Брайан Гарфилд - Что известно о Терри Конистон?
Флойд говорил спокойно. В его баритоне была какая-то гипнотическая уверенность, убеждавшая больше, чем слова, и из-за которой с ним было очень сложно спорить. В этом парне вообще был какой-то загадочный дух искренности и всеведения. Он умел выставить любое возражение против его слов идиотским и ничтожным. Помолчав, Флойд продолжил:
— Завтра утром продадим «понтиак» и угоним машину, которую не смогут отследить и связать с нами. Я уже договорился с одним телефонным монтером — там, в пятнадцати милях к северу от Соледада, проходит телефонная линия, — мы сможем подключиться прямо к ней. Будем использовать электронные коды, набирая прямой номер Коннистонов, через автоматический коммутатор. У телефонной компании уйдут месяцы, чтобы выяснить, откуда мы звонили. Они не смогут отследить номер, которого не существует. Нам только и придется, что отключать телефон после каждого звонка. Итак, завтра днем необходимо запастись едой и питьем. — Его голос стал монотонным, ровным и авторитарным, не допускающим никаких возражений.
Когда Флойд закончил, первым откликнулся Теодор:
— Ты и впрямь все продумал.
— Абсолютно, — согласился Флойд. — Все пойдет по плану. Никаких особенных ухищрений не понадобится. Все будет просто. Я до мельчайших деталей продумал, как нам получить выкуп. У них не получится наставить нам ловушек и увидеть, кто взял деньги.
Говоря все это, Флойд смотрел на Митча, и тот почувствовал себя припертым к стене:
— Они немедленно привлекут ФБР.
— Ну и что, если так? Нас все равно не найдут. Никто не найдет, потому что не сможет.
— Бред, — возразил Митч. — Просто смешно. Ты же говоришь не о похищении ребенка — это взрослая девушка.
— Хочешь сказать, что мы впятером не справимся с одной семнадцатилетней девчонкой? — Флойд смерил взглядом Теодора, который разразился хохотом.
Митч посмотрел на остальных, подавляя в себе чувство, близкое к панике. И поддержки ни в ком не увидел. В глазах Джорджи вообще не было ничего определенного, к тому же он демонстративно избегал взгляда Митча. Теодор и Билли-Джин явно были на стороне Флойда. У Теодора под мышками сквозь тенниску выступили темные пятна пота. Митч почувствовал, что краснеет под пристальным взглядом его единственного уродливого глаза.
Флойд улыбнулся, потом неожиданно схватил и крепко сжал руку Митча. Стальные пальцы впились в плоть, сжали до боли кость, Митч покрылся испариной и вскрикнул, а Флойд мягко произнес:
— Ты мне нужен для этого дела, Митч.
— Я...
— Ты сделаешь это. Тебе ведь не нравилось учиться в твоей занюханной школе, так? Но ты же не хочешь голодать, ошиваясь на пивных вечеринках? Это лучшее предложение в твоей жизни.
— Я никогда ничем подобным не занимался, — слабо возразил Митч. — Даже не думал ни о чем таком прежде.
— Мы в жестоком мире, Митч. Хватай что можешь.
— Если Флойд считает, что ты нам нужен, — подхватил Теодор, — значит, делай так, как он говорит. Или мы тебе выпустим кишки.
Флойд отпустил руку Митча, и тот рассеянно потер больное место. Он ни на кого не смотрел и слышал неровное дыхание Теодора.
— Ладно, ладно, — сказал Митч. — Черт возьми, почему бы и нет?
Флойд улыбнулся:
— Вот так-то лучше. — Затем рассмеялся и весело спросил: — Ну разве я не чертов сукин сын, а?
Митч слегка вздрогнул и кивнул. Он знал, что ему делать. Освободится от них при первой возможности и сбежит.
Глава 4
Ранчо Эрла Коннистона занимало треть миллиона акров лугов, долин и предгорий.
Карла Оукли, прилетевшего на самолете Коннистона, в конце взлетно-посадочной полосы поджидал джип с мексиканским ковбоем за рулем. Однако четверть мили, разделяющие аэродром с основной резиденцией, они преодолевали чуть ли не целый час, разгоняя быков, заполонивших дорогу.
Дом Коннистона из высококачественного кирпича был построен в мавританском стиле и имел форму бумеранга. По всей длине его украшали арки, сводчатые переходы и тенистые веранды. Однако снаружи он скрывался за кронами высоких развесистых деревьев, которые были посажены двадцать пять лет назад и регулярно поливались два раза в неделю.
Карл Оукли, скромный молодой адвокат, встретил Коннистона, тридцатипятилетнего бизнесмена, двадцать три года назад. Травма колена, которую Коннистон получил, выступая за футбольную команду в колледже, не позволила ему служить в военное время, а поэтому уже к 1947 году он заложил основы своего будущего богатства, начав с небольшого дела по выпуску армейского обмундирования. В те дни у Коннистона были сверкающая улыбка, бойкость, упорство и очень большие амбиции. Это был широкоплечий и весьма мужественный человек. Мужественность подчеркивалась густыми волосами, покрывающими грудь, руки и ноги. Внушительный по габаритам тела, в свои тридцать пять он был в прекрасной форме. Внешность Эрла не была ни отталкивающей, ни безобразной, и все-таки он казался несколько неотесанным, грубоватым и суровым. В нем чувствовалось строгое достоинство, которое удерживало людей от того, чтобы похлопать его по спине или слегка подтолкнуть локтем. Со своими служащими и официантками Коннистон был суров.
Оукли с ним познакомился за игрой в покер. А к 1949 году уже выиграл для Коннистона два судебных процесса и стал просто необходим набирающему вес дельцу. Он рассказал ему о налоговых льготах для владельцев крупного рогатого скота и провел разведку на юго-западе страны, где в конце концов нашел подходящее поместье по сходной цене. После окончания войны в Корее Эрл Коннистон стал делиться и множиться, как финансовая амеба. Он был груб, настырен, несгибаем, словно медведь. И это ему помогало. Мощь его состояния пополнялась из недр всего мира: нефть из Техаса, сталь из Мичигана, лес и деревоперерабатывающие фабрики в Северной Калифорнии. Его пароходы бороздили все океаны, грузовики неслись по хайвеям, а тракторы трещали на огромных, принадлежавших компании фермах и ранчо от Флориды до Монтаны.
Оукли проделал вместе с Коннистоном весь путь. Его личное состояние при этом тоже сильно выросло: в результате огромного жалованья и щедрых премиальных. И если при этом его не совсем устраивало, что он по-прежнему оставался всего лишь служащим, то просто старался не показывать вида. Коннистон никогда не предлагал ему партнерства, а Оукли никогда не требовал этого. Но весь сложный внутренний механизм империи Коннистона исправно работал и был четко сбалансирован главным образом благодаря его искусству и одаренности. Карл прекрасно понимал, что он стал неким живым краеугольным камнем всей структуры. Они были друзьями, уважали таланты друг друга, как два генерала, один из которых планировал, а другой выполнял операции. И все же их отношения были настороженными, подточенными взаимным недоверием. Иногда, в приступах черного юмора, Оукли называл себя Распутиным при Коннистоне. У него не хватало духу свергнуть короля с трона, и в то же время он обладал такими опасными знаниями, что без него тоже нельзя было обойтись.
Сегодня Оукли добрался из Финикса до ранчо в общей сложности за два часа. Его встретила третья жена Коннистона Луиза и проводила в самую большую комнату для гостей, где он разделся и принял душ, приготовляясь к длинной, напряженной дневной работе. Встав перед зеркалом, Карл почесал живот, растянул губы, рассматривая свои крепкие зубы, и лениво подумал о том, что пора бы ему, пожалуй, жениться. Холостая сибаритская жизнь начинала сказываться — на талии и плечах появилась небольшая дряблость. Возможно, наилучшим вариантом было бы найти не слишком молодую, опытную женщину, пока он не полысел и не подурнел. Натягивая слаксы и надевая спортивную рубашку, Карл в который раз глянул в как-то составленный им список подходящих разведенных и незамужних женщин и сделал гримасу. Затем вышел в коридор с массивными стенами. Дом охлаждался семитонной кондиционирующей установкой, укрытой в зарослях олеандра позади плавательного бассейна.
Прошлепав мокасинами сто футов по ковру холла, Оукли вошел в огромную гостиную, где Луиза неторопливо составляла букет. Карла она или действительно не услышала, или притворялась, что не заметила, продолжая расхаживать вокруг вазы. Луиза почти все всегда делала обдуманно. Ей было только двадцать восемь. Коннистон встретил ее два года назад в Нью-Йорке, вскоре после развода со второй женой. Бывшая модель тогда мечтала стать актрисой. Оукли знал о ней больше, чем Коннистон, поскольку именно ему пришлось изучать прошлое Луизы, когда у Эрла появились насчет нее серьезные намерения. Луиза успела сняться лишь в нескольких рекламных роликах и была приглашена на роль инженю в паре с Генри Фонда в какой-то бродвейской чепухе, которая шла всего недель семь. Там-то Коннистон ее и увидел. Он вторгся в закулисную страну, вломился в гримерную Луизы и увлек ее, как футболист мяч.
