Жара - Мария Владимировна Славкина
– Так точно, Анна Германовна. Нынешней ночью после того, как пули были извлечены, я проверила их по гильзотеке. Работа большая. Несмотря на программу компьютерного распознавания, пришлось повозиться глазками и ручками. По-видимому, это ПМ (пистолет Макарова), проходивший в трех наших делах об убийствах. Трасология очень похожая. Баллистические характеристики тоже сходны. Ну вы же понимаете, что пистолета нет. Тем не менее убеждена, что это тот самый пистолетик. Найдем пистолет – бог даст, получим продвижение по трем висякам.
– Вот что, товарищи, – сказала Захарьина, – есть две возможности. Первая. Преступник, предположим, все-таки Брахман, выбросил пистолет в первый близлежащий водоем, и поскольку мы не знаем, где это случилось, найти его не представляется возможным. Но есть вариант два. Брахман по какой-то причине или по какой-то прихоти сохранил искомый ПМ. Причин много. Брахман скуповат. Таким людям жалко выбрасывать хорошую вещь. Пусть пока полежит. Он ведь вообще не рассчитывал, что мы разыщем тело Розенфельда. Значит, чего было бояться. Ну засыпался бы на незаконном хранении оружия. Ну, получил бы три года условно. Все характеристики-то хорошие, к суду не привлекался. Начал бы ныть в суде, что в ужасные 90-е годы без этого и шагу ступить было невозможно. Плюс хороший адвокат. Ничем особенным не рисковал. И вот еще что, – вспомнила Захарьина. – Меня что-то долго мучило, а потом я сообразила. Видимо, пистолет был с глушителем. Вещь редкая и ценная. Я бы ее просто так в речку не выкинула. – Присутствующие заулыбались. – Есть у меня подозрения, что сохранил рачительный Петр Михайлович такую нужную и недешевую вещь. Андрей Алексеевич, – обратилась она к Анохину, – нужен четкий оперативный план по обеим линиям. Маршруты передвижения Брахмана, места расположения возможных тайников, круг лиц, которым пистолет мог быть доверен или сдан втемную. Затем начнем обыски, досмотры и так далее. Андрей, сейчас это самое важное.
Теперь вопрос второй. Мы начисто провалили вопросы событий, происходивших вокруг квартиры Розенфельда. Тут все. И консьержка, и соседи, и тому подобное. Мы изначально правильно определили время случившейся с Розенфельдом трагедии. Первичные показания указывали на вечер пятого июля. Но опрос консьержки все спутал. Это же она показала нам, что до полудня шестого числа Розенфельд был жив-здоров, ночевал с женщиной. Затем он якобы сел в такси и уехал к маме. Эта чертова брехня очень хорошо легла на наши версии поведения Розенфельда. Мы забросили работу по концу дня пятого июля. Но теперь-то мы знаем, что именно вечером пятого июля Розенфельда убили. А его «жизнь после смерти» – изящно подсунутая нам фальшивка. Федор, убедительно прошу тебя сделать следующее. Сейчас я подпишу у Смирнова бумагу о том, что ты являешься членом оперативно-следственной группы, которой мы придадим формат удостоверения. Если нужно, возьми кого-нибудь из парней Анохина. Ваши объекты – консьержка, соседи, кто-то же что-то должен был слышать, и, главное, камеры. Понятно, что подъездные камеры наверняка не работают, но это надо проверить. А вообще есть же там банки, дорогие магазины. Быть может, с их камер наблюдения (у них-то они всегда работают) можно будет посмотреть подъезд Розенфельда, а, может быть, и парковку, которая расположена наискосок от этого самого подъезда. Федя, – вдруг изменив тон, сказала Захарьина, – теперь мы знаем, что утром 6 июля выходил из квартиры с дамочкой Владимир Крохин, он же заходил в квартиру вечером пятого числа, потом пришел Брахман, но, если верить Крохину и Брахману, убийца заходил в квартиру Розенфельда до Владимира Крохина. И вот кто это, Брахман это или нет, это и есть наш главный вопрос. Обращаю твое внимание, что Петр Михайлович обладает, как бы это по целомудреннее выразиться, весьма выраженной семитской внешностью. Ерунда, конечно. Ну и это может помочь. Хватайся за любую соломинку.
– Анна, – ответил Измайлов, – как только выправите ксиву, сразу займусь твоим поручением. А ты, Андрей, направь ко мне для укрепления законности старшего лейтенанта Пантелеева, с ним я буду чувствовать себя спокойнее. Он хорошо умеет надувать щеки и давать понять окружающим, что человек, стоящий рядом с ним, то бишь я, является очень большим начальником, которого и называть-то нельзя.
– Правильно мыслишь, Федя, – одобрила Анна. – Теперь третий вопрос. Любовь Николаевна, сейчас мы с Трефиловым сделаем бумаги и дуйте-ка с этими бумагами на квартиру Розенфельда. Возьмите лучших из своих людей. Выскрести там нужно все. Нельзя совершить убийство, тем более с огнестрелом, и не оставить никаких следов. Так не бывает.
– Ну что это нам даст Анна Германовна? Мы же и так знаем, что было совершенно убийство. Мы знаем, как оно было совершено. Какие индивидуальные характеристики убийцы вы хотите получить?
На минуту показалось, что Анна Захарьина пропустила сильный удар в челюсть. Старший следователь по особо важным делам глубоко задумалась.
– Значит, это отменяется. Сейчас, Любушка, мы поедем к Вове Крохину. Вплоть до вытаскивания с похорон. И узнаем главное, что мы по нашей небрежности не узнали. Мы должны узнать, как был одет Брахман в ночь убийства. После этого мы в процессуально определенном порядке изымаем шмотки товарища Брахмана, и вы, Любовь Николаевна…
– Я знаю, что с этим делать.
– Ну что ж, за работу, товарищи, – завершила совещание Захарьина. – Собираемся по мере поступления новых данных.
* * *
Захарьина и Сидорова ехали в служебном автомобиле в район Лефортово, в котором располагался московский криминальный морг. Там находили упокоение люди, которые не умирали в своей постели.
– Только бы успеть до выноса тела и начала процедуры перевоза тела на кладбище, – произнесла Захарьина. – Там задавать все эти вопросы будет
