Скотт Смит - Сумка с миллионами
Все они были на удивление любезны, обходительны и вежливы. Они не стучали в дверь или окна, не надоедали соседям. Они просто ждали, когда мы с Сарой сами появимся на крыльце.
Только когда мы выходили из дома по каким-то делам, они подбегали, начинали нас фотографировать и выкрикивать вопросы. Естественно, мы просто проходили мимо, опустив головы.
На следующий день журналистов было уже меньше. Сначала уехало телевидение, а потом и журналисты печатных изданий. В течение следующей недели к нам приезжало еще несколько человек. Они также ждали нас во дворе. Но через неделю, когда мы вышли из дома, мы, наконец, обнаружили, что во дворе никого нет. Об их недавнем присутствии напоминал только истоптанный газон и разбросанный мусор.
Во вторник состоялись похороны Нэнси, в среду — Сонни, в субботу — Луи, в понедельник — Джекоба. Всех похоронили на кладбище храма Святого Иуды. Я присутствовал на всех похоронах.
Газетчики и телерепортеры тоже были на этих траурных церемониях. Меня снова показали по телевизору. Честно говоря, каждый раз, когда я видел себя со стороны, я ужасался, насколько я изменился и как плохо выглядел. Я действительно производил впечатление человека, пережившего сильнейшее потрясение и искренне скорбящего по всем погибшим.
У Джекоба не было костюма, в котором можно было бы его похоронить. Я купил ему костюм. И хотя брат смотрелся в нем как-то неестественно — Джекоб никогда бы не надел при жизни такой костюм, — но я остался доволен.
В костюме Джекоб казался моложе своих лет и даже немного стройнее. Поверх рубашки у него был повязан коричневый галстук, из кармашка пиджака аккуратно торчал сложенный белый платочек. Во время службы и похорон гробы стояли закрытыми, но мне удалось увидеть Джекоба до начала отпевания.
Одежда прикрывала все его ранения, так что незнающий человек ни за что не догадался бы, отчего умер Джекоб. Брат неподвижно лежал в гробу с закрытыми глазами. На нем были очки. Пару секунд я смотрел на него, потом наклонился, поцеловал в лоб и отошел. Молодой гробовщик сразу закрыл крышку гроба и заколотил его.
На отпевание Джекоба Сара взяла с собой Аманду. Малышка плакала всю службу, попытки Сары успокоить дочь были тщетными.
На отпевание собралось довольно много народу, хотя друзей Джекоба среди скорбящих не было. На похороны пришли те, кто просто знал нас или наших родителей. Было несколько человек с моей работы. Но они, скорее всего, пришли просто полюбопытствовать.
Единственным другом Джекоба был Луи. Его уже похоронили, и он ждал Джекоба под землей.
Священник спросил меня, не хочу ли я сказать что-нибудь. Я отказался, сославшись на то, что не подготовился и слишком устал. Он понял и не стал настаивать. Падре сам произнес несколько слов в память Джекоба. Он говорил так, будто очень хорошо знал брата и считал его своим сыном.
После службы в храме процессия отправилась на кладбище, где для Джекоба уже была готова могила.
— Господь дает жизнь, Господь и забирает ее, — сказал падре.
Когда гроб опускали в могилу, пошел снег. Я бросил в могилу кусочек замерзшей земли.
Вечером фотография этого момента появилась в «Блейде» — я стоял над могилой в черном костюме со скорбным выражением лица… в руке у меня был кусочек земли.
После меня к могиле подошла Сара и бросила на гроб одну розу. Аманда плакала на руках матери.
Потом мы медленно пошли с кладбища. Пройдя пару шагов, я в последний раз обернулся и посмотрел на могилу. Пожилой гробовщик уже начал закапывать ее.
Всего в нескольких ярдах от могилы Джекоба какая-то женщина играла с двумя маленькими мальчиками в прятки. Она прятались за памятниками, а ребята искали ее. Малыши кричали и смеялись. Когда мальчишки в очередной раз нашли женщину, она вскочила и хотела было перебежать за другой памятник, но вдруг заметила меня и остановилась.
Я не хотел, чтобы она подумала, что я осуждаю ее за столь вольное поведение на кладбище, поэтому я махнул ей рукой в знак того, что все в порядке, мол, это ее дело. Мальчишки тоже увидели меня и начали махать мне в ответ и что-то выкрикивать. Женщина шепотом сделала им замечание, и они сразу же затихли и успокоились.
Я чувствовал, что Сара стояла у меня за спиной и ждала, когда же мы пойдем. Я слышал, как капризничала Аманда. Но почему-то я не двигался с места.
Именно в этот момент мне было тяжелее всего сдержать слезы. Я не знаю, почему на меня нахлынули эти чувства. Возможно потому, что эти двое ребятишек напомнили мне нас с Джекобом в детстве. У меня все внутри сжалось, глаза защипало, в ушах что-то зазвенело, голова слегка начала кружиться, и я еле сдержался, чтобы не разрыдаться. Нет, я не чувствовал вины, горя или раскаяния, нет. Я скорее чувствовал какое-то замешательство… я не мог поверить в то, что сделал. Более того, в этот момент я забыл, почему я так поступил, ради чего я пошел на все эти преступления. Нет, я не мог этого совершить… это был не я… все эти страшные преступления совершил кто-то другой.
Сара дотронулась до моей спины.
— Хэнк, — тихо позвала она.
Я медленно обернулся и посмотрел на нее.
— Ты в порядке? — спросила Сара.
Я молча смотрел на жену. На ее лице была спокойная улыбка. Сара была одета в длинное черное пальто и зимние сапоги, на руках у нее были перчатки. Шею прикрывал белый шарф. Почему-то в этот момент Сара была очень красивая, и я про себя отметил это.
— Аманда замерзла, — сказала она и взяла меня за руку.
Я кивнул и молча пошел за женой к машине.
Мы сели в машину, и Сара завела двигатель.
В следующие дни весь мир, кажется, обратил на нас внимание. Все пытались как-то выразить свои соболезнования и поддержать нас. Соседи приносили и оставляли у нас на крыльце кастрюльки с запеканками и супами, баночки домашнего варенья, буханки горячего хлеба. Телефон в доме просто разрывался — все звонили, чтобы выразить свои соболезнования. Даже незнакомые люди, которые просто случайно узнали о случившемся, писали мне письма, в которых цитировали псалмы, утешали и давали разные советы. Но все звонки, письма и подарки были от совершенно чужих нам людей. Почему-то именно сейчас мы с Сарой поняли, что у нас нет друзей.
Честно говоря, я даже предположить не мог, как такое могло произойти. У нас были друзья в университете, но после того, как мы переехали в Дельфию, все они куда-то исчезли. А новых друзей мы так и не завели. Я никогда не чувствовал недостатка в общении, я был не одинок, но просто сама мысль о том, что у меня нет друзей — удивила меня и заставила задуматься. Я подумал, что это, должно быть, не очень хорошо, что мы жили такой закрытой жизнью, что ни я, ни Сара даже не испытывали потребности выходить за рамки нашего маленького мирка. Мы были слишком замкнуты для окружающих, наши соседи, наверное, даже не знали, что мы за люди. Я подумал, что если бы нас арестовали, никто бы особо и не удивился, потому что никто не знал, какие мы на самом деле. Я предположил, что обычно убийства совершают одинокие, скрытные люди, избегающие общественности. Эта мысль заставила меня продолжить размышления. Так, может быть, мы вовсе не обычные люди, которые попали в капкан обстоятельств. Может быть, мы все же ответственны за то, что совершили.
Однако, несмотря на эти мысли, я все еще был в некоторой степени уверен в той версии происшедшего, которую мы составили с Сарой. Я мог вспомнить каждое событие с самого начала, я мог проследить последовательность этих событий и закономерность того, что каждое предыдущее событие провоцировало последующее, причем эта цепь никак не совпадала с моими желаниями, с моим первоначальным планом и изначально не зависела от каких-либо моих действий.
Я застрелил Джекоба, потому что он сломался и упал духом из-за того, что я убил Сонни. Сонни мне пришлось убить потому, что надо было замаскировать убийство Нэнси, которое, в свою очередь, я совершил из-за того, что Джекоб застрелил Луи, подумав, что тот собирается убить меня, ведь я заставил его обманным путем признаться в убийстве Дуайта Педерсона; я сделал это потому, что Луи шантажировал меня и хотел получить свою долю денег раньше оговоренного нами времени, а я не намерен был отдавать ему деньги, так как считал, что надо дождаться момента, когда обнаружат самолет…
Мне показалось, что я могу продолжать эту цепочку до бесконечности. Буквально каждое событие, провоцирующее последующее, доказывало то, что я никак не мог контролировать эту цепочку и ее развитие происходило вовсе не по моей вине. Но почему-то чем дольше я думал об этом и чем больше пытался убедить себя в том, что не несу ответственности за случившееся, тем назойливее становилась мысль о том, что я должен пересмотреть свое отношение к делу. Во мне начала рождаться мысль о том, что я все же был в силах остановить эту кровавую цепь событий, но почему-то не сделал этого. Я начал сомневаться в себе, а это было самым худшим… Это начинало меня пугать.
