Инна Тронина - Миллениум
— Дарья Борисовна, а вы знаете кличку своего брата?
— Знаю. — Дмитриева опустила глаза, и пальцы её впились в рукава свитера, будто их свела сильная судорога. — Его зовут Косарём.
А почему именно так, вы в курсе? — глухо спросил Артур.
— Да. Он по пьянке похвастался, что незаконченное медицинское образование позволяет ему точно попадать косой между шейных позвонков жертвы, но не даёт права принимать роды. Для этого у них свой врач есть — Эдик Какван. Ещё Алеся на них работает — фамилию не знаю. Эдик — оперирующий хирург, но в родовспоможении смыслит не то чтобы очень. Возит с собой акушерку Сонечку…
— Они и принимали роды у Ани Тереховой? — перебил Тураев.
— Да, но она сама виновата — нечего было разгуливать по квартире, когда анестезия ещё не отошла. Я привезла их на квартиру, на Смольную, позавчера вечером. Иннокентий очень боялся, что Мейнеке не получат вовремя ребёнка. После того, что произошло с мистером Сэмом Ниаканом, Кеша стал совсем дурной. Еле удалось выпутаться, потому что родила ещё одна наша девочка…
— Таня Журавлёва? — спросил Артур и увидел, как Дарья дёрнулась.
— Да, спасительница наша! Сэм очень доволен мальчиком…
— А сначала ему предназначался ребёнок Любови Горюновой, так ведь?
Артур не щадил сестру Мерейно, и Дарья понимала, почему так грубо говорит с ней майор из угрозыска. Но он же сегодняшней ночью успокаивал в Никулино Настю, вызывал из Питера Дарьину мать. И потому она считала его скорее союзником, чем врагом.
— Да, и Сэмюэл, очень состоятельный человек, примерный христианин, сделал очень много для этой сучки.
Дарья в выражениях не стеснялась, и Артура это обстоятельство покоробило. Неужели мало, что за свой дурацкий, дважды нелепый поступок Любовь Горюнова заплатила ужасную цену, и непоправимо пострадала её семья? При пожаре в псковской деревне погибли родители, остался инвалидом муж, получила нервное потрясение дочь, а сын остался с навеки обезображенным лицом и сильно упавшим зрением. Бесследно исчезли Людмила и Сергей, а с ними — грудной ребёнок. Нет больше дачи под Петербургом. Остались лишь квартиры, которое стоят пустые…
— Вы одобряете эту чудовищную расправу?
Артур прищурил моментально потемневшие глаза, и права щека его сморщилась, как от зубной боли.
— Её предупреждали, — ровным голосом отозвалась Дарья. — Она была согласна на всё, когда умоляла Иннокентия заключить с ней сделку. Мол, двое детей, беременна третьим, хочет для него лучшей доли, а для старшеньких — средств к существованию. Жену своего деверя притащила к Розалии, все вместе Лукина упрашивали. Кеша не очень-то связывается с жёнами деревенских пьянчуг, потому что потомство может получиться некачественное. Но всё же взял на свой страх и риск, пожалел…
Дарья прижала ладонь ко лбу, опустила голову, навалившись на стол. Видимо, сил уже не осталось, потому что всю ночь она не спала и плакала.
— Кормил, поил, показывал лучшим врачам, возил в дом отдыха, в Калининградскую область. Лично я сопровождала эту Горюнову, на каждый её чих неслась, как угорелая. Лёвка говорил, что Ниакан — очень выгодный клиент, щедро платит. В собственных действиях я ничего криминального не нахожу. Не воровала, не убивала, и бабы шли со мной добровольно, с песнями. Ни они сами, ни их занюханные мужья никогда не принесли бы в дом столько баксов. За всю жизнь не заработать, а здесь — даром…
— Что именно сделала Люба? — мягче спросил майор.
Ему стало жарко, и он снял пиджак, оставшись в голубой, очень модной нынче рубашке с серебристым галстуком. Сзади, на стене, висел календарь с изображением громадного чешуйчатого Дракона, и при взгляде на него Тураев вспомнил о Насте Дмитриевой. Надо всё-таки с её матерью договориться, потому что она — не только член банды, но и родственница Льва Мерейно. Без Дарьиной помощи повадок главарей не узнать и в сердце группировки не проникнуть. А план Тураева был выстроен именно на знании всех тонкостей, на осведомлённости обо всех подчинённых Лукина и лично о нём самом.
— Как я понял, она сбежала с ребёнком?
— Да, так и было. Положили в один из лучших роддомов, в отдельную палату. За день до Нового года она без проблем, буквально в пять минут родила роскошного карапуза. В своей дурацкой деревне Горюнова никогда не нагуляла бы такой плод — три восемьсот, и пятьдесят четыре сантиметра ростом. Договорились, что до Сочельника они побудут в комфортных условиях, а тем временем миссис Линда Ниакан прибудет из Лос-Анджелеса, и ребёнка ей передадут. Горюнова слёзно просила деньги ей передать в больнице, да ещё удочку закинула — нельзя ли, пока суд да дело, ей мальчика покормить? И я, дура, позволила. Не будь родной сестрой Лёвки, поплатилась бы вместе с Любашей. Чёрт с тобой, говорю, корми, раз молоко пришло. Мне и в голову не взбрело, что эта кретинка посмеет удрать из больницы вместе с мальчишкой и с деньгами. Она ведь была уже надолго обеспечена, и лучшей доли желать не могла.
— Но ведь Горюнова вроде бы вручила американцам другого ребёнка? — вспомнил Артур, доставая из ящика стола банку кофе. — Будете?
— Не откажусь, — облегчённо вздохнула Дарья, и глаза её заблестели. — Да, действительно, я совсем закрутилась с Настиными каникулами, и два дня не была в клинике. Эта мразь передала деньги кому-то из своих родственников — там ведь довольно свободный режим. Родственник этот, или муж, фиг его знает, купил у Трёх вокзалов примерно такого же возраста чадо у бомжихи, в спортивной сумке принёс его в палату. Поскольку за Горюновой никто в тот момент не наблюдал, она подменила детей. Своего запихала в сумку, а бомжонка положила в кроватку. Вечером Иннокентий послал меня за товаром, то есть за парнем. Я, запыхавшаяся дура, схватила свёрток и рванула на Ленинский, где остановились Ниаканы…
Дарья наблюдала за тем, как Артур кипятит воду, расставляет чашки, сахарницу, звенит мельхиоровыми ложечками. И, не прерываясь, давала подробные показания.
— А Горюнова, наивно глядя мне в глаза, попрощалась и удалилась с деньгами. Хоть бы баксы оставила где-нибудь в тумбочке, если не смогла совладать с инстинктом самки! Сблевать обратно всё, что сожрала за счёт американцев, было уже невозможно, но деньги! На что она надеялась? Что Иннокентий шутит? Что не вычислит её, не спросит, как полагается? Да я сама, своими бы руками, эту Любовь… Доверяла ей, лярве, на уступки шла, жалела ей. Сидит такая несчастная — коса через плечо, глаза в пол-лица, младенец у груди — прямо мадонна! Вот, думаю, на какую жертву идёт мать ради старших детей! А оказалась она обыкновенной крысятницей. Я просила Лёвку дать мне с ней поговорить на прощание. Не разрешил…
Дарья благодарно кивнула и взяла в руки горячую чашку. Зачерпнула ложечкой кофе, подула на него, вытянув пухлые губы.
— На мне крови нет, но Горюнову и я не пощадила бы. Принесла американцам сифилитичного выродка и осрамилась навеки. Миссис Линда чуть не упала в обморок, когда развернула это шелудивое чудовище. А она детские вещички везла из Штатов — в кружавчиках, в рюшечках… Приготовили, сказала, для сына комнату в особняке. Пони купить собирались… Кошмар какой-то! Я была близка к суициду после всего этого, и не могла успокоиться до тех пор, пока Горюнову не отыскали в Марьино. И не разделались с ней… Лишила своего сына счастливейшего шанса. Теперь его прячут по деревням, по берлогам каким-то. Кажется, в Сибирь увезли. Да он сам, когда вырастет, тысячу раз проклянёт любящих родных. А ведь может случиться так, что мальчик узнает о подвигах своей мамаши. Кровиночка могла бы в роскоши сейчас купаться, а эта святоша сгубила всех своих на корню…
— А того мальчика, с Комсомольской, куда дели? — перебил Тураев.
— Лёвка его выбросил где-то на Шаболовке. Под лестницей оставил. Но не убивал, ни в коем случае. Ребёнок сам умер. Он появился на свет с пышним букетом всевозможных болезней, и потому спасти его не смогли. Они с Лобысевичем на «бумере» ездили в центр Москвы, а я тем временем, как сумасшедшая, обзванивала наших «кошёлок», с которыми имела дело раньше. И, на моё счастье, выяснилось, что Татке Журавлёвой в середине февраля рожать. Она сперва хотела аборт сделать, потом передумала, потому что бой-френд вроде бы пообещал жениться. Дальше дела у них расстроились, и я нашлась как раз вовремя. Пришлось платить Ниакану неустойку, чтобы он согласился лишний месяц в Москве проторчать. Но в результате распашонки всё же обрели хозяина. И Таткин сынок, получив имя Джеффри, улетел за океан. Будем надеяться на удачу. — Дарья допила кофе и отставила чашку. — Татка — умница, с ней никогда никаких проблем. Но из-за Горюновой «кошёлки» теперь рожают вот так, на частных квартирах, и находятся под постоянным наблюдением. Ладно, что она все деньги растратить не успела. Три с половиной тысячи баксов Иннокентий на съёмной хате изъял Ими в числе прочего и рассчитался с Журавлёвой…
