Дмитрий Линчевский - В капкане
Полынцев спустился к реке, где стоял бело-голубой вагончик спасателей. Подойдя к дверям, громко постучался.
— Кто там? — послышался изнутри грубоватый мужской голос.
— Участковый! Откройте, пожалуйста. У меня к вам несколько вопросов.
Через пару секунд, замок тихо щелкнул.
— Здрасьте, — недовольно сказал атлетического телосложения парень, выходя из пахнущего смолой помещения.
— Добрый день, — кивнул Полынцев. — Скажите, пожалуйста, вы здесь на днях стрельбу не слышали?
— Не-а, — зевнул спасатель, почесывая крепкими пальцами мускулистую грудь. — Сейчас на пляже полная тишина. Нет никого.
— А ваши коллеги случайно не в курсе?
— Миха, Серый! — крикнул культурист, полуобернувшись. — Стрельбу тут на днях не слышали?
— Не-а! — ответил хриплый голос.
— А когда именно? — уточнил юный басок.
— 28-го, ночью, — подсказал Полынцев.
— А 28-го Гарик дежурил, — донеслось из будки, — у него и спрашивайте.
— Гарик — это я, — повторно зевнул культурист. — Как уже говорил: ничего не слышал, никого не видел, ночью спал. Холод. Тишина. Скукотища.
Полынцев на помощь свидетелей, которых найти подчас сложнее, чем самих преступников, в общем-то, и не рассчитывал. Его больше интересовала собственная версия.
Если предположить, что потерпевшего все-таки убили, то труп, разумеется, спрятали. Куда? Он посмотрел на реку, где в трехстах метрах от берега щетинился густыми зарослями небольшой речной островок. За топкие берега, за водяные воронки, за непролазные чащи местные жители нарекли этот клочок земли «Капканом». Лучшего места для сокрытия темных дел не придумаешь. Возможно, это всего лишь домыслы. Но в этом легко убедиться, переправившись на остров.
Взгляд Полынцева, выбравшись из дремучих зарослей, опустился на толстую переносицу спасателя.
— Вы можете переправить меня на остров?
— Ну… в принципе…
— Давайте без принципов. Просто переправьте и все…
Культурист, скорчив недовольную гримасу, нехотя поплелся к берегу.
— Мужики, я на остров, — бросил он через плечо.
Моторка завелась быстро, взяла с места резво, оборотисто. В лицо подул влажный речной ветерок. Из-под носа лодки посыпались крупные серебристые брызги.
Не успел Полынцев настроиться на созерцательный лад — широкая сибирская река представляла изумительное по красоте и силе зрелище — как уже добрались до острова. Подрулив к прибрежным кустам, спасатель сбавил обороты и заглушил трескучий двигатель.
— Только недолго там, а то у меня дома дела стоят, — предупредил он тоном заправского таксиста.
Полынцев, не удостоив нахала ответом, молча спрыгнул на берег. Приземление прошло не совсем удачно: руки оцарапались о жесткие кусты, ноги по щиколотку вошли в топкую глинистую жижу.
— Действительно, капкан! — проворчал он, выбираясь из вязкой гущи. — Ясно, почему сюда даже пацаны не заплывают — дерьмо, а не место!
— Чего? — переспросил спасатель.
— Ничего. Сиди и жди.
— Сам ты дерьмо, — буркнул в ответ культурист.
Раздвигая кусты руками, Полынцев с трудом выбрался на твердую землю. Здесь было сухо, но тесно.
Густая трава застилала почву непроницаемым ковром. Деревья росли так часто, что приходилось идти между ними, петляя. Метров через сорок на глаза ему попалась сломанная ветка ивы… еще через десять — другая. Кажется, это были следы недавнего присутствия человека (судя по не успевшей завянуть листве). Становилось теплее, в смысле, не на улице. Вероятно, кто-то здесь бродил, что-то непотребное делал. Что? Ягоды искал? Грибы? Сокровища?
Ответ не заставил себя долго ждать: прямо по ходу движения показалась свежевырытая яма. Осторожно приблизившись к ее краю, Андрей на секунду замер…
Худшие предположения подтвердились.
На дне могилы, лицом к небу лежал седовласый старик в темных штанах и желтой выцветшей сорочке. Под распахнутым воротником виднелась небольшое, диаметром в полсантиметра, отверстие. Судя по величине и форме — от выстрела. Полынцев внимательно осмотрел труп, задумчиво почесал макушку и достал из кармана сотовый телефон.
— Але, дежурный? Вынужден сообщить вам пренеприятное известие.
* * *Директор зверохозяйства Митрофанов нервно расхаживал вдоль вольеров с хонориками и злобно поглядывал на пушистых зверьков.
— Почему вы не кусаетесь, как собаки?! — сокрушался он, хмуря светлые брови. — Изодрали бы жулика в клочья, и дело с концами, а теперь… Тьфу на вас еще раз!
Лысоватый главбух Еремкин, следовавший за начальником неотступно, резонно на этот счет заметил.
— Собак тоже воруют, здесь сторожей надо спрашивать.
— Спросим, с каждого спросим.
Тяжело вздохнув, они направились в контору, что стояла у ворот, на выезде из хозяйства. Территория последнего была довольно обширна и потому не слишком ухожена. Повсюду валялись лысые покрышки, прохудившиеся бочки, ржавые, без ручек и днищ, ведерки. Еще недавно, во времена советской власти, имущество здесь было общим, отношения между людьми строились исключительно на открытости и взаимном доверии. Но с распадом Союза совхоз превратился в частное хозяйство, и всякая открытость кончилась. Появились высокие заборы, новые замки, угрюмые несговорчивые сторожа. Парадокс, но с введением строгого контроля участились случаи воровства. Сначала пропадали метлы, грабли, лопаты, а теперь, куда уж дальше — звери. С этим мириться руководство хозяйства, разумеется, не желало и готовилось предпринять самые решительные действия.
— У кого воруют, у своих же воруют! — возмущался директор, обходя складские помещения.
— Да, да, — подкрякивал главбух, едва поспевая за рослым начальником. — Вчера в цехе выделки две свежих шкурки пересушили, — кивнул он на длинное с маленькими оконцами здание. — Придется списывать на брак. Опять убыток!
— Ничего, — махнул рукой Митрофанов, — из зарплаты виновников высчитаем.
— Это дальновидно.
— А здесь-то у кого высчитывать?! — не унимался директор. — У меня?
— Да нет, что вы, — подхалимски улыбнулся Еремкин.
— Тогда, может, у тебя?
— Да, господь с вами, — проглотил улыбку главбух. — Вора надо искать… Может, в милицию обратиться?
Подобное заявление в устах финансиста прозвучало, как насмешка над всем бизнес-сообществом. Наверное, столь же глупо было бы запустить в курятник стайку изголодавшихся лисиц. Главбух это, разумеется, понимал (не первый день в должности), но говорил он чуть быстрее, чем думал. К слову, последним занимался довольно редко и не всегда успешно. Собственно, поэтому и работал сейчас в деревне, а не в городе, где мог бы остаться после окончания аграрного техникума.
Когда-то ему представлялась такая возможность. Приглашала одна солидная фирма на место старшего кассира. В отделе кадров обещали хорошую зарплату и быструю перспективу. Он, конечно же, был не против. Целый месяц добросовестно прохлаждался под японским кондиционером, с усердием лопал пончики в местной столовой, послушно перекладывал бумажки с места на место. Однако солидную фирму это, почему-то, не устроило. Видно, сказались происки злопыхателей. В городе полно гнусных интриганов и мелких завистников: всяк норовит обмануть ближнего и плюнуть на нижнего. Словом, после неудачной попытки закрепиться в райцентре, пришлось вернуться назад, в родное село. Получилось: где родился, там и пригодился. Что, впрочем, не так уж и плохо.
— Не боишься милиции-то? — пригладил директор растрепавшиеся на ветру кудри.
Ревниво взглянув на богатую шевелюру босса, Еремкин с готовностью поправился.
— А, пожалуй, что и не стоит.
— Вот именно, — согласился Митрофанов. — Начнут сверять, проверять, неизвестно что наковыряют. Самим надо искать.
— Из нас с вами сыщики, как из штакетин лыжи, — скептически хмыкнул финансист.
Секунду подумав, директор просветлел лицом.
— А я знаю, кто нам поможет. Причем, лучше всякой милиции.
— Лучше? — усомнился главбух.
— Само собой, естественно, — уверенно кивнул шеф. — Старый хрыч жулье насквозь видит, буквально, как рентген.
— Николай Петрович, что ли?
— Он родимый, кто ж еще.
— А ведь это дело. Как же я сразу-то не сообразил.
— Тут есть, кому соображать, — вновь пригладил шевелюру Митрофанов. — Поехали.
1941 г.
Коля уже полчаса бродил вокруг городской поликлиники, где врачом работала его мама, и терпеливо ждал, когда закончится ее смена. Они договорились встретиться у входа ровно в 4 часа, чтоб вместе отправиться в «Детский мир» за подарками. Сегодня у мамы был день получки — то есть, время исполнения желаний. А какое желание может быть у восьмилетнего мальчика, без троек окончившего второй класс? Ну, конечно, самокат (а потом, и велосипед).
