Фридрих Незнанский - Оборотень
— Представляю.
— А что такое скрытая реклама, тоже представляете? Допустим, вы, как бы невзначай, сказали доброе слово о некой фирме. И фирма вместо формальностей просто дает вам тысяч пять долларов. Теперь представьте, что это с вами делают часто.
— Вам тоже клали в карман? Хотя бы раз?
— Я бы не отказался, если бы положили. Только я им ни к чему. Для этого надо быть ведущим рейтинговой передачи. А Максим крутился тут, предлагал разные темы, подсовывал факты — в том числе и Алене в ее передачи. И ему, я уверен, клали в карман, и не раз. Надеюсь, вы не будете сообщать источник информации, — забеспокоился Куценко, видя, что Турецкий записывает его показания. — Грех говорить, конечно, но я ее никогда не любил, так же как и она меня. Но убивать друг друга мы не собирались. Хотя вам много чего обо мне наговорят.
Когда следователь оформил протокол допроса свидетеля, они вышли обратно в общую комнату, Куценко снова куда-то вызвали, опять по профсоюзным делам.
— Не знаю, чего он вам там наговорил, но советую к его словам относиться с большой осторожностью, — проговорила дама в длинной юбке. — Это редкостная бездарь и еще более редкостная сволочь. Я сейчас ухожу, а с Лорой вы можете еще побеседовать.
— С удовольствием,— сказала Лора и пошла впереди Турецкого.
Турецкому было приятно смотреть на ее длинные стройные ноги в блестящей лайкре, на аккуратную попочку, обтянутую трикотажной юбкой.
— О чем мы с вами будем разговаривать? — спросила Лора, глядя на него довольно откровенно. — У меня еще никогда не было знакомых следователей.
— Ну уж, ну уж, — Турецкий с трудом отвел глаза от ее ног. — Это у меня давно не было такой привлекательной собеседницы. Значит, так, Лариса, у меня к вам просьба. Мне надо посмотреть последнюю передачу Ветлугиной, ту, с киллером. Но это еще не все. Хорошо было бы получить материалы интервью с рижским националистом. Передачи, которая готовилась, но не пошла в эфир. Как вы думаете, записи этого интервью могли где-нибудь сохраниться?
— Думаю, да. Она хоть и увезла все в Ригу, но рабочие материалы наверняка остались. Что вам еще угодно, господин комиссар? — улыбнулась Лора, как показалось Турецкому, уж чересчур откровенно.
«Чертовщина какая! — подумал он. — Не в постель же напрашивается».
— Еще меня интересуют друзья и враги.
— Мои? — улыбнулась Лора.
— Нет, Ветлугиной.
— Ну есть тут у нее дружок Максим. Его у нас зовут «рекламный мальчик», неофициально, конечно, Я помню, как он появился. За год-два сделал головокружительную карьеру. Враг тоже есть — Асиновский. А больше я не знаю... Нет, наверно.
Турецкий опять поймал себя на том, что смотрит на ее ноги.
— Откуда такой загар? — неожиданно для самого себя сказал он.
— Вам нравится? — с удовольствием сказала Лора и, вытянув ноги так, чтобы Турецкому было их удобнее разглядывать, окинула их придирчивым взглядом. — Ничего, — наконец согласилась она. — Я недавно из Сочи. Некоторые боятся туда ехать, а я вот съездила. И хорошо. У меня там подруга. Хотите, дам адрес?
— Спасибо. Боюсь, не пригодится, — улыбнулся Турецкий.
Он с усилием постарался стряхнуть с себя минутное очарование. Нужно было все же вернуться к делу.
— Как по-вашему, были на студии причины, из-за которых кто-то решился бы...
Лицо Ларисы также стало серьезным.
— Причины? У нас тут всегда грызня идет. Это как в театре — одни актеры играют в каждом спектакле, а другим и в массовке не остается ролей. Куценко вам, наверно, наговорил тут с три короба, а то, что она из жалости несколько раз не давала его уволить, это он забывает. А сейчас у нас все помешались на этой приватизации. Из Госкомимущества мужик пытается немного порядок навести, да куда там ему.
— Что за мужик? — машинально спросил Турецкий.
— Придорога. Фамилия такая, — ответила Лора. — Да я как-то с ним не особенно контачу. Максим к нему чего-то подкатывался. Ну этот-то со всеми лучший друг.
— Ну и как вы думаете, могла она кому-нибудь поперек дороги встать?
— Да как вам сказать? Могла, конечно. И у нас могла, и в передачах. Да взять вот хоть этого сумасшедшего из Риги. То ли русский, то ли латыш, а на деле фашист просто. Говорят, чуть ли не во время передачи грозился Алену убить. А потом прислал из Риги телеграмму и запретил давать интервью в эфир. Мне-то ее и передали, как координатору. У меня еще тогда этот Придорога сидел, брал списки сотрудников канала, кто тут у нас в штате да кто вне штата.
— А так разве можно? Запрещать?
— Что? Запрещать? Можно. Алена обычно так договаривалась: если кто против, она в эфир не дает. Как и с киллером.
— И много находилось таких протестующих?
— Не очень много, но бывали. Чаще всего они просто ничего не понимали, как раз в этом-то у Алены и был талант, это все говорили — он сидит в кадре напротив нее, пирог ест, чай пьет и думает, что выглядит как король, а все смеются, потому что видят, кто он такой на самом деле. Так, как Алена их раскрывала, никто раскрыть не умеет. Да вы же сами знаете — ее за это премией Союза журналистов России наградили. Ну как, я вам хорошо рассказала? — неожиданно спросила Лора после секундной паузы.
— Очень хорошо.
— Видите, какая я молодец!
— Я бы вас прямо с сегодняшнего дня сделал ведущей передач.
— Да-а-а, — Лора сделала смешную гримаску, как бы передразнивая кого-то. — Только они не хотят, а я так просилась!
— Кто не хочет? — полушутливо спросил Турецкий. — Давайте я пойду и его попрошу.
— Все не хотят. Да ну их, я скоро, наверно, уйду отсюда. Платят мало, работы навалом. Кончу какие-нибудь курсы и уйду в фирму. Есть еще вопросы?
— Вопросов нет, — сказал Турецкий и улыбнулся. — А жаль. Потому что смотреть на вас — одно удовольствие. Однако записать в протокол ваши ценные мысли все же следует.
— А я первый раз разговариваю с живым следователем. И вы тоже ничего, настоящий мужчина и совсем не старый. Вы мне оставите свой телефон? Так ведь полагается! Если я что-нибудь вспомню или узнаю...
Турецкий протянул Лоре свою визитную карточку, где значились его должность и служебный телефон, а затем составил протокол — показания Лоры уместились на одной страничке.
Когда они выходили в общую комнату, у Турецкого появилось чувство, словно занимались они за выгородкой не допросом, а чем-то похожим на флирт, и присутствующие лишь притворяются, что не догадываются об этом.
Лора принялась звонить в фильмотеку насчет записи последней передачи с киллером, но телефон был все время занят, и она отправилась туда сама. Турецкий пошел представляться местному руководству.
Лора догнала его в конце коридора и схватила за руку. На лице появилось какое-то странное выражение.
— Запись с киллером исчезла! — Она посмотрела на Турецкого. В глазах ее был не испуг, а ужас. — Это невероятно! Такого у нас никогда не бывало!
— Вы все-таки проверьте, Лариса, прежде чем паниковать, — сказал Турецкий, изо всех сил стараясь сохранить в голосе спокойствие, хотя мысленно уже сделал стойку.
— Я все проверила: по журналу есть, а на полке — нет.
— А материалы интервью с рижанином?
— Ой! — спохватилась Лора. — Их я и забыла посмотреть. Как увидела, что этой пленки нет, все из головы вылетело.
— Только не надо нервничать,— сказал Турецкий.— Лучше покажите мне, где тут размещается ваше начальство. И еще меня интересует Асиновский.
12.00
Турецкий поднялся на следующий этаж и вскоре оказался перед дверью, где было написано небольшими бронзовыми буквами: «Компания «Телекоммерс». Директор-распорядитель К. Асиновский».
Турецкий постучал.
— Войдите, — раздался уверенный голос.
Александр Борисович открыл дверь и оказался в прекрасно обставленном кабинете, который после по-спартански голых коридорных стен казался невероятно элегантным. За большим письменным столом, сцепив пальцы рук, сидел плотный мужчина в черной футболке. «А ведь лет десять назад парился бы в пиджаке и галстуке, — глядя на него, подумал Турецкий, который уже знал, что в доперестроечное время Асиновский был местным партийным боссом. — Теперь ходит попросту и демонстрирует свою демократичность, а жесты остались прежними». Турецкий внимательно разглядывал сцепленные пальцы, покоившиеся на полированной поверхности стола.
— Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры Российской Федерации Турецкий,— отрекомендовался Александр Борисович, — старший советник юстиции.
— Я вас слушаю, — сказал Асиновский.
На его лице не дрогнул ни один мускул, он даже не пошевелился. И в то же время Турецкого не оставляло ощущение, что Асиновский волнуется. Его холодный тон мог бы провести молодого стажера, но Александр Борисович уже столько раз беседовал с обвиняемыми и подозреваемыми, занимающими высокие посты в государстве, что хорошо изучил их натуру.
