Виктория Платова - Смерть на кончике хвоста
Далее следовал телефон. И адрес: Васильевский остров, Большой проспект, 62/3, кв. 48. Неплохо, совсем неплохо. Для того чтобы оказаться на Петроградке, собаке пришлось перемахнуть мост — вот только какой из двух, соединяющих Васильевский с Петроградкой?. Сама Наталья выбрала бы Тучков….
— Тума! — тихонько позвала Наталья, и доберманиха с готовностью залаяла. Лай был таким грозным, что Наталья вздрогнула. Держать у себя подобную машину смерти, даже изрядно потрепанную и растерявшую половину боезапаса, — верх легкомыслия. — Значит, тебя зовут Тума… Тумочка… Тумотя.. — Звучит немного заискивающе. Точно так же она заискивала перед Джавой — «Джава, Джавочка, Джавуся». — А вы действительно похожи, друзья мои… Ладно, Тума. Сиди здесь, а я пойду звонить твоим хозяевам.
Держа ошейник в руках, Наталья отправилась в общий коридор, к телефону. И тотчас же нос к носу столкнулась с Ядвигой Брониславовной.
— Кто это у тебя тут гавкал? — подозрительно спросила старуха.
— Телевизор, — объяснять старой грымзе, что она притащила в их образцово-показательную коммуналку уличное животное, было выше Натальиных сил.
— По какой программе? — В бабе Яде был заживо похоронен оперативный сотрудник НКВД.
— По регионалке, — выкрутилась Наталья и спрятала ошейник за спину.
— А что за грязь в коридоре?
— Это я… ноги не вытерла… Простите, пожалуйста.
— Смотри, Наталья… Ты в Питере без году неделя, так что порядков своих хохлацких не устанавливай. Никакой живности. А то сегодня собаку приведешь, а завтра слона пропишешь. Смотри…
— Да-да, конечно, Ядвига Брониславовна. Я смотрю.
Наталья жила в коммуналке последние четыре года, но так и не научилась держать удар. Это сразу же просекли все обитатели квартиры, закалившиеся в позиционных кухонных боях. Кроткой Натальей помыкал даже соседский мальчик Андрюша, десятилетнее исчадие ада с задатками диктатора. Андрюша подбрасывал ей дохлых тараканов в суп и дохлых мышей в ботинки. Ни показательные порки отца, ни стенания матери не помогали: после экзекуций месть Андрюши становилась все изощреннее. Наталья нисколько не сомневалась, что рано или поздно обнаружит под своей дверью бомбу с часовым механизмом…
Устроившись на стуле возле телефона, Наталья разложила перед собой ошейник и набрала номер указанного на нем телефона. Долгие гудки.
Никаких признаков жизни. Странно, если учесть, что сейчас никак не меньше полуночи. Похоже, респектабельные хозяева Тумы ведут светский образ жизни. И почерк, которым был записан адрес: самоуверенные буквы, самоуверенный нажим в конце слов. Они выдают евростандарт в квартире и мыслях, наличие престижной иномарки, дачи в окрестностях Репина и валютного счета в окрестностях маленькой европейской страны. Интересно, каким будет вознаграждение?.. Наталья еще раз набрала номер с ошейника.
Никаких подвижек.
Возвращаться в комнату, к оттаявшей доберманихе, не хотелось, и Наталья позвонила Нинон. В отличие от хозяев собаки Нинон оказалась дома.
— Ты просто дура, — Нинон не дала ей и рта раскрыть. — Владик ждал тебя целый час.
— И в результате ушел с официанткой.
— Неважно. Я снимаю с себя всякую ответственность за твою личную жизнь.
— Сделай одолжение… Я нашла собаку, Нинон.
— Лучше бы ты нашла какого-нибудь приличного мужика.
— С мужиками пока облом.
— Надеюсь, ты не притащила ее к себе домой?
— Нет, я должна была оставить ее замерзать на улице.
— И что за собака?
— Доберман.
— Безумица! Она же тебя загрызет. И всю вашу коммуналку заодно. И вообще, на твоем месте я бы от нее избавилась как можно скорее. Я понимаю, сострадание к братьям нашим меньшим и все такое прочее. Но это же не пекинес, в конце концов. И не болонка.
— Она просто потерялась. Завтра хозяева ее заберут, вот и все.
— Что, уже обнаружились?
— Пока нет. Но номер их телефона я знаю. Появятся же они рано или поздно.
— Лучше рано. А пока выведи ее на площадку. Привяжи к батарее, пусть там переночует.
— Посмотрим. — Наталья вспомнила мелкую дрожь, волнами идущую по спине собаки, ее несчастные желто-коричневые глаза и ребра, выпирающие из-под кожи. Выгнать собаку сейчас было бы предательством.
— И смотреть нечего. Она черная или коричневая?
— Она грязная. И несчастная.
— Черный доберман — не к добру, — подумав, заявила Нинон.
Рассердившись на Нинон, вещающую тоном египетской жрицы, Наталья повесила трубку. Добермани-ха действительно была черной.
…В три часа ночи собака начала выть и метаться по комнате. Она подбегала к двери, требовательно царапала ее когтями и снова возвращалась к дивану, на котором тщетно пыталась забыться и заснуть несчастная хозяйка. Проклиная все на свете, Наталья сунула ноги в сапоги и набросила пальто прямо на ночную рубашку: судя по всему, Тума была большой любительницей ночных прогулок.
Что ж, придется подчиниться.
Но стоило им обеим выйти из комнаты, как они тотчас же наткнулись на старуху.
Ядвига Брониславовна сидела у телефона и проницательно щурила глаза.
— Собака, значит, — промурлыкала баба Ядя.
— Собака. Доберман, — запираться было бессмысленно.
Тума зарычала.
— Бешеная. В любой момент может укусить.
«Ты сама кого угодно на части разорвешь», — злорадно подумала Наталья, но сочла за лучшее не развивать эту скользкую тему.
— Она не бешеная. Просто друзья попросили… Всего лишь на пару дней, — вдохновенно соврала она.
— Учти. Завтра я тебя с ней на порог не пущу.
— Завтра вечером ее не будет, — тут же дала задний ход Наталья. Господи, сколько же можно пресмыкаться перед люмпен-пролетариатом?..
Подождав, пока старуха скроется в своей комнате, Наталья и Тума выскочили за дверь.
Все очень просто.
Я выпускаю собаку на улицу и захлопываю дверь подъезда. Только и всего. И никаких проблем, никаких грязных луж под батареей и измордованных остатков сухарей. Никаких склок с Ядвигой, тишь, гладь и божья благодать. В моем нынешнем положении только собаки не хватало.
Но даже эта спасительная мысль не успокоила Наталью.
Имя.
Все дело в имени. Вернее, в кличке, выведенной на ошейнике. Кличка переводила абстрактную собаку в разряд конкретной. А предать конкретную собаку Туму — невозможно. Наталья вздохнула и открыла тугую дверь подъезда. Но Тума, проявлявшая до этого все признаки нетерпения, даже не подумала сдвинуться с места. Она повернула голову к Наталье и заскулила: одна я и шага на улицу не сделаю, так и знай. Стоит мне выйти, как ты тотчас же захлопнешь дверь.
Все-то ты понимаешь, псина.
— Ты что, решила, что я тебя выгоняю? — преувег личенно громко спросила Наталья доберманиху. — И в мыслях не было. Но если ты мне не доверяешь, можем выйти вместе…
…Они вернулись в квартиру спустя полчаса. И Наталья тотчас же принялась накручивать телефонный диск: к половине четвертого утра должны закончиться все рауты в посольствах и все фишки в казино. Кислотные вечеринки в расчет не берутся, вряд ли холеные (под стать ошейнику!) хозяева Тумы их посещают.
Но телефон молчал.
Он молчал и в четыре, и в без пятнадцати пять, и в шесть, когда в комнате Ядвиги заорала радиоточка. Выслушав сквозь дверь малоутешительные последние известия, Наталья пришла к единственно верному решению: сегодня после работы она вместе с Тумой отправится по адресу, указанному на ошейнике. Оставлять чужую собаку в коммуналке — безумие чистой воды. А в доме № 62/3 по Большому проспекту наверняка есть консьержка, какая-нибудь милейшая старушка, тайная поклонница фильма «Благословите детей и зверей». Она-то и присмотрит за собакой, и передаст ее с рук на руки хозяевам. О вознаграждении, конечно, придется забыть, но относительный покой в стае коммунальных пираний — дороже…
На этом и остановимся.
7 февраля
Воронов
Кризис начался два месяца назад.
Он, как змея, вполз в размеренную жизнь Воронова, играючи развалил крепко сбитый сюжет очередной книги и задушил в своих объятиях уже написанные главы. Начало кризиса совпало с вирусным гриппом и потому не особенно обеспокоило Воронова: он привык болеть. Вороновские болезни делились на сезонные и демисезонные и варьировались в зависимости от времени года. Летом его мучили приступы сенной лихорадки, куриная слепота и трофические язвы; зимой приходил черед острых респираторных заболеваний, ячменей и экссудативных плевритов. Три раза Воронов болел крупозным воспалением легких с подозрением на туберкулез; дважды лежал с гастроэнтероколитом в окружном госпитале моряков-подводников — протекция его литературного агента, вопиющего здоровяка Семена Марголиса. А на такие мелочи, как гипертоническая болезнь и аллергия на кошек, собак и мед «Разнотравье», он научился и вовсе не обращать внимания.
Большую часть гонораров Воронов тратил на новейшие медицинские препараты и фармакотерапевтические справочники. И на свое последнее увлечение — атласы редких и экзотических болезней. Эта нервная, беспокоящая, как стригущий лишай, страсть к атласам началась еще в прошлом году, за неделю до его первой зарубежной поездки — в Египет. Энергичному Марго-лису удалось выйти на египетских издателей, и Воронов был приглашен в Каир для заключения договора. Билеты на самолет были куплены, гостиница заказана, проживание оплачено… И надо же было такому случиться, что именно в этот радужный момент всеобщего мира и согласия Воронову попалась на глаза подметная статейка из «Аргументов и фактов» — «ОТДОХНУЛ? ТЕПЕРЬ ВСЮ ЖИЗНЬ ЛЕЧИСЬ!». Статейка произвела на Воронова неизгладимое впечатление. Всю ночь. ему мерещились скопища малярийных комаров в носоглотке и личинки мухи цеце в области среднего уха. Ощущения были такими непередаваемо яркими, что Воронов едва дождался утра.
