Дмитрий Линчевский - В капкане
Полныцев откинул дверцу, будто люк подбитого танка. Ядреный смог густо повалил наружу.
— Говорят, фашисты во время войны в таких душегубках народ гробили, — сказал он, направляясь к подъезду.
— Все лучше, чем пешком, — не слишком уверенно возразил коллега.
Дверь квартиры открыл плотный, с припухшим красным носом, мужчина лет 30–35. Это был тот самый невежа, что опрометчиво нагрубил бывшему солдату Зотову.
— Здравствуйте, Васьков, я снова к вам, — сказал Полынцев, заходя в просторный, ободранный (видимо, для ремонта) коридор.
— Лейтенант Мошкин, — представился коллега, шагнув следом.
— Вы по поводу моего звонка? — тихо спросил хозяин.
— Да, разумеется, — кивнул Полынцев, выжидающе взглянув на напарника.
Тот раскрыл кожаную папку, порывшись в бумагах, достал фотографию убитого старика.
— Это вы нам звонили по поводу трупа?
— Я, — кивнул Васьков.
— Это ваш хозяин?
— Не мой, а квартиры. Я ее недавно купил.
— Я о том и говорю, — недовольно пробурчал Мошкин.
— И где же он?
— Как, где? В морге, наверное.
— Я не о том говорю. Где он жил после продажи квартиры?
Васьков устало вздохнул. Вопрос этот, судя по всему, вызывал в его душе неприятные воспоминания о встрече с солдатом Зотовым.
— Не знаю. Я новый адрес у него не спрашивал.
— А вы между собой все формальности уладили? — поинтересовался Полынцев.
— Нет. Он должен был свою рухлядь забрать и в паспортном столе выписаться. Теперь я понимаю — ждать уж нечего.
Действительно, зал был плотно заставлен мягкой и корпусной мебелью. Рядом с желтыми секциями импортного гарнитура темнели хмурые шкафы еще советского производства. У стен сиротливо теснились ветхие полированные тумбочки, бока которых подпирали толстые цветастые кресла.
— Значит, после сделки вы его не видели, — уныло заключил Мошкин.
— Почему же? Видел. На следующий день, случайно. Я как раз по улице Амурской ехал. Он в это время из частного дома выходил. Может, жил там, может, в гости к кому забегал, не знаю точно.
— Адрес не запомнили?
— Улица Амурская, дом… В общем, недалеко от светофора, напротив магазина.
* * *На фоне хлипких деревенских избушек кирпичный дом Николая Петровича смотрелся, как вставной зуб в кариозном ряду. Ладный, крепкий, с резными оконцами, он указывал не столько на достаток пенсионера, жившего в общем-то скромно, сколько на нерадивость земляков, которые в свое время (когда колхоз раздавал всем желающим бесплатный кирпич), не захотели заниматься собственным обустройством.
Разбалованные советской властью колхозники предпочитали получать уже готовые коттеджи. Николай Петрович позволить себе иждивенческих притязаний не мог, так как служил в то время участковым инспектором в районном отделе милиции, а, стало быть, к колхозу не имел ни малейшего отношения. Словом, когда представилась возможность получить отвергнутый сельчанами кирпич, он, засучив рукава, на некоторое время превратился в заправского строителя. Благо, оперативная обстановка тому способствовала.
Местные хулиганы и жулики давно сидели в тюрьмах, алкоголики — в лечебно-трудовых профилакториях, сочувствующие — выпивали дома, закрывшись на глухие засовы. Мужики Петровича опасались, бабы — уважали, собаки вслед ему не лаяли.
Было это в ту далекую пору, когда могучий Советский Союз стоял на Земле, подбоченясь. Когда грозная Советская Армия держала Европу и Азию по стойке «смирно». Когда Советская милиция извела под корень криминальную касту «вор в законе». А теперь…
А теперь бывший милиционер тихо копался в своем огородике, грустно смотрел на происходящие вокруг перемены, иногда, сидя по вечерам на лавочке, негромко распевал старые советские песни.
Нам счастье досталось не с миру по нитке.Оно из Кузбасса, оно из Магнитки.Целинные земли и космос далекий.Все это из нашей истории строки.
Директор зверохозяйства Митрофанов и главбух Еремкин, толкнув незапертые двери, решительно вошли во двор Николая Петровича.
На том их решительность и закончилась.
— Свят, свят, свят! — испуганно перекрестился главбух, выпучив розовые, как у белого кролика, глаза.
Невдалеке от ворот, на деревянных подпорках, стояли два гладко отесанных гроба.
— Ничего себе, зашли?! — присвистнул директор, подходя к одному из них и боязливо поднимая крышку.
— Там? — шепотом спросил бухгалтер.
— Не-а, пусто.
— А во втором?
— Я тебе, что — проверяющий? Иди и сам смотри.
— Да вы что, я окочурюсь раньше, чем крышку подниму.
— Не меня ли там ищете? — появился на крыльце Николай Петрович с цветастой пиалой в руках.
Звероводы обернулись.
— Это ты зачем тут это?! — пискляво возмутился Еремкин.
Директор стукнул кулаком по крышке ближнего гроба.
— Хорошая древесина — не осина?
Петрович ухмыльнулся в седые усы.
— Сушу. Нет.
Главбух обвел взглядом небольшой, чисто убранный дворик, на одном конце которого стоял дощатый гараж-сарай, а на другом — пустая собачья будка. Потом покосился на открытую калитку, ведущую в зеленеющий огородик, но, не заметив нигде посторонних, растерянно переспросил.
— Ты это с кем тут разговариваешь?
— С вами, с кем же еще.
— А чего, как нерусский выражаешься?
— Как спрашиваете, так и отвечаю — дуплетом.
— Я ничего не понял.
— Между вопросами паузу делайте, иначе в ответах не разберетесь.
— А-а, — хитро подмигнул бухгалтер, — типа шутка, да?
— Типа нет, — качнул морщинистой, но довольно крепкой шеей Николай Петрович. — И кому из вас отвечать?
Директор, насупив одну бровь, которая была ближе к главбуху, начальственно кашлянул.
— Мне, само собой, естественно.
— Спрашивай, — махнул рукой пенсионер.
— Зачем гробы во дворе поставил?
— Решил просушить, а то запрели в сарае.
— А где твоя бабка?
— В соседний район к куме поехала. Приболела та — моя ей травки повезла.
Что до трав, то жена Николая Петровича была известной на всю округу целительницей. Растворы, снадобья, отвары в ее кладовых не кончались. Помогали они от болезней, или нет — никто с уверенностью сказать не мог, но, что не вредили здоровью — точно.
Главбух сочувственно кивнул.
— Святое дело — людям помогать. Вот и мы к тебе за тем же.
— Да уж вижу, что не с подарками пришли.
Директор, почесав двойной подбородок, потянулся к портфелю главбуха.
— Почему же? Кое-что мы с собой прихватили. А, если поможешь, то и еще кой-чего получишь.
Петрович остановил его жестом.
— Не тревожь чемодан, вижу, что там бутылка, она мне ни к чему — я свою цистерну еще в прошлом веке выпил.
Бухгалтер, стоявший до этого в позе щедрого Деда Мороза, заметно подтаял.
— Как же на сухую-то? Не по-людски, вроде бы.
— Хорошее дело и на сухую решим, а плохое и на мокрую не пролезет. Говорите, чего хотели.
Звероводы разочарованно переглянулись и директор, запинаясь, начал.
— Понимаешь… Там у нас сегодня… вернее, вчера. Ну, в общем, мы сами пока точно не знаем… Так вот, как известно, мы разводим этих самых… как его… Ну, в общем, неважно. Тут дело в другом. Мы к тебе за помощью пришли. Пособи по-свойски.
Если бы звероводы взглянули в глаза старика, то заметили бы, что на них смотрит уже не дед в жухлой клетчатой рубахе, а строгий милиционер в кителе с капитанскими погонами. Кстати, о погонах.
В прежние времена на все областное УВД приходился один генерал и три полковника-зама. Райотделами командовали капитаны да майоры. Работала тогда милиция, как батрак на барском поле: днем и ночью, в жару и в холод, без выходных и праздников, согнувшись в три, а то и в четыре погибели. Барином был славный советский народ. Порядок на его угодьях поддерживался идеальный. Преступники сидели в тюрьмах, честные люди жили спокойно, двери в домах не запирали.
Теперь же полковников развелось больше, чем колорадских жуков. Плюнь — полковник. Включи телевизор — генерал. Звания обесценились, рядового милиционера днем с огнем не сыщешь (ночью, тем более). На поле выходить страшно — бурьян, репейник, чертополох. Из нор повылазили мыши и крысы. Травить некому — все генералы и полковники.
Словом чин капитана в прежние времена был гораздо весомей нынешнего полковника (а то и генерала).
— Ты лучше с конца начни, — посоветовал Петрович, хлебнув из пиалы земляничного чаю. — Происшествие, место, время, способ. А потом уж и про этих самых.
Директор недовольно посмотрел на бухгалтера, словно из-за него не складывался разговор.
— Украли трех зверьков! — выпалил он на выдохе. — Мы сначала думали, может…
— Стой! — скомандовал старик. — Давай дальше по-другому. Я спрашиваю, ты отвечаешь.
