Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание - Леонид Михайлович Млечин
Вице-адмирал Хомма относился к тем людям, чей образ жизни, манеры и привычки, достаточно экстравагантные сами по себе, служат окружающим благодатным материалом для создания разного рода легенд, иногда самого фантастического свойства. Об адмирале Хомма говорили, что он не знает страха и поражений.
На флоте рассказывали, что безусым лейтенантом Хомма попал на курорт Югавара, известный своими горячими источниками. В первый же день в овощной лавке он увидел мандарины и проглотил за один присест сорок семь штук. На следующий день он попал в больницу с подозрением на аппендицит. В самом ли деле у будущего адмирала воспалился червеобразный отросток слепой кишки, или он просто переел, осталось неизвестным, поскольку для оной легенды это не имело ни малейшего значения. В кубриках и кают-компаниях рассказывали, что Хомма наотрез отказался от обезболивающих средств при операции. Врачи не могли скрыть своего удивления: с такой странной просьбой к ним еще не обращались. Больные всегда просят избавить их от страданий и боли… «Зачем ты это сделал?» — спросил будущего адмирала один из сослуживцев после операции. «Хотел узнать, что ощущает человек, когда делает харакири» — таков был ответ.
Когда осенью 1944 года американцы начали высадку в заливе Аейтё, вице-адмирал Хомма был назначен командующим морской авиацией. Из Токио он вылетел прямо на базу Кларк-филд, где было сосредоточено около полутысячи японских самолетов. Ставка надеялась сорвать высадку американских десантных подразделений с помощью авиации. 24 и 25 октября японские самолеты поднимались в воздух и волна за волной обрушивали бомбовый груз на транспортные и боевые корабли американцев в заливе Аейтё. Командиры авиаотрядов наперебой докладывали о потопленных и подожженных кораблях противника. Настроение в штабе японских войск на Филиппинах заметно улучшилось. В офицерской столовой говорили о том, что военное счастье возвращается к Японии и Макартуру не удастся высадиться на Филиппинах. Не все были столь оптимистичны, но даже самые осторожные в оценках офицеры были бы изумлены, узнав, что именно в эти дни адмирал Хомма отправил домой письмо, которое не должно было попасть в руки военной цензуры.
Хомма писал своим детям: «Я не знаю, сколько лет продлится эта война, хотя, пожалуй, не так долго, как многие считают. Война становится все более ожесточенной, и нет гарантии, что Токио, как и другие крупные города, не превратится в пустыню. Гамбург и Берлин уже снесены с лица земли. У вас обоих нет никаких перспектив на будущее. Мне жаль вас. Однако вся Япония находится в подобном положении, и я могу сказать только одно: будьте храбрыми, нужно выстоять».
Жене Хомма отправил отдельное письмо: «Всей Японии суждено испытать ужасы войны. Ты должна иметь это в виду. На острове Сайпан, захваченном американцами, находятся 150 бомбардировщиков В-29, готовых бомбить Японские острова; весной их будет 250, а к лету, вероятно, 500. Это означает, что налеты станут более интенсивными. Если оправдаются мои худшие предположения, враг может высадиться на побережье Тиба и атаковать Токио. Кампания на Филиппинах складывается не в нашу пользу. Мы готовы ко всему. Не обольщайся относительно моего возвращения, вряд ли ты увидишь меня живым, будь сдержанна, подумай о детях».
Сводки Императорского штаба, передававшиеся по радио под звуки военных маршей, возвещали о крупных победах японского оружия. В Токио и Осаке состоялись митинги в честь редкой победы. В радиопередачах на заграницу назывались грандиозные цифры потерь американского флота. Офицеры американской разведки, знакомясь со сводками радиоперехвата, насмешливо хмыкали. Высадка на Филиппинах началась. Генерал Макартур объявил в характерном для него высокопарном стиле: «Народ Филиппин, я вернулся. Милостью всемогущего Бога наши войска опять находятся на земле Филиппин…» Адмирал Хомма понимал, сколь велико торжество Макартура, два с лишним года назад бежавшего с Филиппин, захваченных победоносной японской армией.
В Токио приняли решение дать американцам решительный бой в заливе Лейтё. Заместитель начальника генерального штаба Хата прибыл в Манилу, чтобы объяснить обороняющимся войскам: американцы совершают грубую ошибку, высаживаясь на Филиппинах. Нужно воспользоваться наглой самоуверенностью бездарного американского командования, сконцентрировать все силы на острове Лейтё и покончить с американцами одним ударом, изменив ход войны.
Командующий 14-м фронтом генерал Ямасита и адмирал Хомма пытались возражать: переброска войск на Лейте под огнем вражеской авиации приведет к большим потерям и неразберихе. В ответ они услышали холодное: «Это приказ императорской ставки».
Когда Ямасита и Хомма вышли из здания штаба, их глаза на минуту встретились, и они вдруг дружно расхохотались. Была уже глубокая ночь. Они долго стояли молча и смотрели на луну. Оба они прекрасно сознавали, что в грядущем сражении нет надежды на успех и скорее всего им суждено погибнуть. Они надеялись подороже продать свои жизни, убив побольше врагов, и задержать противника насколько возможно, продлевая время, отпущенное Японским островам для строительства оборонительных сооружений и мобилизации резервов. Теперь даже это было невозможно. И от безысходности они предпочли рассмеяться, обретя таким образом некоторое душевное равновесие. Они должны подчиниться судьбе, как положено солдатам.
Адмирал Хомма вызвал в свой штаб всех старших офицеров из подчиненных ему авиасоединений. После нескольких бессонных ночей он ощущал усталость, и это чувство передалось всем присутствующим. Потери авиации от зенитного огня американцев превосходили все допустимые нормы, летчики не имели возможности передохнуть. Созванные на совещание офицеры украдкой поглядывали на часы. Что нового мог сказать им адмирал? Летчики хорошо относились к Хомма. Сам он летал до последнего времени, первым совершил более чем рискованный поступок — прыжок с
