденты чрезмерно обленились, пишут мало и плохо, у них появилась дурная привычка возиться с одной заметкой по два-три дня…
— Так для вас все это не новость? — перебила его Лида. — Вы знали?
— Не только знал, — важно ответил Майонез, — но и был одним из инициаторов.
— А другим инициатором, разумеется, был Савельченко, — догадалась я.
— Ничего удивительного, — подключился к дискуссии Сева. — Но я не могу понять, как главный-то на это пошел?
— Он пока ничего об этом не знает, — сказал Май-онез и расплылся в илиотской улыбке. — Ничего.
Мы опять недоуменно уставились друг на друга. В газете введены новые правила оплаты труда сотрудников, а главный редактор ничего про это не знает? Что-то немыслимое.
Сева подбородком указал нам с Лизой на дверь, и мы тихонько, один за другим, вышли из отдела.
— Вы что-нибудь понимаете? — шепотом спросила Лида.
— Видимо, тучи опять сгушаются, и идет передел собственности без учета интересов нашего Юрия Сергеевича, — тоже шепотом ответил Сева. — Возможно, они боятся его увольнять, а хочется. Вот и решили создать ему невыносимые условия для работы. Будут вводить все новые и новые глупые правила, третировать его любимчиков, — Сева выразительно посмотрел на меня, — короче, сделают все, чтобы он сам хлопнул дверью и ушел.
Для того чтобы развеять ненужные опасения и все выяснить, решено было послать меня к главному. Повод у меня был — я пришла поблагодарить за автомобиль и за отважного Мишу.
