Андрей Троицкий - Кукловод
Отчаянным усилием Акимову удалось подняться на карачки, закинуть руки за спину, вцепиться в загривок Рогожкина. И рывком перебросить противника через себя. В полете Рогожкин задел ногой стол, опрокинул его. Зазвенела разбитая посуда, разлетелись вилки. Рогожкин шлепнулся спиной на пол. Упал тяжело, как мешок с картошкой, сброшенный с третьего этажа. Акимов с силой ударил Рогожкина по лицу. Из глаз Рогожкина брызнули яркие разноцветные искры. А дальше темнота.
Как разъяренный зверь, Акимов снова кинулся на оживающего старика. Одной коленкой надавил на грудь инвалида чуть не до костяного треска в ребрах. Другой коленкой уперся в живот. Пятерней вцепился в глотку безногого. Акимов разжал губы:
– Сейчас, дядя Ваня, потерпи. Из тебя все говно вылезет. Из ушей и задницы. Ну, говори, паскуда…
Акимов подпрыгнул. Изо рта старика тонкой струйкой пошла кровь.
– Сейчас Назар должен придти, – вместе с кровью выдавил из себя дядя Ваня. – Убери с подоконника лампу. Потуши… Уговор такой промеж нас. Если гости нагрянут, я ставлю лампу на подоконник.
– Что ты сказал, повтори, – заорал Акимов.
– Сейчас Назар придет. Погаси лампу.
– Где он?
– Назар мне не докладывает, куда ходит.
– Если врешь…
– Не вру, пусти, – дядя Ваня закашлялся. – Христа ради пусти.
Акимов слез со старика, вытер испачканные кровью руки о его рубаху. Поднявшись, подошел к окну, притушил лампу. В темную комнату влился млечный свет молодой луны. Акимов сел на пол рядом со стариком.
– Вот и подошла к концу наша развлекательная программа, – сказал радиоприемник. – Надеюсь, люди всех поколений, люди разных возрастов весело и с пользой провели время.
Откликаясь на голос диктора, старик тяжело застонал. Зачмокал разбитыми губами, словно подтверждая: время, действительно, провели весело и, главное, с пользой. Акимов вырубил инвалида прицельным ударом в челюсть.
* * *Рогожкин пришел в себя от тупой непреходящей боли в затылке. Он лежал лицом кверху, чувствуя спиной неровности дощатого пола. Пустыми черными глазами в окно пялилась лунная ночь. Кажется, несколько минут назад в этой комнате Акимов тяжелыми кулаками убивал инвалида дядю Ваню.
Рогожкин сел, осмотрелся, разглядев на полу фигуру неподвижную старика. Судя по храпу, вырывавшемуся из груди, дядя Ваня жив и в ближайшее время отдавать концы не собирается. Чья-то заботливая рука положила под голову инвалида подушку, накрыла одеялом.
– Очухался?
Тихий, едва слышный голос Акимова доносился откуда-то из-за спины. Рогожкин повернул голову на этот голос. Разглядел, что Акимов сидит на корточках в темном, ближнем к двери углу.
– Как видишь, очухался, – Рогожкин плюнул на пол. – Ну, ты и сволочь.
– Извини. Сам нарвался.
– Как вообще тебя понимать? Я для тебя задницу надрываю, а ты…
– Потом объясню. Уйди в тень.
– В какую, мать твою, тень? Куда уйти?
Рогожкин хотел подняться, пересесть на стул. Но Акимов цыкнул, замахал рукой.
– Не вставай, – прошептал Акимов. – Отползи куда-нибудь от окна. Чтобы с улицы тебя не увидели. Сейчас здесь будет Назаров. Сейчас начнется…
Рогожкин напрягся. Он явственно услышал, как скрипнули ржавые петли на воротах. Услышал шаги тяжелых башмаков. Хлопнула дверь в сенях. Скрипнули половицы. Звякнуло какая-то железяка. То ли ведро, то ли корыто.
Глава двадцать третья
Гецман сидел в финской бане, осторожно вдыхал горячий сухой воздух и любовался на обнаженные прелести своей подружки, сидящей на противоположной скамейке. Танька ничего из себя, в его вкусе. Не толста, но и не костлява до неприличия. Есть за что подержаться.
– Пошли в бассейн, – пристала Танька.
Гецман отказался, и женщина убежала плавать одна.
Хотя Гецман был весьма обеспеченным и не жадным до денег мужчиной, красивые женщины в очередь к его постели не встраивались. Так уж случилось, под такой звездой он родился, что на красивых баб не слишком везло. И если сам Гецман мог заторчать от какой-нибудь знакомой манекенщицы, то эта самая манекенщица на него никогда не западала. Это уж рубль за сто. Ирония судьбы.
И еще его вечная занятость, обремененность всякими проблемами, как следствие, отсутствие свободного времени. С проститутками Гецман не имел дело из принципа. Приходилось довольствоваться теми женщинами, которые не отнимали много времени, и в буквальном смысле находились под рукой. Список получался коротким, как летние штанишки пионера.
Юная секретарша, безотказная давняя подруга Тенечка… Ну, кто еще? Можно вспомнить парочку замужних дам, связи с которыми были не регулярными и надолго прерывались, когда мужья, возвратившись из командировок, безвылазно торчали в Москве. Корочке, Танька в этом списке основная, ключевая фигура. Сексом она занимается вдохновенно, с чувством. Так, что у покойника встанет.
Через пять минут чистенька и блестящая, как обсосанный леденец, Танька снова нырнула в сауну. Видно, и коньячка успела лизнуть. Так раздухарилась, так разошлась. Ухватила Гецмана за руку, потащила в бассейн. Таньке захотелось иметь секс прямо в воде. Гецман отказался. Но Танька не отставала. Дурачилась, что есть сил, тянула за собой, скользя босыми пятками по полу.
В эту минуту Гецман подумал о Таньке с благодарностью и теплотой. Вполне самостоятельная особа, просто хорошая баба. Главное, не выдрючивается, как другие. Не строит из себя принцессу Турандот. Не высасывает из него много денег. И подарков не требует. Правда, Гецман сам не из забывчивых.
С каким удовольствием Гецман развелся со своей дурой и женился на Таньке. Мечтательным взглядом он уставился в пространство. Пора разобраться в собственном дерьме. Возможно, он любит именно Таньку? Возможно. Очень даже может быть.
– Ну, пойдем… Ну, чего ты расселся, как бирюк?
– Давай не будем тут сырость разводить. И без нас тут сыро.
Гецман уперся, как трактор. Махнул рукой, мол, не доставай меня этой хренотой.
Он брезговал заниматься любовью в общественных местах. В банях, в бассейнах, в бильярдных, в кабацких номерах, на задних сидениях такси, до дыр протертых грязными чужими задницами. Это удовольствие не для него. Потому что у Гецмана, в отличие от других людей, сохранилось чувство брезгливости. Всему свое время и место.
Танька убежала. А Гецман, обливаясь потом, остался сидеть на жесткой скамье. В бане он так и не сумел оторваться от мрачных мыслей. Все время возвращался на прежнее место, как запиленная пластинка, прокручивал про себя то, о чем уже сто, двести раз думал. А если грузовики так и не найдутся? Что будет? Он выгадает день-другой… А потом, что потом? Не известно.
Из парилки Гецман отправился не в бассейн, а в комнату отдыха. Обвязавшись простыней, постоял, ожидая, когда из тела выйдет жар.
Принял пару рюмок коньяка, глотнул пивка. Баня – великая сила, и эта сила брала свое. Мала помалу, Гецман чувствовал, что оживает душой. Ну их к такой матери все эти неприятности. Если так переживать из-за каких-то поганых грузовиков, то самого себя до инфаркта довести недолго. Он сбросил простыню и побежал в бассейн.
Через час Гецман расплатился за гостеприимство, оставив администратору щедрые чаевые. Пропустив даму в дверь, забежал вперед, распахнул заднюю дверцу машины, сел рядом с Танькой. Про себя Гецман отметил, что Таня слишком легко одета. На женщине шерстяная куртка песочного цвета. А голова и вовсе не покрыта. Машина тронулась, выехала с обнесенной глухим забором территории частной бани.
Водитель повернулся к хозяину.
– С легким паром. Куда едем?
Танька ответила за любовника.
– Спасибо. Ко мне едем.
Захмелевшая Танька привались к плечу Гецману.
– Яша, ну, что ты такой серьезный? Заболел?
– Я здоров, абсолютно здоров.
Танька засмеялась. Даже водитель хихикнул. А Гецман подумал, что совсем потерял чувство юмора. Словно это чувство ему хирург ампутировал безжалостной рукой.
* * *В хвост «Мерседесом» Гецмана пристроилась неприметная темная «Волга». Заднее сидение в машине занимали Рахмон Ашуров и Всеволод Яковлевич Дунаев. «Посол» мог бы не ехать вместе с Ашуровым. Но, поколебавшись, старик сам настоял на этом. Ему поручено проконтролировать выполнение дела, он свои обязанности выполнит.
– Сейчас они едут к любовнице Гецмана, – пояснил Ашуров. – Они живет в районе Чистых прудов. Дом старой постройки. Четвертый этаж. На этаже дежурит мой человек. Лифт сломался.
Ашуров усмехнулся, давая понять, что лифт сломался не сам по себе. Правильнее сказать, лифт сломали. Теперь, хочешь, не хочешь, Гецман будет подниматься пешком. И окажется в мышеловке, в клещах.
– Когда он бывает у любовницы, всегда отпускает машину с водителем, – добавил Ашуров. – После свидания добирается до дома на такси.
– Грешен человек, – глубокомысленно заметил Дунаев, вспоминая грехи собственной уже далекой молодости. – Такова людская натура.
