Виктория Платова - Купель дьявола
— “Я не могу постичь то зло, которое он несет за плечами… Я даже не могу назвать это злом. Скорее это Знание о Зле…”
— Это настолько же туманно, насколько лишено смысла, — сказала я. — У каждого человека существует свое Знание о Зле. Разве я не права, Херри? “Знание о Зле” можно заменить массой других слов. Например, интуиция, чем не синоним?..
Херри вздрогнул и едва не уронил книгу.
— Почему?.. Почему вы произнесли это слово, Катрин?
— Хорошо, если оно вам так активно не нравится, могу подобрать другие: любовь, ненависть, красота, уродство. Смотря что вы вкладываете в понятие “зло”.
— Нет, — заупрямился Херри-бой. — Первой вы все-таки назвали интуицию.
— Ну и что?
— То, что у Лукаса Устрицы была нечеловеческая интуиция… Вы ведь знаете, Катрин, голландцы всегда сражались с морем. Нидерланды и есть “низинные земли”. В тринадцатом, четырнадцатом и последующих веках нашу страну преследовали наводнения. Масса жертв, гигантские усилия, чтобы противостоять им. Последнее, самое крупное, было в 1953 году. Тогда дельта Рейна, Мааса и Шельды оказалась затопленной, погибло больше 1800 человек. И это 1953 год, учтите…
— Но какое отношение имеет к этому Устрица?
— Простите, я отвлекся. Пятнадцатый век, сплошные наводнения, жертвы, разрушенные города. Но Лукас Устрица ни разу не попался. Он уходил из города, а следом за ним устремлялась вода. Так считает Юст Левен, так считали те, кто после смерти Лукаса пытался преследовать его картины.
— А как считаете вы?
— Совсем по-другому, Катрин, совсем по-другому… Лукас Устрица обладал сверхъестественной интуицией — это слово произнесли вы, заметьте. Или Знанием о Зле, так говорит Левен. Существуют животные, которые предчувствуют землетрясения, — кошки, например. Устрица же предчувствовал наводнения.
— Экстрасенс, — хмыкнула я.
— Возможно, он и обладал некоторыми экстрасенсорными способностями. Но он прибыл в Мертвый город и погиб вместе со всеми. Его интуиция не сработала.
— Ну и что?
— Не сработала или не захотела сработать? — Херри поправил очки на переносице. — А что, если он приехал в этот город умереть?
Я нервно засмеялась, и мой смех, отразившись в углах комнаты, зазвенев в фаянсовых тарелках, снова вернулся ко мне.
— Зачем ему нужно было умирать?
— Затем, что должен был родиться кто-то еще. Кто-то, кому Лукас мостил дорогу.
— И кто же этот “кто-то”? — бренди было чересчур крепким, оно ударило мне в голову с такой силой, что силуэт Херри-боя, этой испуганной повивальной бабки Зверя, расползся прямо у меня на глазах.
Повивальная бабка, блестя очками, потрясла перед моим носом фотографиями.
— Это он, Катрин. Вы понимаете, это он!..
В больничку, к психиатрам, сказал бы доблестный Лаврентий Снегирь. Но Снегирь был в далеком и совсем не страшном Питере. Я сидела на проклятом острове, я видела картину, я видела фотографии, я была почти готова поверить в это.
И все же не поверила. Слишком много бренди…
— Это он, это он, ленинградский почтальон, — прогундосила я. — Не валяйте дурака, Херри. Неужели вы думаете, что в конце двадцатого века, после того как космические корабли избороздили Большой театр…
— Я не понял…
— Это русская шутка, Херри, простите… Неужели вы думаете, что осенью 1999 года я поверю в весь этот бред?
— Вот и вы заговорили о числах. Но если отбросить единицу и перевернуть цифры, то получится 666.
— Ценное замечание.
— Прекратите! — мне показалось, что Херри-бой ударит меня. Но он лишь с силой поставил стакан на пол, и бренди расплескалось на фотографии. — Дайте мне досказать до конца.
— Хорошо. Я слушаю.
— 666 — и Зверь поднимается. Вы сами видели это. Вы видели картину. Она вас раздавила…
— Но…
— Она вас потрясла, не спорьте.
— Это очень сильная вещь. Допустим. Что дальше?
— По свидетельству Хендрика Артенсена…
— Вашего неуемного предка…
— Да. По свидетельству Хендрика Артенсена, последнее, что писал Лукас ван Остреа, был алтарь для церкви Святой Агаты. Страшный суд. Наводнение произошло в ночь перед тем, как триптих должен был занять свое место в церкви.
— Dreadful unlucky chance, — медленно произнесла я.
Ужасный несчастный случай, именно так отозвался о смерти Лехи Титова Херри-бой. Я запомнила это выражение.
— Следуя своей интуиции, Лукас должен был уйти из города. Но он не ушел. Он остался. Остался, чтобы выпустить Зверя. Вы понимаете?
Бог ты мой!.. Только теперь я начинала смутно понимать, в какое дерьмо вляпалась. Мертвый катер на причале Мертвого города, Северное море, отделяющее меня от побережья, странная картина прямо в сердце острова…
И сумасшедший.
Как же раньше я этого не увидела?
Ламберт-Херри Якобе, кроткий Херри-бой, просто свихнулся на почве исследований творчества одного, не слишком широко известного художника… Ему очень долго удавалось прикидываться относительно нормальным, даже я попалась. Но как я могла попасться? Вот уже полдня я задавала себе этот вопрос и так и не могла ответить на него…
— Катрин… Я прошу вас, Катрин… Не думайте обо мне того, что вы подумали… — просительно сказал Херри-бой, как и все сумасшедшие, он был чересчур мнительным.
— Ну что вы, — засюсюкала я. — Ничего такого я не думала… Наоборот, я внимательно слушаю вас. Честное слово.
— Я же вижу… Я же вижу, что вы не верите мне. Но вы поверите… Поверите, когда все сойдется в одной точке. Все и так сошлось в одной точке.
И эта точка находится как раз на моей переносице. Сейчас этот парень вытащит ракетницу и пульнет мне в лоб. И тогда я поверю, я буду просто вынуждена поверить. Я с тоской обвела комнату. Не слишком удачное место для защиты, уголок, облюбованный Херри-боем, куда предпочтительнее — за его спиной камин и каминные принадлежности: щипцы, кочерга и лопатка, за которые сейчас я отдала бы что угодно.
Каминные щипцы и кочерга — идеальное средство для защиты от сумасшедших. Треснуть бы ими по круглым очкам Херри, да руки коротки.
— Херри, вы должны понять, — я попыталась хоть как-то оправдаться. — Я — человек из совсем другого мира… Я никогда не занималась Лукасом Устрицей. Вы даже не представляете, как я далека от этого. И вы хотите, чтобы я в течение какого-нибудь получаса поверила, прониклась всем тем, о чем вы говорите? Давайте рассуждать логично, Херри, вы же ученый. Дайте мне время…
— Я не знаю, сколько времени у нас осталось.
У меня точно немного. Послезавтра приедет техник… Но почему я должна принимать на веру то, что он приедет послезавтра? А если он и приедет, то где гарантия, что он не такой же юродивый, как Херри? Нужно было покопаться в моторе, я же немного разбираюсь в нем, я видела, как чинил его мой капитанишко в Питере…
Я описала небольшой полукруг и несколько придвинулась к каминным щипцам. Теперь, при желании, я могла бы до них дотянуться. Если, конечно, Херри не разгадает мой замысел раньше.
Но Херри-бой был слишком поглощен своим Зверем.
— Я не знаю, сколько времени у нас осталось, — снова повторил он, — но аргументов — хоть отбавляй.
— Давайте, — благословила его я.
— Начнем с конца. Главный свидетель — это вы, Катрин.
Кем-кем, а главным свидетелем я уже побыла. Но лучше бы сейчас передо мной сидел Кирилл Алексеевич Марич…
— Почему я?
— Ваше удивительное сходство с девушкой на картине. Даже имена совпадают. Вы появляетесь рядом с исчезнувшей частью картины, более того — вы обладаете этой частью. Я не буду сейчас уточнять, как она попала к вам.
Сделай одолжение, Херри-бой!
— Хотя это тоже важно… Прежде чем она оказалась у вас, погибло несколько человек, правда? — Херри-бой незаметно для меня выправился, он перестал смахивать на сумасшедшего, но зато стал удивительно похож на дознавателя. Но дознаватель с голландской стороны — откуда он может знать о смерти Быкадоро-ва? Ведь эти сведения нами никогда не афишировались, так же как и сведения о первом известном владельце картины — Аркадии Аркадьевиче Гольтмане…
— Один точно погиб. И почти на ваших глазах, — уклонилась от прямого ответа я.
— Вот видите… Доска из России — это часть целого. Но и она обладает самостоятельной силой…
— И вы вызвали меня сюда именно поэтому?
— Я не вызвал… Я пригласил вас. Я думаю, вы поможете мне найти ключ. Именно вы, рыжеволосая Катрин…
— Ключ? Какой ключ?
— Мне кажется, Лукас оставил здесь что-то. Он оставил ключ…
— Это метафора, Херри? — осторожно спросила я.
— Как хотите, — он нетерпеливо дернул подбородком. — Можете называть это метафорой… Суть не меняется. Лукас не мог уйти просто так. Он оставил ключ, и я уже видел слепок этого ключа. Мне кажется, что видел…
— Я не совсем уверена, что понимаю, о чем вы мне говорите, — с сумасшедшими лучше быть лояльной. Терпение и благожелательность, Катерина Мстиславовна!
