Виктория Платова - Купель дьявола
Ну вот, ты уже готова признать существование Зверя числом 666!
Лучше бы все происшедшее жарким летом в Питере было бы обыкновенным убийством в ведении “убойного отдела”. Глухарем и висяком. Делом, которое портит отчетность. Лучше бы убийцей оказался Херри-бой. Лучше бы убийцей оказалась я сама…
— Я не убийца, Херри.
— Разве кто-то произнес здесь слово “убийство”, Катрин?
Проклятая кочерга покачивалась в его руке и гипнотизировала меня. Пятясь задом, я направилась к двери и нашарила ручку.
— Не пропадайте надолго, — напутствовал меня Херри-бой. — Иначе мне придется идти вас искать. Здесь легко заблудиться. Гораздо легче, чем вы думаете…
Я не дослушала. Я выскочила из дома как ошпаренная, завернула за угол и припустила вверх по улице. Легко заблудиться, легко заблудиться, легко заблудиться, стучало у меня в висках, легко заблудиться, так легко, что и концов не найдешь. Не на это ли намекал Херри-бой, сам давно заблудившийся в своем обожаемом пятнадцатом веке?..
* * *Забравшись в стерильную халупу (“типичный голландский дом пятнадцатого века”), я отдышалась. Окружающие меня предметы навевали покой и возвращали чувство реальности. Они хранили в себе память о сотнях туристов, которые были совершенно обыкновенными людьми, для них и картина в центре острова была не больше чем предметом обихода. Она обслуживала их эстетические запросы, она была совсем не опасна, она была под стеклом, как зверь в клетке.
Зверь.
На этом острове слово “Зверь” имеет совершенно другую этимологию.
Даже я, Катя Соловьева, самая практичная девушка города Питера, поддалась этой этимологии. Но Херри… По скрипучей и совсем не старой лестнице я поднялась на второй этаж и подошла к окну: отсюда был хорошо виден дом Херри-боя, часть причала и катер, покачивающийся на волнах. В строгом пейзаже острова было какое-то очарование; в другое время я даже залюбовалась бы им. Но сейчас мой мозг, измученный интеллигентным кликушеством Херри, искал во всем мрачные предзнаменования, мрачные подтверждения самым мрачным догадкам. Наплевав на музейные веревки, я устроилась на широкой голландской кровати с резными спинками (ручная работа, не иначе) и принялась размышлять о Херри-бое и обо всем том, что происходит на острове.
Снимки. Я сама видела фотографии. Вряд ли это монтаж, так сымитировать стиль художника невозможно Конечно, существуют компьютерные программы, с их помощью легко подкорректировать даже титанов Возрождения… Но тогда возникает законный вопрос: зачем это нужно? Ведь снимки ни на один день не покидали острова, сам Херри признался мне, что никому их не показывал, боясь прослыть шарлатаном Сумасшедший, который боится прослыть шарлатаном, это что-то свеженькое в психиатрии… Вряд ли он стал бы заниматься монтажом и проделывать такой титанический труд только затем, чтобы заинтриговать меня и перетащить на свою сторону.
Отсюда вывод: снимки подлинные. А это значит… Нет, Катерина Мстиславовна, ты сама запретила себе ходить в эту сторону. Оставайся там, где стоишь. Вернее, лежишь.
Теперь Херри-бой. Этот, во всяком случае, понятен., Из одержимого навязчивой идеей ученого он переквалифицировался в жреца Зла, он одержим своей миссией. Он настойчиво ищет ключ от двери, за которой сидит Зверь, если верить его же аналогиям. Он слышит голоса, что тоже говорит не в пользу его рассудка. И при этом ему удается создавать видимость абсолютно нормального человека…
Я подоткнула музейную подушку и уперлась “катерпиллерами” в спинку музейной кровати.
А почему, собственно, он должен быть ненормальным? Ненормальна причина, по которой он пустился во все тяжкие, ища недостающие части картины Страшного суда. Но действия его абсолютно логичны. Каким-то образом еще в феврале он узнает о существовании левой створки триптиха. Отправляется в Россию, знакомится с Гольтманом, возможно, даже просит того уступить доску. Старик не соглашается. Он трясется над “Рыжей в мантии”…
Нет.
Я даже села в кровати.
Нет, в феврале Херри-бой не мог знать о “Всадниках”, потому что никакой левой створки еще не было. Мы сами вскрыли ее много позже, уже летом. Тогда что привлекло Херри-боя к тогда еще абсолютно автономной Деве Марии? Он редко выбирается с острова, и, если бы это не касалось Лукаса ван Остреа, он бы не приехал даже в кабачок “Приют девственниц”. Не говоря уже о лапотной России.
Вопрос остался без ответа — на этот раз потому, что у меня не было достаточной информации. Конечно, ее можно получить от самого Херри — или попытаться получить. Но особого желания разговаривать с ним на эти темы я не ощущала. И потому перебралась к более близким по времени событиям этого лета. Херри удалось поучаствовать в них на полную катушку. Он был везде, где всплывала картина, он эскортировал ее от начала до конца. Он тихонько стоял у нас за спиной. Он даже умудрился подружиться с бесхитростным Лавру-хой и на его плечах въехать на дачу к Титову. Он был в кабинете незадолго до того, как туда вошел Титов, чтобы больше не выйти живым. И бедный Пупик, который оказался случайным свидетелем…
Я вздохнула.
В любом случае это ничего не доказывает. Херри-бой знал о сверхъестественных возможностях картины, он просто направлял их в нужное русло. Тогда… Тогда он вполне мог закрыть меня — только для того, чтобы картина не повредила мне: с самого начала вечеринки мы с Титовым не отходили друг от друга. А я была нужна Херри-бою именно здесь, целой и невредимой…
Черт, черт, черт!
Куда бы я ни пошла, с какого бы конца я ни начинала — я все равно упиралась в мистику, в существование Вечного Зла и приход Антихриста. И где — в благополучной Европе, в упакованной по самую макушку Голландии.
Чтобы хоть как-то укрепить заметно пошатнувшиеся мозги, я сказала себе: реально только то, что связано с картиной. Лукас Устрица был великим художником, и его картины производят сильное впечатление. Возможно, даже очень сильное. Нестойкие эстетические натуры падают замертво. Все остальное кто-то использует в своих целях. Херри-бой, например.
На этом и остановимся.
Интересно, что значит зашифрованное в картине слово “Возьми!”? Херри прав — для того чтобы взять, необходимо знать, что именно и где именно. А что, если это касается ценностей? Пятнадцатый век, купцы из Брюгге, Роттердама и Антверпена — и Лукас Устрица, который выполнял заказы… Возможно, он был состоятельным человеком, даже скорее всего так и было. Он не ушел из города, хотя обычно предчувствовал наводнения. Он решил остаться, а перед этим спрятал что-то такое… Если бы не присутствие Херри, я бы поучаствовала в этой гонке за сокровищами. Тем более что я стою у истоков разгадки, и пальму первенства у меня не вырвет никто, даже Херри-бой. А может, он только корчит из себя жреца, а на самом деле озабочен банальными поисками ценностей? Тогда все становится на свои места, и я плавно переношусь из мистического триллера в авантюрный роман.
Но не успела я обрадоваться своим, таким приземленным и корыстным мыслям, как снова услышала вздох в глубине острова. Он был умоляющ и едва уловим, но сразу же разрушил все мои построения. Нужно выбираться отсюда, и как можно скорее. Выждать, пока Херри отправится на черную мессу к картине, и попытаться разобраться в моторе. Почему я не сделала этого раньше, ведь у меня было добрых пятнадцать минут на причале? Нет, зачем-то понадобилось изучать паспорт Херри-боя и наживать себе лишние неприятности…
С тобой ничего не случится, Катька, ты все равно выберешься отсюда, рано или поздно… Рано или поздно. И еще будешь вспоминать эту поездку как самое романтическое приключение в своей жизни. И над твоими похождениями Жека с Лаврухой просто надорвут животы… Жека и Лавруха, как это далеко… Как далеко…
…Если я и задремала, то сразу же проснулась от тонкого поскрипывания половиц. Кто-то поднимался по лестнице. Кой черт кто-то, Херри-бой — больше некому. Я поняла это через несколько секунд, как только сообразила, где нахожусь. В темном прямоугольнике окна не было видно ни зги. Значит, уже вечер и я пробыла в этом этнографическом склепе несколько часов. С наступлением сумерек все мои страхи вернулись, и Херри-бой вовсе не выглядел безобидным сумасшедшим. Шаги становились все ближе, и это подтолкнуло меня к совершенно необъяснимым с точки зрения здравого смысла действиям. Я тихонько сползла с девственных кружевных простыней и забралась под кровать.
Глупее не придумаешь, но встречаться с Херри-боем под покровом ночи вовсе не хотелось.
Он не заставил себя ждать. Сквозь не достающее до пола покрывало я увидела круг света от фонарика, низкие ботинки и красные носки. Эти проклятые носки лезли мне в глаза.
— Катрин! — ласковым шепотом произнес Херри-бой. — Где вы, Катрин?
Я затаила дыхание. И тотчас же подумала о смятых простынях. Перебираясь под кровать, я даже не удосужилась их поправить.
