Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун
– И что – есть кто-то на примете? – осведомился я. – Есть кого разыграть?
– Сколько угодно!
– И вы готовы поучаствовать?
– Еще бы!
– Погоди, Женя, – вмешался Демин. – Давай отложим это на потом!
Он до сих пор не мог простить Гончарову коварства. Я же был не способен сердиться долго на кого бы то ни было. Особенно ввиду открывшихся перед моим взором перспектив.
– Пока все только обсуждается, – примирительно сказал я. – Без каких-либо обязательств с нашей стороны.
Я видел Гончарова в деле. Черт побери, там, в ресторане, по нему действительно нельзя было сказать, что он двадцать лет прослесарил на заводе. И почему бы ему в таком случае и в самом деле не стать на денек каким-нибудь супершпионом? Демин, наверное, догадался о моем настроении, укоряюще вздохнул и буркнул:
– Ладно, езжай. Завтра поговорим.
Вышел из машины, демонстративно громко хлопнув дверцей. Я завел двигатель.
– Я на вас надеюсь, – сказал Гончаров.
Он ни на секунду не забывал о своей Нине Тихоновне. Мне все-таки пришлось подняться к квартире вместе с ним. Нина Тихоновна, увидев мужа, упала к нему в объятия. Я не очень уверенно пробормотал, что в случившемся виноваты мы одни и что мы просим нас извинить, но женщина меня даже не слушала. Здесь сейчас я был лишним. И я ушел.
Спустившись вниз, я обнаружил Демина.
– Я ехал за тобой, – сказал он. Наверное, на всякий случай. Не доверял он этому Гончарову. – Забудь о нем, – посоветовал мне Илья.
– Из этого что-то может получиться.
– Забудь!
– Я уже даже вижу, как мы будем это снимать.
– Не будем!
– Будем.
Демин заглянул мне в глаза и проникновенно произнес:
– Он авантюрист, Женя!
Для него это, наверное, было очень убедительно. Но не для меня.
– Я и сам авантюрист, – засмеялся я.
– Вот это-то и плохо.
– А мне нравится.
Демин посмотрел печально. Чтобы отвлечь его от нехороших мыслей, я сказал:
– Все в порядке, Илья. Продолжаем работать. Что там у нас на подходе?
– Бандитские разборки, – ответил он. – Жестокие рэкетиры, ящик с оружием и криминальный авторитет, держащий в страхе пол-Москвы.
– Когда сможем это снимать?
– Послезавтра.
6
Как правило, героев наших сюжетов мы отыскивали, перелопачивая тысячи приходящих на адрес телепередачи писем. Телезрители предлагали в претенденты на розыгрыш своих знакомых, родственников или сослуживцев. Иногда – нелюбимых начальников или столь же нелюбимых соседей по подъезду. И никогда себя лично. Мы все-таки старались выбирать письма, написанные близкими родственниками или друзьями с многолетним стажем, потому что разыгранный нами человек, узнав о розыгрыше, мог повести себя по-разному, и тогда мы сообщали ему, по чьей наводке он попал в нашу передачу. Это сразу приглушало страсти – розыгрыш, затеянный своими же, воспринимался с меньшим недовольством. Опыт нас еще ни разу не подводил.
Героем следующего сюжета программы «Вот так история!» должен был стать некий Саша Бобриков. Я видел его фото. Семнадцать лет. Без усов. Нескладен. Типичный подросток. Юношей его можно будет назвать годика через три. Он лишь недавно окончил школу и, как всякий недавний школяр, пока еще очень смутно представлял себе свой дальнейший жизненный путь. На работу Саша так и не устроился и дни проводил, лежа на диване с книжкой в руках. Бобриков обожал детективы, но не заграничные, а свои, родные – что про «новых русских», про рэкет и про жестокие бандитские разборки. Обо всем этом на телевидение написала Сашина мама. Я, честно говоря, так и не уяснил для себя, что именно подвигло женщину на то, чтобы сделать своего сына героем телепрограммы, которую смотрит вся страна, но кое-какие догадки у меня были. Она, я думаю, устала смотреть на своего бездеятельного сына и решила устроить ему небольшую встряску. С нашей помощью. Мы не возражали.
Светлана съездила к Сашиной маме и провела в беседе с женщиной почти четыре часа. В результате сам собой сложился незамысловатый сценарий будущего действа. И место событий было подобрано рядом с Сашиным домом – обувная мастерская, хозяином и единственным работником которой был тщедушный старик с обвислыми усами. Звали его Ашот Гаспарян, и он носил изумительную по своим размерам кепку-«аэродром», по которой его можно было узнать издалека. Выслушав наше предложение поучаствовать в съемках, старый Ашот только спросил:
– Я в тэлэвизари буду, да?
– Да, – с готовностью подтвердили мы.
– Карашо, – кивнул он в ответ, и кепка-«аэродром» колыхнулась.
Итак, Саша Бобриков с подачи своей матери, которая якобы обо всем договорилась с Ашотом, должен был приступить к работе в мастерской. На правах ученика, за небольшие деньги. Выслушав известие о работе от мамы, Саша Бобриков лишь пожал плечами, показывая, что лично ему все равно. С этой минуты все завертелось.
Мы решили, что придуманная нами история должна приключиться с Сашей Бобриковым в первый же день его работы на новом месте. Ашот Гаспарян трудился в крохотной, два на два метра, мастерской, давным-давно собственноручно сооруженной им в глубине жилого квартала. Вокруг кипела жизнь, где-то наверху выходили указы и постановления, сменялись правители, а у Ашота все было по-прежнему. Все так же несли ему в починку свою обувь жители окрестных домов, никому он не отказывал и всегда мог заработать на кусок хлеба независимо от того, какой общественный строй сегодня за окном. И в прежние времена, и сейчас никто не притеснял его явно. Считалось, что он кому то платит, что и позволяет сохранять не очень прибыльный, но устойчивый бизнес, хотя никто ничего не знал наверняка, да и мало кого это, по чести сказать, волновало.
Самой большой сложностью для нас стали размеры ашотовской цитадели свободного предпринимательства. Сам Ашот едва мог развернуться в своей каморке, а уж о том, чтобы где то спрятать операторов с видеокамерами, не могло быть и речи. В конце концов Демин раздобыл крохотные телекамеры, используемые для слежения и охраны на режимных объектах, – они были размером с консервную банку из-под маслин, и их легко удалось разместить среди завалов старой обуви, которой были загромождены все полки в мастерской. А записывали мы все в фургоне, припаркованном неподалеку.
Без четверти десять сквозь зеркальные стекла фургона я увидел Сашу, идущего к мастерской. При входе он замешкался, но лишь на мгновение, вошел, плотно прикрыл за собой дверь.
Я тотчас же переместился к установленным в фургоне мониторам. На них было видно все, что происходит в мастерской.
– Здравствуйте, – сказал Саша.
Он явно робел. Гаспарян ничего не ответил, только молча кивнул и снова занялся старым сапогом, который чинил до прихода своего нового помощника. Бобриков топтался на месте, не зная, что ему делать. Старый Ашот не пытался ему помочь. Так прошло минут пятнадцать. Наконец Гаспарян отложил сапог в сторону и взглянул на часы. Сейчас он должен был уйти, чтобы предоставить возможность новым действующим лицам выйти на сцену.
– Будэшь здэс, – сказал Ашот. – Што прынэсут, бэри.
Бобриков с готовностью кивнул. Наконец-то и на него обратили внимание.
– Гавары – на суботу.
– В субботу будет готово? – уточнил Бобриков.
– В суботу, да.
Ашот покопался в карманах своего замусоленного халата, долго пересчитывал мелочь, потом отдал несколько монет Бобрикову.
– Прыдут луди – адашь. Сдача, понял? Вчера им биль дольжин.
У него были руки человека, зарабатывающего на кусок хлеба нелегким трудом, – почерневшие, в морщинах и рубцах. И сам он был такой же, если приглядеться. Трудно жил.
– Чириз сорок минут прыду, – пообещал Ашот и вышел.
Бобриков наблюдал за ним через пыльное окошко мастерской. Старик шел прочь, прихрамывая и ссутулив плечи. Когда он исчез из виду, Саша Бобриков наконец смог детально изучить место своей работы. Вполне возможно, что в этой каморке ему предстояло провести всю свою сознательную жизнь. Мне показалось, что по этому поводу он не испытывает ни малейшего восторга. От завалов старой обуви веяло унынием. Потрескавшееся зеркало, засиженная мухами лампочка под потолком, выгоревший от времени портрет товарища Сталина и скопление всевозможного старья на полках.
Я, не отрывая взгляда от изображения на мониторе, поднял руку и выразительно щелкнул пальцами.
– Пора? – спросил догадливый Демин.
– Да, – ответил я.
Демин нажал на клавишу переговорного устройства.
– Пора, ребята!
Не прошло и нескольких минут, как к ашотовской мастерской подкатили две иномарки. Из джипа никто не появился, а из «Мерседеса» выбрались два здоровенных детины, которые с трудом втиснулись в мастерскую, сразу заняв все свободное пространство, так что бедному Саше досталось место в углу.
Парни выглядели грозно. Прежде Саша Бобриков видел такие лица только на милицейских стендах, тех самых – «Их разыскивает милиция».
