Вячеслав Жуков - Кукушка
– Значит, ты заглянул в мою сумку? – сказала она понуро.
– Извини. Я понимаю, конечно, что это нехорошо с моей стороны. Но и ты пойми меня. Мы не виделись уже пару лет…
– Разве? – удивленно вскинула глаза Лилия Станиславовна.
– Да, да, моя дорогая. Именно так. И вдруг ты заявляешься и просишь изменить тебе лицо. Зачем, для чего? А дальше больше. Я узнаю, что ты в розыске. Почему ты мне об этом не сказала сразу. Ты ведь как врач прекрасно знаешь, что если тебя поймают, у меня будут крупные неприятности. А это твоя нелепица про Юльку, будто ты ее отправила к родственникам и вовсе настораживает. Ты же из детдома и родных у тебя нет. Я это хорошо помню. Если ты забыла…
– Не надо напоминать о моем прошлом, – со злой ухмылкой посоветовала Лилия Станиславовна Арону. – Из своей жизни я помню все до мельчайших эпизодов. Даже то, как ты бросил меня с грудным ребенком на руках и мне не на что было купить даже хлеба. И ты не вправе осуждать меня теперь.
– Ты меня не так поняла. Я и не пытаюсь тебя осуждать. Я лишь говорю, что у меня могут… – начал Арон, но Лилия Станиславовна оборвала его.
– У тебя уже ничего не может быть, – сказала она и поставила на стол пузырек, в котором на дне оставалось несколько таблеток бледно-розового цвета: – Можешь не сомневаться, в лекарствах я разбираюсь, и знаю, что это такое.
Арон побледнел, схватил пузырек.
– Ты залезла в мой стол? То-то я чувствую, что мне стало нехорошо от бокала вина.
Лилия Станиславовна цокнула языком, изобразив на лице нечто похожее на сожаление. Но в том, что сделала, не раскаивалась. Во-первых, это было ее местью Арону за прошлое. Никто не смеет поступать так с ней, как поступил когда-то Арон. А во-вторых, с его уходом из жизни ей уже не нужно бояться разоблачения. Никто не узнает о ее преображение лица.
– Поверь, мне очень жаль. Но я была вынуждена сделать это, чтобы ты никому и ничего не рассказал, – сказала она вставая из-за стола.
Арон схватил трубку сотового телефона и заметил на лице Квинт злую усмешку.
– Арон, ты же знаешь, что теперь тебе никто не поможет, – сказала она тихим голосом, видя, как меняется лицо Арона. Оно еще оставалось бледным, но шея вдруг сделалась красной, и эта краснота стала подниматься, сначала к подбородку, потом волной вверх. Щеки снизу стали наливаться краснотой, затем нос и наконец лоб и уши.
Лилия Станиславовна встала из-за стола. Невыносимо было ощущать на себе взгляд умирающего человека, которого она отправила на тот свет.
– Будь ты проклята, – проговорил Арон, прежде чем уронить голову на стол и уже больше не поднять ее.
Лилия Станиславовна хмыкнула, ничуть не оскорбившись на сказанное Ароном, простив умирающему его сквернословие. Подойдя к зеркалу, осмотрела свое лицо, находя, что хоть оно и изменилось, но не в худшую сторону.
– А ведь я еще могу нравиться мужчинам, – улыбнулась она. – Но волосы придется перекрасить. – Сначала возникла мысль стать блондинкой, но тут же Лилия Станиславовна пришла к заключению, что на блондинок мужчины слишком уж обращают внимания, а это ни к чему хорошему не приведет. Среди них есть и милиционеры и головорезы Миши Берсенева. Поэтому выделяться из толпы ей не стоит. А значит и окраситься соответственно.
Но для начала она решила прибраться в квартире Арона, чтобы нигде не осталось ее отпечатков пальцев. Хотя она за этим следила с самого начала пребывания здесь, но все-таки решила еще раз тщательно протереть влажной тряпкой краны, ручки дверей и вообще все к чему прикасалась.
На столе оставила всего один лишь бокал, из которого Арон выпил вино. Свой промыла, протерла и убрала в шкафчик. После этого оделась, взяла сумку и вышла, захлопнув дверь.
Прямо от дома Арона Лилия Станиславовна поехала в салон красоты, где перекрасила волосы. Стилист, молодая девушка, пыталась обвинить ее в отсутствии вкуса, не понимая, зачем Лилия Станиславовна хочет придать своей шевелюре побольше седины.
– Седина старит, – заявила она, но отговорить Квинт так и не смогла. После того как с окраской было закончено, клиентка долго и придирчиво рассматривала себя в зеркало. И посмотреть было на что. Ведь теперь выглядела она лет на десять старше.
– Я вас предупреждала, – сказала девушка стилист, посчитав, что клиентка разочарована, но та к ее изумлению, вдруг рассмеялась.
– Все отлично, моя дорогая. – Лилия Станиславовна расплатилась и ушла, оставив стилистку в полном недоумении.
– Ну и вкусы у людей. Дает старуха. Чего ж тут отличного, – проговорила та, не понимая, как такое безобразие может нравиться.
Глава 22
Поначалу Квинт хотела остановиться в гостинице, но потом передумала. Там ведь регистрируют всех постояльцев, занося паспортные данные в журнал. Хотя с пропиской у нее было все нормально. Спасибо Арону. Договорился, чтобы ее прописали в какой-то развалюхе в пригороде Монино. Но все равно, Лилия Станиславовна решила, что не стоит подставлять себя и поехала на Курский вокзал. Раньше, частенько бывая там по делам, видела старичков и старушек с табличками на груди, на которых значилось, что сдаются квартиры и комнаты.
Приглядевшись к одному такому старичку интеллигентного вида с бородкой и в очках, Лилия Станиславовна подошла, выяснить, что он предлагает. Как оказалось, старичок был еще тем дельцом. В наличие у него имелось две однокомнатные квартиры, одна двушка и несколько комнат. И все это недалеко от вокзала.
Лилию Станиславовну заинтересовала двушка. К тому же находилась она совсем рядом от метро на Земляном валу.
– Но двухкомнатная квартира будет стоить дороже, – предупредил старик и получив согласие, повел Квинт к дому, говоря: – Тут всего-то пять минут ходьбы.
Квартира и в самом деле оказалась неплохая. Ее окна выходили не на Садовое кольцо, а в тихий двор, в котором росло много деревьев и было мало людей. Никто из посторонних сюда не заходил, и это не раздражало местных обитателей в том числе и Лилию Станиславовну. И еще в ней был телефон, что тоже оказалось не маловажным.
– Мне она нравится, – сказала Квинт старику и предложила как и было договорено задаток. А когда тот ушел, она заперев за ним дверь, рухнула на диван, и заплакала. Еще недавно у нее было все свое: дом, квартира, был Костик, Таисия и была дочка Юлька. Теперь все это ушло в прошлое. А она стала изгоем и вынуждена скрываться ото всех, пугаться каждого проходившего мимо милиционера. Еще не могла привыкнуть, что у нее теперь несколько другое лицо, отличающееся от тех фотографий, которые она видела на Курском вокзале на стенде – их разыскивает милиция. И как с этим совсем жить, кто бы ей подсказал. С этими мыслями она и заснула.
На другой день проснувшись, она вдруг почувствовала, что ее нестерпимо тянет съездить и посмотреть на пепелище. Не могла объяснить себе, почему это так. Возможно в ней проснулись животные рефлексы. Слышала, например, что кошки привыкают к месту, и потом часто прибегают туда, где жили.
– А что, может и в самом деле, съездить? – сказала она себе, уверенная, что никто из деревенских ее с таким лицом теперь не узнает. Да и когда им узнавать, когда они не просыхают от водки. «Неплохо бы еще и поговорить с кем-нибудь из местных», – подумала она, уже когда сидела в машине такси, увозившей ее из города. И когда въезжали в деревню, почувствовала как взволнованно заколотилось сердце. Едва сдержалась, чтобы не расплакаться, увидев все то, что осталось от некогда ее роскошного дома. Все в округе завидовали, говоря, что ее дом похож на терем. Теперь от этого терема остался только фундамент над которым высоко вверх торчала почерневшая кирпичная труба камина. Сам камин местные уже потихоньку стали разбирать на свои нужды, и Лилия Станиславовна увидела знакомого старика, нагрузившего на санки охапку кирпичей выломанных из камина.
Подошла. Старик явно ее не узнал и потому вел себя естественно как и подобает с незнакомым человеком.
– Чего пропадать добру, – пояснил он по поводу кирпичей. – Все равно растащат не я, так другие. Хозяйки нету. За границу сбежала говорят. Дочку бросила, а сама с хахалем смоталась.
Лилия Станиславовна почувствовала, как ее бросило в пот.
– Подождите, – она отказывалась верить услышанному, – как бросила. Разве дочь ее не погибла в пожаре?
Старик закурил и смачно сплюнув с языка прилипший табак, помотал головой.
– Кто это тебе сказал, что она сгорела? Никто не сгорел. Девушка тут у нее жила, вот она и спасла ее дочь и двоих детишек. А ты, между прочим, кто такая будешь? – поинтересовался он, глянув на Квинт с прищуром.
– Да я журналистка. Вот приехала, написать про пожар, – соврала Лилия Станиславовна и довольно удачно. Подозрительность у старика сразу пропала.
– Вон оно что, – растянуто произнес он, укладывая очередной кирпич себе на санки. – А чего тут писать? Я врать не буду, хозяйку не очень знал. Но говорят, та еще штучка.
