Татьяна Степанова - Душа-потемки
Даешь!
Командирские часы на запястье полковника Гущина показывали ровно 21.00, когда их наконец-то допустили в неприметную пристройку у казарменной стены. Внутри пахло масляной краской. Среди паутины коридоров можно было запутаться, но дежурный офицер знал дорогу и привел их к бронированной двери – старой, выкрашенной в зеленый цвет.
Возились с замками… долго что-то… Потом дверь бесшумно открылась, и Катя поразилась ее толщине. Вниз вела крутая лестница с железными перилами, на стенах тускло горели лампочки.
– Здесь освещение работает, но если дальше начнете продвигаться, там есть совершенно темные участки, – предупредил офицер. – У всех у вас есть фонари?
И конечно, фонаря не оказалось только у Кати! Она вообще о нем не подумала. Елистратов вздохнул и велел оперативнику дать ей запасной.
Катя тут же щелкнула кнопкой и ощутила, что к бою готова. Где этот чертов колчан со стрелами? Где верный лук? Гончие мои, айда вперед, в этих местах, в этих забытых богами местах мы еще не охотились…
Но коленки все же предательски дрожали, когда они спустились вниз и темнота, липкая как смола…
Лампочки остались высоко на стенах, а вниз пошла еще одна лестница – столь же крутая и ржавая.
А потом еще одна.
И еще одна.
Спускались очень осторожно, светя фонарями.
И наконец-то достигли дна.
Темно.
– Однако сухо тут, – заметил Гущин. – Я ожидал, что по уши в дерьме сразу окажемся.
– Погоди еще, эти прелести от нас не уйдут, – Елистратов светил фонарем. – По идее, тут до универмага через площадь метров триста… Что там на плане?
Гущин достал из блокнота кусок кальки.
– Вот этот участок, где мы сейчас. Тут в стороне подземная дорога – уходит к Садовому кольцу и дальше параллельно улице Полянке.
– А это? Пунктир какой-то, – Елистратов ткнул пальцем.
– Это и есть ветка спецметро. Проходит опять же параллельно… Вот тут над веткой Монетный двор и территория Гознака, возможно, там когда-то была подземная станция, связанная с хранилищем. Но на плане это не отмечено.
– Так, а дальше наш непосредственный участок?
– А вот этого фрагмента как раз и нет.
– Как это нет?
– Утерян или изъят, – Гущин хмурился. – Скорее всего, утерян. Ничего, я говорю, на месте все проверим. Давайте в этот туннель, нам сюда.
«Триста метров пройти всего, это же немного, это же рукой подать», – думала Катя, водя фонарем по стенам, по потолку.
Туннель – высокий и узкий – вел их куда-то в темноту. Под ногами – бетон, потрескавшийся от времени. Изредка в бетонных же стенах попадались какие-то скобы, иногда наполовину стершиеся указатели.
Неожиданно пространство расширилось. Узкий туннель кончился, и начался широкий.
– Асфальт, – Гущин топнул ногой. – Вот он, этот секретный автобан… Да тут две полосы… здесь не только легковушки пройдут, но и грузовики.
– Так и задумывалось, когда строилось. Усатый все предусмотрел, – Елистратов поднял голову. – А свод-то кирпичный… небось зэки строили… сколько их тут погибло, бедолаг, в этих подземных лабиринтах.
Катя посветила в сторону – тьма какая… наверное, когда-то здесь все хорошо освещалось, вон проводка висит… Но время все разрушило, оборвало, окислило…
– Дорога дорогой, однако мы уклонились от маршрута, – Гущин светил фонарем, – нам туда.
– Точно? – спросил Елистратов.
Гущин махнул рукой и повел их маленький отряд в темноту. Шли минут двадцать. И туннель все не кончался, а потом вдруг свернул и… растроился.
Кате стало опять не по себе: теперь уже три туннеля, к тому же они покрыли такое расстояние за это время… триста метров минут за пять преодолеешь – площадь всего-то перейти там, наверху, и два светофора… А тут они все идут, идут…
– Федор Матвеевич, а что, собственно, мы ищем? – спросила она.
– А ты до сих пор не поняла?
– Нет.
– А я вот все думал, как это маршал Хвостов… который к балерине приезжал сначала на машине, потом вдруг стал инкогнито появляться… Как это старушка-то говорила – раз, а он уж на площадке с букетом, а тачку его никто и в глаза не видел.
– Я, может, и догадываюсь, но…
– Дорога-то вон она, секретная. Из самого центра прямо на юг, к нам в область проложена была на случай эвакуации всех столичных учреждений. А со всякой дороги съезды должны быть, входы-выходы. Вот мы один такой съезд и пытаемся найти. А может, и не один, может, их несколько.
И кажется, чего проще? Дорога на юг, съезды по бокам – значит, на восток и на запад, но… То ли темнота тому виной, то ли то, что фрагмент плана, как назло, отсутствует…
– Что-то мы бродим-колобродим, – констатировал Елистратов. – Мне кажется, мы тут уже проходили.
– С чего ты решил? – спросил Гущин.
– Кладка кирпичная.
– Ну и там тоже кирпичная.
– Рисунок… я уже его видел.
Катя посмотрела вверх, светя фонарем, – кирпичный свод тоннеля. Как можно тут что-то различить, кладка, она везде одинаковая.
Неожиданно в нос ударила резкая вонь.
– Осторожно, – Гущин, шествующий во главе их маленького отряда, предупреждающе поднял руку. – Вот она, матушка, канализация… то есть труба, коллектор… где-то тут он у меня, голубчик, на плане… Вот он где… слушайте, – он огляделся, – а мы здорово в сторону уклонились. Сюда еще сотня метров, и над нами Люсиновская улица, а нам туда не надо. Ну-ка правее, вот в этот туннель.
Шли по туннелю, под ногами что-то скользило, Кате не хотелось думать, что это такое.
Казалось, туннель никогда не кончится. Ведь всего площадь и два светофора – там, наверху! Отчего же мы столько блуждаем?
– Полтора часа, как спустились, – заметил Елистратов. – Что-то не нравится мне все это. Так вслепую мы тут всю ночь проведем. Не лучше ли вернуться?
Гущин смотрел на свою кальку.
– Слушай, где мы вообще?
Гущин молча свернул кальку, сунул в карман и зашагал в темноту, светя фонарем.
«Под ногами сухо, – отметила Катя, – и снова, кажется, асфальт. И что там с кирпичной кладкой на потолке? Свети не свети фонарем, смотри не смотри… Интересно, а та вторая группа, которая готова спуститься из Партийного переулка? Не пора ли подать им сигнал SOS?»
Словно подслушав ее мысли, Елистратов достал сотовый и начал звонить, но…
– Сигнала нет, вот черт, тут ведь кругом бетон, как в бункере мы подземном.
Неожиданно туннель расширился и…
– Дорога, – обрадовался Гущин. – И опять в две полосы, и для грузовиков достаточно места. Но это другая дорога, и на плане ее нет. Ну-ка, посмотрим направление, – он сверился с компасом. – Север – юг, что же получается, запасной вариант?
– Тут туннель начинается! – крикнул из темноты один из оперативников. – И лестница железная наверх.
Они все двинулись на голос. Туннель – неширокий, но и не узкий, с бетонными стенами и полом – выглядел тупиком, если бы не одна деталь – ржавые ступени и ржавые перила металлической винтовой лестницы.
– Конечно, может быть все, что угодно, вплоть до уличного колодца, – заметил Елистратов. – Но там обычно просто скобы набиты, а тут лестница винтовая и дорога – подземное шоссе.
Он первый начал подниматься.
– Вроде как выдержит, только давайте осторожно, по одному. Но сначала я проверю, что там.
Они ждали внизу, когда он вскарабкается.
– Давайте поднимайтесь! – крикнул Елистратов сверху, но голос его звучал глухо, словно с небес. – Тут выход, дверь!
Катя, стараясь не ободрать ладони о ржавое железо, цепко ухватилась за перила.
– Лезешь? – спросил Гущин, он задыхался от крутого подъема.
– Лезу, Федор Матвеевич.
Винтовая лестница делала виток за витком. И вот, кажется, последняя площадка и…
Катя, Гущин, а следом за ним оперативники вышли через проем узкой железной, настежь открытой Елистратовым двери.
– Где мы? – спросил Гущин.
– В каком-то подвале.
Низкий потолок, трубы отопления, вентили, проводка.
– Тут дверь, выход, но он заперт, – сказал Елистратов. – Ну-ка, пойдемте.
Шли по подвалу вдоль труб, пригибаясь, фонари выключили, потому что под низким потолком горели лампочки, забранные сеткой.
Неожиданно сбоку возникла ниша. Там был навален какой-то хлам – ржавые батареи, мешки с известкой – кажется, не пройти через эту баррикаду, но зоркий Гущин заметил…
– Погодите, погодите, там проход, – он начал протискиваться между мешками и батареями, толкнул рукой стену и…
Дверь скрипнула – на этот раз не железная, а деревянная.
Они вышли и очутились на лестничной площадке – прямо по курсу выкрашенная зеленой краской труба мусоропровода. Дверь располагалась за этой трубой. На площадке – старый велосипед и две детских коляски. Шахта лифта, забранная сеткой.
Катя огляделась и внезапно поняла, что уже видела и эти стены, и этот лифт, и те вон ящики почтовые.
– Ну вот, что и требовалось доказать, – Гущин, тоже узнавший место, повел рукой. – Вот как этот черт… этот маршал-донжуан сюда приходил инкогнито, – он сделал ударение на предпоследнем слоге. – «Генеральский» дом, дери его за ногу… А дверка-то, – он обернулся, – тут ведь все оштукатурено было, а штукатурку кто-то содрал, причем совсем недавно.
