Третье откровение - Макинерни Ральф
Паломников, которые начали собираться на огромной площади за несколько часов до полуденного обращения понтифика, смело цунами новоприбывших. Плакаты «Да здравствует Папа!» исчезли, вырванные из рук и растоптанные на булыжной мостовой. Их сменили другие транспаранты, на арабском. Христиане рассеялись, спеша укрыться, оставив площадь завывающей толпе.
Огромные колокола собора завели перезвон — пробило двенадцать. С каждым ударом шум затихал, и наконец наступила полная тишина. Затем, в едином шелестящем порыве, почти все, кто находился на площади, повернулись лицом к востоку, опустились на колени и приложили лоб к брусчатке.
Террористка безуспешно пыталась проникнуть в собор. Когда металлоискатель поднял тревогу, обнаружив пояс со взрывчаткой, она его взорвала. Погибли четырнадцать человек, включая смертницу.
На чрезвычайной сессии Европейского союза от Ватикана потребовали опровержения пророчества, якобы ниспосланного свыше, и извиниться перед мусульманским миром за все нынешние и прошлые нападки на ислам, эту самую миролюбивую религию.
Совет Безопасности ООН единодушно присоединился к протестам стран, оскорбленных так называемой третьей тайной Фатимы. Эпоха религиозных войн прошла. Эпоха национальных государств близилась к концу. Новый мир будет единым, в нем не останется места для любых проявлений нетерпимости.
В Багдаде двадцать четыре христианина были до смерти забиты камнями по пути с богослужения.
Всемирный совет церквей умолял своих мусульманских братьев не путать римское идолопоклонство с христианством. Разве ислам и христианство — не ветви древних авраамических религий? [100]
Архиепископ англиканской церкви из Джаспера, штат Вайоминг, громко стучала посохом в святилище, сокрушаясь об оскорблении, нанесенном нашим мусульманским братьям и сестрам. Брат-епископ из Новой Англии публично ее поддержал.
Комитет Американского католического богословского общества предложил в качестве темы нового общенационального собрания «Деву Марию в исламе».
Расписание национальной бейсбольной лиги нарушилось, когда игроки-мусульмане отказались выходить на поле. Мусульмане — члены Конгресса Соединенных Штатов призывали к санкциям в отношении Ватикана.
А в сам Ватикан через все ворота потекли непрерывным потоком длинные черные лимузины с тонированными стеклами, доставлявшие своих пассажиров к исполняющему обязанности государственного секретаря, чтобы выразить протест от лица своих правительств.
Кардинал Пьячере встречал посланников со свойственной ему любезностью, слушал, склонив голову, ноты протеста, принимал документы, предлагал напитки, ничем не показывая, что все это продолжалось уже несколько часов, и конца видно не было. Перед этим мучительным испытанием кардинал встретился с его святейшеством.
— Пьячере, это же все чушь! — Бенедикт тряхнул статьей Трепанье, вызвавшей эффект разорвавшейся бомбы. — В письме ничего этого нет.
— Вы имеете в виду письмо сестры Лусии, ваше святейшество?
— Естественно.
— Сам я его никогда не читал, ваше святейшество.
В глазах Папы сверкнула хитрая искорка.
— Вы не читаете важные документы, составленные Конгрегацией вероучения?
Он имел в виду публикацию 2000 года. Пьячере кивнул, разводя руками. В самую точку.
— Достаточно просто положить рядом письмо сестры Лусии и это…
Бенедикт умолк, не столько подбирая подходящее слово, сколько отбрасывая неподобающие выражения. В конце концов он решил ограничиться неопределенным «это».
— И чем раньше, тем лучше.
— Тут есть одна проблема, ваше святейшество, — сказал Пьячере.
Белоснежные брови подпрыгнули, глаза широко раскрылись.
— Проблема?
— Письмо сестры Лусии пропало из архива.
— Пропало?
— Его похитили.
Широкие баварские плечи поникли под белой мантией. Осознав, что дать простой убедительный ответ на инсинуации относительно якобы сокрытых частей третьей тайны не получится, Папа стиснул на груди крест.
— Да поможет нам Бог.
— Бог и Его Святая Матерь.
— Аминь.
Это было в духе понтифика: считать, что человеческие существа, рационально мыслящие животные, столкнувшись с одними и теми же исходными данными, придут к одинаковым заключениям. Временами Пьячере казалось, что Папа, готовя обращение, мысленно представлял выступление в аудитории университета, где перед ним сидят студенты, а сам он профессор.
Речь в Регенсбургском университете как лекция была превосходна. И реакция на нее в мусульманском мире удивила его святейшество так, как если бы в старые времена один из студентов вдруг встал бы и начал кричать.
И хотя в данной ситуации отклики не поддавались рациональному объяснению, Пьячере знал, что можно было подготовить спокойное, рассудительное, подтвержденное документально заявление, однозначно свидетельствующее о том, что Бенедикт разделяет многие положения из так называемых новых слов Девы Марии.
Разве его святейшество не встречался с Орианой Фаллачи незадолго до ее смерти?
Разве он не предупреждал Европейский союз, что Европа не должна терять христианские корни? Хилери Беллок как-то сказал, что Европа — это вера, а вера — это Европа. В историческом плане, а Беллок был историк, утверждение имело смысл. Определенно, некая его разновидность имела смысл и для Бенедикта.
Разве это не нетерпимость и фанатизм — указывать на то, что эмиграция арабов в сочетании с падением рождаемости среди коренных жителей, которая вот уже на протяжении полувека держится гораздо ниже уровня воспроизводства, приведет к тому, что Европа станет мусульманской, и в обозримом будущем? Точки напряжения стали привычными.
Требовали свободы от таких тенденциозных ограничений как моногамия.
Требовали запретов на женское обрезание.
К этим воззваниям уже прислушивались, хотя и украдкой.
На берегу Тибра напротив Ватикана возвышался огромный купол самой большой мечети в Риме, во всей Европе. Римские имамы неоднократно предрекали, что настанет время и собор Святого Петра, как и много веков назад собор Святой Софии в Стамбуле, обратится в истинную веру.
Назревал глобальный кризис.
II
«В чем дело?»
Карлос предложил тот же ресторан в Трастевере.
— Возможно, там безопаснее, чем в Ватикане, — совершенно серьезно добавил он.
Трэгер ждал Карлоса у входа в обитель, когда подъехал Карлос. Действительно ли изменилась сама атмосфера Рима, или так только казалось? Со стороны пьяцца Навона, расположенной всего в нескольких кварталах, доносился гневный рев, ритмично пульсирующий в узких улочках. Со своего места Трэгер видел здание центрального управления муниципальной полиции. Теперь рядом появились бронеавтомобили, которых он раньше никогда не замечал, а пешеходов заставляли переходить на противоположную сторону улицы. Машину с ватиканскими номерами, попытавшуюся проехать мимо, остановил часовой. Небольшая задержка, и ее пропустили. Карлос выскочил из автомобиля и поспешил к Трэгеру.
— Винсент, пешком мы дойдем быстрее.
Продвигаться таким способом оказалось непросто. Чтобы пересечь площадь Витторио-Эмануэле, Трэгеру пришлось вспомнить полузабытые навыки футбольного нападающего таранного типа. Двигаясь первым, он расчищал дорогу Карлосу. Они передумали и свернули в китайский ресторан у Торре Арджентина. Столики, застеленные льняными скатертями, вазы с цветами, преувеличенная любезность, с какой встречали посетителей, явились благожелательным контрастом враждебности улиц. Едва присев, Карлос попросил горячий чай, заказ будет позже.
— Помнишь, ты предлагал обмен? — заговорил он. — Нужно его осуществить.
— Ты установил контакт с Анатолием?
Карлос замялся.
— В чем дело?
— А ты сам подумай. Рим, Европа, весь мир, черт побери, взорвался из-за публикации этого нового отрывка из третьего письма Фатимы. Письмо у Анатолия. И вот он теперь гадает, остался ли у него товар.
