Владимир Колычев - Палач мафии. А теперь Горбатый!
Самый гуманный суд в мире приговорил его к трем годам заключения на общем режиме. И Роберт пошел по этапу.
Воровской суд помиловал его. Его не стали приговаривать к высшей мере через опущение, как это делали с насильниками.
Он жил на общих правах. Никто его не жалел и поправок на инвалидность не делал. И он сам никого не щадил. Все менты стали его врагами. Все зэки – братьями. Опущенные – изгоями. Он принял арестантские законы и жил по ним. И жил неплохо. Никто не издевался над ним, не оскорблял.
Но как чувствовал Роберт, что это до поры до времени.
После карантина их распределили по отрядам, развели по баракам-общежитиям. Это лучше, чем тюремная камера. Просторное помещение, аккуратно заправленные шконки в два яруса. Свежевыкрашенные стены, полы – приятно пахло краской. На окнах занавесочки, цветочки... И два хищных типа приблатненного пошиба.
Один из них с ходу наехал на Роберта:
– Ты, чмо горбатое, тебя че, исправляться сюда отправили, гы-гы? Менты че, не врубают, что горбатого только могила исправит, гы?
Это оскорбление. И если Роберт хочет оставить за собой уважение, он должен смыть его кровью. Хотя это и необязательно. Если, конечно, этот подонок не попросит у него прощения.
– Ты, я вижу, пошутил, – тихо с достоинством сказал он. – Плохая шутка. Извиниться надо.
– Перед кем, перед тобой? – захохотал тип.
Но смех его тут же оборвался. Лицо его разгладилось, взгляд опустел. И сам он обмяк. И на глазах у всей толпы начал медленно опускаться на колени.
– Извини... Извини, братан, – глядя куда-то перед собой, бесцветным голосом выдавил он. – Я пошутил. А шутка плохая... Извини...
– Больше так не делай, – сказал Роберт.
И отвел от него парализующий взгляд.
Приблатненный тип очнулся, пришел в себя. Лихорадочно огляделся по сторонам. Под шум толпы вскочил с колен.
До него дошло, какую злую шутку сыграл с ним Роберт. Он понимает, что ему теперь никогда не подняться с колен в глазах людей. Но все же пытается взять реванш.
– Ах ты, падла! – Он с ревом выхватил заточку из-за голенища кирзача.
И ринулся на Роберта. Только при этом зачем-то расставил в стороны руки. Видно, собирался полоснуть его с размаху.
Этот удар показал ему Павел Трофимович. И все девять лет после школы от нечего делать Роберт набивал кулак на стволах деревьев. Он умел бить резко, сильно. И сейчас доказал это...
Он ударил его кулаком в сердце. На выдохе. Парень замер, выпучил глаза и выронил из рук заточку. На пол падал его труп...
За этот выпад Роберт попал под статью. Выездной суд добавил к его сроку два дополнительных года.
Но еще до этого состоялся воровской суд. И он добавил Роберту... уважения и авторитета.
Эти пять лет он прожил в чине авторитетного мужика. В отрицаловку не входил, с ворами особо не дружил, работал на «промке», давал план. Через два года стал бугром. Жил по понятиям, вел себя правильно. И на волю откинулся всеми уважаемым человеком.
* * *Лучше бы он оставался на зоне. Жизнь там не сахар. Но и не горькая соль. А на воле – мрак. В глазах самодовольных обывателей он закоренелый бандит и насильник. Он волк. А непогашенная судимость – его волчий билет.
Только одна бабушка его понимает. И мать. Но она где-то далеко-далеко. Колобродит где-то в северных краях.
Но мать ему не помощник. А бабушка дышит на ладан. Ее жалкой пенсии едва хватало на них двоих. Поэтому нужно было устраиваться на работу.
Он сунулся в колхоз. Но там облом. Никто не решился доверить волку коров. А за копейки горбатиться на колхозных плантациях он не хотел. И без того горбатый.
Куда бы он ни обращался, везде получал отказ. Кому нужен инвалид и бывший зэк, никому... Хорошо, если его просто отваживали. А то попадались козлы, которые грубили ему, оскорбляли. Роберт едва сдерживался, чтобы не призвать этих скотов к ответу...
Только в одном месте ему не показали от ворот поворот. И то, какое это было место. Морг при городской больнице. Если по-научному, патоморфологическое отделение. Зарплата мизерная. Но устроиться сюда непросто. Должность-то, оказывается, блатная. И если бы не главный санитар дядя Вася, Роберта погнали бы отсюда поганой метлой.
А дядя Вася – человек. Сам, было дело, мотал срок. Восемь лет за кражу колхозной собственности. Судимость Роберта его не смущала. А то, что калека, – так это только предлог, чтобы взять его к себе. Пожалел его человек, пригрел. И большое ему за это человеческое спасибо...
Первое время Роберт вкалывал в качестве шныря. Перетаскивал трупы, мыл инструменты. Ну и, конечно же, надраивал до блеска полы. Потом дядя Вася допустил его к святая святых – к секционному столу. Показал, как делается вскрытие по Шору.
– Ты, главное, язык закуси, – посоветовал он. – А то по первому разу можно обед обратно вывернуть...
Он аккуратно разложил хирургические инструменты возле трупа. Взял скальпель, чиркнул по животу.
– Ты как, нормально? – спросил дядя Вася.
– Нормально, – кивнул Роберт.
Что-то трепыхнулось у него в желудке. Но обеденная каша наружу не попросилась. Не таким уж и страшным оказался этот момент.
Дядя Вася деловито доставал из трупа печень, сердце, легкие, желудок. И так же деловито объяснял:
– Главное, не порезаться. А то и желтуху можно подцепить, или еще какую дрянь... Или сифилис. Был у меня один придурок. Бабу мертвую изнасиловал. Извращенец херов... Я его лично за жабры взял и на помойку... А может, и не надо было его выгонять. Все-таки семь лет проработал. А работа у нас такая. К смерти привыкаешь аж бегом. И жмурики как родные. И даже как живые, хы-хы. А баба та бесхозная была. Может, ей даже хорошо было... Но ты смотри у меня, чтобы никаких херомундий...
– Гонишь? – сухо спросил Роберт.
– Не, просто предупреждаю... Так, давай потроха собирай. А я заключение буду писать...
Скоро и сам Роберт привык к смерти. Иногда даже стал ловить себя на мысли, что думает о трупах как о живых.
Однажды к ним привезли мертвую девушку. Спящая красавица. Только без одежды... Просто невозможно было отвести взгляд от ее прекрасного, словно выточенного из мрамора, лица. Рука сама тянулась к ее холодной груди... Но Роберт не позволил себе прикоснуться к этой мертвой красоте.
Во-первых, он не некрофил. А во-вторых, к смерти нужно относиться с уважением. Ибо смерть умеет наказывать...
Шли годы. Роберт не просто привык к своей работе. Он прикипел к ней душой и телом. И карманом...
Вообще он был равнодушен к деньгам. Но если они сами идут в руки, незачем гнать их от себя.
Наставник дядя Вася ушел на пенсию. И Роберт теперь был вместо него. Все финансовые потоки замыкались на него. А они были. Люди просили особо позаботиться о своих умерших родственниках и сами клали в карман санитара хрустящие купюры. А обмыть тело, подготовить его к погребению – все тот же «левак».
Приходилось делиться с врачами-патоморфологами. Но Роберт нежадный. Ему много не надо... И все же за несколько лет у него дома скопилась приличная сумма...
* * *В один прекрасный момент Роберт решил, что хватит ходить пешком. И отправился в соседний город за машиной.
Он был совсем не прочь купить «Жигули». Но для этого нужно было лет пять, а то и все десять простоять в очереди. Гораздо легче было купить «Москвич». И здесь была своя очередь, правда, далеко не такая большая. Как инвалид, Роберт пользовался льготами. В общем, он получил долгожданный вызов на получение машины.
Он взял «четыреста двенадцатый» «Москвич». Новенький, с головокружительным запахом в салоне. И ерунда это, что «Москвич» – это кляча. Бегает резво, легко.
Но далеко Роберт не уехал. Крепкие парни в куртках из варенки взяли его на бензоколонке.
Роберт был наслышан о дорожных бандитах. Но никак не думал, что они позарятся на «Москвич». И все равно положил рядом с сиденьем монтировку. С ней и вышел навстречу опасности.
– О! Е-мое! С железякой! – услышал он за спиной голос.
Хреново, если с тылу тоже подперли. А спереди два хлопчика с ухмылистыми рожами.
– Роба, я думал, ты их на колени будешь ставить! – снова все тот же голос.
Роберт обернулся... Так и есть, это Золик, давнишний кент по зоне.
– Ну привет, братуха!
Золик широко улыбнулся и полез обниматься.
Как и Роберт, он числился в мужиках. Но особым уважением не пользовался. Был момент, когда его собирались опустить. Но Роберт заступился за него. И теперь Золик был обязан ему по гроб жизни. Золик явно косил под крутого блатаря. Ворот рубахи широко расстегнут, на груди наколка, на пальце татуированный перстень. Во рту золотая фикса. В принципе, он и был крутым. Роберт узнал, что у него своя банда. Рэкет, автомобили, все такое прочее.
– Вот так и живем... – рассказывал Золик уже в ресторане.
«Москвич» стоял в надежном месте, в гостинице Роберта ждал номер.
– Времена нынче такие. Демократия. Кооперация. Можно все, что не запрещено... А мне лично по фигу, чего можно, а чего нельзя. Как могу, так и живу. И как видишь, живу неплохо. Иномарка своя, хата в центре города, кабак вот. Девочки...