Николай Свечин - Касьянов год
Сипягин смог принять их только поздно вечером. Так же мрачно он выслушал доклад и задал тот же вопрос. Лыков ответил чуть более обстоятельно:
— Снять околоточного надзирателя вполне во власти вашего высокопревосходительства. И, сказать по правде, такому негодяю, как Асланов, не место в полиции.
— А если вы ошибаетесь на его счет? Мы уволим тогда честного и полезного человека.
— Я не ошибаюсь. У меня просто нет доказательств.
Тут встрял Зволянский:
— Дмитрий Сергеевич, я знаю Лыкова много лет. Он все свои дознания доводил до суда. Это первая осечка. Да и осечка ли? Я ему верю. Если Алексей Николаевич говорит, что надзиратель Асланов связан с преступниками, значит, так и есть.
Сипягин подумал-подумал и сказал:
— Поехали к Витте. Это ведь он кашу заварил. Пусть теперь хлебает ее с нами вместе.
Министр финансов принял полицейских у себя в гостиной. В комнатах мелькнула жена Витте Матильда и сразу исчезла… Лыков в третий раз за день изложил произошедшие в Киеве события.
Витте внимательно изучил бумаги Прозумента. Потом тоже задал вопрос, но другой:
— Значит, Михаил Меринг отношения к убийству не имеет?
— Не имеет. Он нанял уголовных… образумить Афонасопуло. А те перестарались. Убивать Меринг не хотел.
Сановник покосился на своего приятеля-министра. Сипягин кивнул:
— Разумеется, дальше нас не уйдет.
Витте чуть не плюнул с досады:
— Говорил мне Федор Федорович Меринг, что старший из его сыновей кончит дурно. И оказался прав…
Все молча ждали продолжения.
— Михаил — сильный математик, — опять заговорил после паузы министр финансов. — Из него вышел бы хороший ученый. Но, как сказал мне однажды старый доктор, у него характер игрока. Плохо, очень плохо.
— Что плохо? — спросил Сипягин. — Дела против него мы открывать не станем.
— Отвратительно!
— Но почему?
— Потому, — объяснил один министр другому, — что Меринг пятнает мое имя.
— Разорится и перестанет.
На этих словах Витте встал и протянул Лыкову руку:
— Алексей Николаевич, я весьма признателен вам за ваш рассказ. И за проделанную в Киеве работу.
Тут же обернулся к Сипягину:
— Поужинаешь с нами?
Зволянский с Лыковым тихо удалились. Сановники не обратили на их уход никакого внимания.
Утром следующего дня Лыков отправился на почту. Вложил в ценный пакет золотой крест и короткую записку, в которой сообщал в Харьков сестре Володимерова о смерти брата. И о том, что тот в последние свои минуты вспоминал о ней. Еще указал, что Володимеров умер в Киевской тюрьме, находясь под следствием, и обвинялся в грабежах с убийствами.
Сыщику было не по себе. Он провалил дело, не смог довести его до суда. Это произошло бы рано или поздно, у всех случаются неудачи. Даже Благово однажды оказался бессилен, и убийца избежал каторги. Но тут злодей жив-здоров и при должности. Сколько еще горя он принесет людям? Используя свою власть, Зволянский предложил Асланову добровольно подать в отставку, но киевский губернатор воспротивился. Сипягин отстранился от дела и отказался послать в столицу Юго-Западного края ревизию. Лыкову объяснили, что в город ожидается приезд государя. И Трепов заявил министру, что не может менять ключевые фигуры в полиции накануне августейшего визита из соображений безопасности. Сыщик понял, что это отговорка, которая всех устраивала. На самом деле, конечно, Сипягин пошел на поводу у Витте. А тот был против ревизии из шкурных соображений: мало ли что всплывет про его зятя? В результате Асланов остался безнаказанным.
Наказать, и то с большим запозданием, удалось лишь Цихоцкого. Проступки по службе не прошли ему даром. Итоги ревизии киевской полиции могли бы затеряться в недрах Департамента, но благодаря Зволянскому всплыли-таки наружу. Цихоцкий был отправлен в отставку два года спустя. Правда, при этом его произвели в генерал-майоры. И поехал его превосходительство управлять купленным на взятки имением…
Через месяц после возвращения из Киева Высочайшим указом по гражданскому ведомству Алексей Николаевич Лыков получил чин коллежского советника. Причем со старшинством с 1 января 1899 года. Видимо, это было своеобразное извинение Сипягина перед ним — за то, что втянул в неприятную историю…
Эпилог
С. Ю. Витте разорвал отношения с падчерицей и зятем. Те вскоре разошлись, и Михаил Меринг уехал во Францию. Там, по слухам, он вращался в социальных низах и занимался биржевыми спекуляциями. Следы его теряются в безвестности.
До того как покинуть страну, несостоявшийся астроном лишился всего. По иску Льва Бродского Киевское акционерное домостроительное общество было ликвидировано, а его имущество продано с молотка. Рискованные авантюры председателя правления привели КАДО к банкротству. Бродский получил лучшие куски: гостиницу «Континенталь» и театр Соловцова. Гостиницу сахарозаводчик потом продал, а здание театра оставил себе и регулярно получал за него высокую арендную плату. Земля, на которой стояла бывшая усадьба Меринга, перешла к городу в 1902 году.
Крах КАДО создал большие проблемы его главному инвестору — Киевскому частному коммерческому банку. Он остался без денег, с большим количеством начатых Мерингом и незаконченных строек. Объекты числились в залоге и были проданы в условиях кризиса со значительными потерями. Витте в своих воспоминаниях сообщает, что попавший в беду банк спасли частные инвесторы. Желавшие сделать приятное министру финансов.
Домовладельческий кризис конца XIX — начала XX века в Киеве принес много неприятностей строительным магнатам. Даже знаменитый Лев Гинсбург оказался неплатежеспособен, и над его делами была назначена временная администрация. Возглавил ее, кстати, все тот же Д. С. Марголин. Но в конце концов подрядчики и инвесторы выкарабкались. Они получили назад вместо своих денег дома (через систему залога). И даже остались в некоторой выгоде, потому что цена залога всегда ниже его реальной стоимости. В итоге Гинсбург достроил знаменитый шестиэтажный небоскреб на Николаевской площади. Подрядчики, кирпичники, частные кредиторы — все отыграли свои потери. А Киев получил новые здания, которые очень оживили и без того прекрасный город. В конечном счете надо сказать спасибо М. Мерингу и Г. Шлейферу за их труды.
Хуже было с криминальной обстановкой. Желязовский вскоре вышел в отставку. В 1901 году начальником сыскного отделения стал талантливый сыщик Г. М. Рудой. Он добился того, что в штате отделения наконец-то появились четыре чиновника. Увеличилось и финансирование, позволившее нанять в помощь городовым сыскных агентов. Под руководством Рудого его подчиненные встретили самое трудное испытание — «генеральную репетицию». За два года количество убийств в Киеве выросло в пять раз! Среди сыщиков были погибшие и раненые, были и малодушные дезертиры. Так, осенью 1905 года четыре агента попытались арестовать опасного преступника. На шум явилась банда погромщиков, вооруженная ножами и дубинами. Двух сыщиков убили на месте, третьего покалечили. Последний сумел смешаться с толпой и лишь поэтому спасся. Когда он потом в суде указал на виновных, те нашли лжесвидетелей, обеспечивших убийцам алиби. Преступники остались на свободе. Легко представить, как это деморализовало сыщиков…
Еще хуже обстояли дела с внутренними болезнями сыскной полиции. Рудой не справился с развращенными уже подчиненными и вынужден был уйти. В 1909 году разразился громкий скандал. К тому времени помощником пристава Бульварного участка и заведующим сыскным отделением был С. Ф. Асланов. Он и развернулся во всю мощь своего черного таланта. Спиридон Федорович напрямую руководил бандой грабителей. А еще покрывал воров, уничтожал их учетные карточки в архиве отделения, присваивал себе вещдоки. В прессе скандал так и назвали — асланиада. Состоялся суд над «демоном зла» и его правой рукой агентом Зелло. За преступления по должности Асланов был приговорен к трем годам и трем месяцам исправительных арестантских отделений. Но затем тихо амнистирован и уехал в Баку. В Киевской сыскной полиции пришлось провести чистку личного состава и почти полностью обновить ее штаты.
Н. А. Красовский сменил С. Ф. Асланова и с 1909-го по 1911 год исполнял обязанности главного киевского сыщика. Но не ужился с начальством и продолжил службу в должности пристава 3-го стана Сквирского уезда. Николай Александрович вел дело Бейлиса, не поддержал версию ритуального убийства и был за это уволен из полиции. Организовал потом частное расследование преступления и оказался в числе тех, кто не позволил осудить невиновного. Следы Красовского теряются во Франции, куда он эмигрировал после революции.
Через месяц после того, как Лыков едва унес ноги из Киева, там случилось очередное преступление. Воры залезли в марголинскую дачу — и налетели там на Савелия Драпогузова. Тот в одиночку схватил двоих и доставил в полицию. И вдруг, уже на пороге участка, получил от одного из них удар ножом… Камердинер выкарабкался с того света и продолжил служить у магната.
