Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун
– Привет, талантище! – провозгласил он. – Как идет творческий процесс? Фонтан идей не пересох?
Он был весел и игрив, как обычно. Наверное, еще не знал о наших неприятностях.
– С идеями все в порядке, – без особого энтузиазма ответил я.
Мой тон его насторожил.
– Я оторвал тебя от дел? Лишил возможности творить?
– Нет, что ты…
– Точно, помешал! – определил проницательный Огольцов. – Но тут такое дело, звезда ты наша. Мне бы с тобой покалякать, творческие планы твои разузнать.
– Когда?
– А прямо сейчас. Я тебя, если честно, третий день разыскиваю.
– У меня была съемка.
– Я так и понял. Так когда?
– Сейчас? – вопросительно произнес я.
– Почему бы и нет?
– Через пять минут буду у тебя.
Я положил трубку. Демин с безучастным видом рассматривал пейзаж за окном, известный ему, наверное, до мельчайших подробностей.
– Огольцов? – спросил он не оборачиваясь.
– Да.
– Ты разговаривал с ним о новых программах?
– Пока только в общем. Сказал ему, что мы хотели бы это делать.
– А он?
– Обещал подумать.
– Наверное, уже подумал, раз зовет к себе.
Огольцов был в кабинете один. За две последние недели кабинет изменился – в очередной раз. Нет, мебель осталась прежняя и цвет стен тоже, но зато теперь эти самые стены были сплошь увешаны какими-то футуристическими картинами. На картинах пестрели красные шары и зеленые пятна, похожие на сильно размазанные по небосводу облака. Это могло обозначать что угодно – и дивные пейзажи неведомых планет, и самый заурядный бильярдный стол, увиденный художником в минуты жесточайшего похмелья. Я всегда предполагал, что подобная абстракция вполне во вкусе Гены Огольцова. Он был настоящий денди, продвинутый товарищ, как говорили о таких, эстет и сибарит, а такой человек, как вы понимаете, ни за какие коврижки не станет умиляться при виде банальных левитановских пейзажей.
– Привет, талантище! – воскликнул Огольцов.
– Повторяешься, – попенял я ему.
– Творцу надо напоминать, что он талант, – ухмыльнулся Огольцов. – А иначе закиснет. Слушай, последняя твоя программа была ничего.
– Это про оркестр, что ли?
– Про оркестр. Но учти, мне уже звонили из Министерства обороны, расспрашивали, из какой воинской части эти трубачи.
– А ты?
– А что я? Я не знаю. Так им и сказал.
Сюжет про военный оркестр был снят просто и без затей. Демин разыскал этих ребят в одной подмосковной воинской части, привез их в Москву, мы поставили этих ребят в переходе метро, где они – в форме, при «аксельбантах, все как положено – играли военные марши, а перед ними, прямо у ног майора-дирижера, стоял распахнутый футляр от контрабаса, на дне которого была рассыпана мелочь. Если бы не эти деньги в футляре, люди, возможно, и не обращали бы на происходящее никакого внимания, мало ли кто сейчас играет в метро, но медяки существенно смещали акценты. Сидящая без зарплаты армия вышла на заработки. Пока еще не с автоматами, а с флейтами и тромбонами, но первый звонок уже прозвучал и был услышан. Мы снимали не столько играющий оркестр, сколько прохожих, их реакцию. В их взглядах не было злорадства. И даже любопытство прочитывалось лишь на лицах немногих. А вот растерянность я отмечал почти у всех. Потому что одно дело – знать о том, что зарплату не платят многим, в том числе и военным, и совсем другое – увидеть побирающихся лейтенантов собственными глазами.
– Ты все-таки любишь обобщать! – шутливо погрозил пальцем Огольцов.
– Ну что ты! – вяло запротестовал я.
– Любишь, любишь! Ты бы полегче. Есть все же священные коровы, которых трогать нельзя. Та же армия, например.
– Корову надо подкармливать. Хотя бы изредка. Иначе сдохнет.
Огольцов с шумом втянул воздух, хотел что-то сказать, но, подумав, только пожал плечами.
– Ты хотел со мной поговорить, – напомнил я.
– Да.
– О чем?
– О твоей программе. И о новых проектах тоже.
– С чего начнем?
– С новых проектов. Ты решил заняться ими всерьез?
– Да. Ты же знаешь, у нас фирма, которая владеет правами на программу «Вот так история!». Теперь в рамках этой фирмы мы готовы запустить еще две программы: одну для женщин, ее будет готовить Светлана, а другая – что-то вроде телесериала, в которой актеры, разыгрывая какие-то сценки, будут обучать телезрителей поведению в разных непростых ситуациях.
– Пилотные выпуски готовы?
– Почти. Нам потребуется еще неделя на то, чтобы довести их до ума.
– Выпуски должны быть еженедельные. Иначе весь проект теряет смысл.
– Почему?
– Мы должны поддерживать ритм, Женя. Если твои программы будут выходить реже чем раз в неделю, телезрители от одного выпуска до другого будут забывать, кто ты такой и о чем вообще речь. Поэтому один выпуск в неделю – обязательное условие. Ты к этому готов?
– Первоначально мы предполагали делать по две программы в месяц.
– Мало.
– Хорошо, я подумаю.
– Думать уже некогда. Мы как раз компонуем новую эфирную сетку. Не попадешь в нее сейчас – не попадешь никогда.
Никогда – это сказано для красного словца. Но на год воплощение наших планов отодвинется – это точно.
– Наверное, ты не раскрутишь это быстро, – предположил Огольцов.
В чем-то он прав. У нас не хватит ни денег, ни людей.
– Тебе надо с кем-то объединиться, – подсказал Огольцов, будто прочитав мои мысли. – Объединив усилия, вы быстро доведете программу до ума и сможете снимать по выпуску в неделю.
– Я поговорю с ребятами.
– Поговори, – кивнул Огольцов. – Возьмите в партнеры какую-нибудь солидную телекомпанию. Хотя бы ту же «Стар ТВ». – Дружить надо не с тем, кто тебе симпатичен, – наставительно сказал он, – а с тем, кто может быть полезен.
– В тебе сейчас заговорил чиновник.
– Во мне заговорил человек, который знает, как все это делается.
– Что – «это»?
Вместо ответа Огольцов обвел рукой пространство вокруг себя, показывая, что имеет в виду телевизионную кухню.
– Не хотелось бы мне с ними связываться.
– Дело твое, – пожал плечами Огольцов.
Он не настаивал. Это мы предложили телеканалу наши новые программы. Телеканал в лице своего генерального продюсера не против, но, если мы не управимся в срок и не попадем в эфирную сетку, это будет наша, и только наша, вина. С Огольцова взятки гладки. Нашу основную программу «Вот так история!», хорошо раскрученную, Огольцов закупает с удовольствием. А новые программы – еще надо посмотреть, как они покажутся телезрителям, – их успешная раскрутка целиком зависит от нас.
– У «Стар ТВ» хорошее время в эфире, – напомнил Огольцов.
Все-таки он всегда очень неплохо к нам относился и теперь, я это чувствовал, хотел нам помочь.
– Их время не лучше нашего.
– Пока, – сказал Огольцов. – Но в новой сетке они займут прайм-тайм.
Прайм-тайм – мечта любого телевизионщика. Прайм-тайм – это лучшее время эфира. Те самые часы, в которые перед телевизорами собирается максимальное количество зрителей. Вечер, все вернулись с работы, хочется отдохнуть от забот, расслабиться – и люди устремляются к экранам. Потому программа, которую ставят в прайм-тайм, заранее обречена на успех. Ее увидят все. Если не все, то большинство. Днем телевизор смотрят пять миллионов человек. В прайм-тайм – сто миллионов. Большая аудитория – большой успех. В том числе и финансовый. Одна минута рекламы в дневном эфире стоит одну тысячу долларов. В прайм-тайм – тридцать тысяч.
– Вы хотите отдать им все «золотое время»?
– Не все, конечно, но очень много. Это вопрос почти решенный.
– Кем?
Вместо ответа Огольцов сделал неопределенный жест рукой, что, по всей видимости, должно было означать – не все здесь зависит только от него.
– И в этом нет ничьего злого умысла, – заметил Огольцов. – Ребята из «Стар ТВ» сделали очень сильный ход. Они смогли договориться с другими производителями программ и в результате выступили вместе. Сформировали пакет из популярных телепередач и предложили их нашему каналу. Вопрос поставлен так: или мы берем весь пакет с предоставлением эфира в прайм-тайм, или весь пакет уходит на другой канал, к нашим конкурентам. Ты сообразительный малый, я знаю, так что попробуй догадайся, какое решение по «Стар ТВ» скорее всего будет принято?
– Вы пойдете на их условия.
– Я верил в тебя, мой мальчик! – с чувством сказал Огольцов. – Так что на твоем месте я все же с ними поговорил бы. Но в любом случае я жду от тебя пилотные выпуски.
Я кивнул. Похоже, что самое главное мы уже обсудили.
– Это все?
– Пока да, – кивнул Огольцов.
Я поднялся и вышел.
Демин все еще сидел в нашем офисе. Бессонная ночь и проведенный с безутешной Ниной Тихоновной день, как казалось, совершенно лишили его способности воспринимать мир эмоционально.
– Едем по домам, – предложил я. – Кажется, всем нам надо немного поспать.
– Что там Огольцов? – поинтересовался Демин.
